Но жизнь не стоит на месте. Милитаризм, который, казалось, окончательно уничтожен и живет лишь в безумном мозгу старика, постепенно, шаг за шагом, набирает силы. Границы крепости, которую многие годы защищал старик, на наших глазах все расширяются, и их очертания превращаются в очертания самой Японии конца 50-х годов.

Таким образом, произошло не разрушение крепости, укрывшей старика, а ее поглощение неизмеримо большей крепостью.

Мужчина, борясь с прошлым, сам постепенно становится одним из тех, кто его возрождает. И тогда его борьба с безумным стариком лишается смысла. Зачем воскрешать прошлое, если настоящее уж полностью сомкнулось с ним. Вспомним, что пьеса написана в те годы, когда Япония наживалась на корейской войне.

"Крепость" - пьеса-предупреждение против милитаризма. О том, как был прав Абэ, как современна была его пьеса для начала 60-х годов, можно видеть хотя бы из того, что не прошло и десяти лет после появления пьесы, как покончил самоубийством, сделав харакири, известный японский писатель Юкио Мисима в знак протеста против того, что правительство недостаточно активно, с его точки зрения, превращает Японию в могучую военную державу.

В "Охоте на рабов" Абэ рассказывает на первый взгляд незамысловатую историю о простаке и жуликах, разными хитроумными способами пытающихся обобрать его. Пьеса чем-то напоминает мольеровского "Мещанина во дворянстве".

Человеку несказанно повезло. Крохотный участок земли, которым он владел, целиком покрыло новое шоссе, и он получил в виде компенсации кучу денег. Вчерашний нищий превратился в миллионера. И тут же его окружают люди, стремящиеся поживиться.

Но пьеса совсем не о том, как обобрали простака. В ней другая, гораздо более глубокая мысль: человек может случайно разбогатеть, может одуреть от неожиданно свалившегося на него богатства, но не это само по себе превращает его в подлеца. Heизбежно становится подлецом тот, кто сделает хоть шаг в сторону обогащения, вернее, в сторону активного добывания богатства. Вот тогда-то и происходит крушение надежд, происходит переоценка ценностей, порой нестерпимо мучительная.

Когда девушка с самыми лучшими побуждениями приходит в дом хозяина, чтобы предложить свои услуги в качестве учительницы, когда она, стремясь помочь своему другу, вводит его в этот дом, у нее и в мыслях не было обирать хозяина. Она хотела честно заработать деньги, чтобы вместе с другом продолжать учебу в университете. И вдруг она с ужасом обнаруживает, что жажда тааживы превратила ее друга и его товарищей в животных. Если между ученым и зоологом, придумавшими каких-то неведомых уэ, чтобы с помощью их мнимого магнетизма лечить хозяина и сорвать с него побольше денег, и двумя оборванцами, изображающими уэ, еще существовала дистанция, то друг девушки и его приятели сами превращаются в животных.

Действительно, можно ли найти более грязное животное, чем человек-юноша, готовый отдать хозяину в жены девушку, свою вчерапшюю невесту, лишь бы извлечь из этого выгоду.

Что ж, удивляться, что девушка, облачившись в лохмотья, в знак протеста заявляет: "Я уэ". И впрямь в этом мире денег лучше уж быть уэ, чем человеком.

И не потому ли все, в ком еще сохранились человеческие черты, кто еще не превратился в животное - девушка, зоолог, сам хозяин,- предпочитают причислить себя к уэ.

Мысль, что жажда денег превращает человека в животное, в общем-то не нова. Но, пожалуй, она звучит по-новому в сегодняшней Японии, которая становится "обществом потребления", "экономическим чудовищем", где процесс дегуманизации человека развивается так стремительно.

Почти во всех произведениях Кобо Абэ, как прозаических, так и драматургических, встречаются фантастические, немыслимые, нереальные на первый взгляд ситуации. Реальность у него соседствует с вымыслом, напряженная трагедия-с гротеском и юмором. Однако при этом Абэ никогда не переступает черты, за которой кончается реалистическое искусство. Вымысел, гротеск у Абэ всегда неразрывно связаны с реальной действительностью, переплетаются с ней, что еще больше усиливает реалистическое звучание его произведений.

Совсем не случайно многие японские критики отмечают большое влияние на творчество Абэ, в том числе и на его драматургию, произведений Гоголя. Действительно, служители ада из пьесы "Человек, превратившийся в палку", кстати, пользующиеся для переговоров с сатаной современным транзисторным радиоприемником, сродни "нечистой силе" из ""Вечеров на хуторе близ Диканьки", а "отбившиеся от рук" призраки удивительно напоминают разгуливавший по Невскому проспекту чиновничий нос. Думается, вряд ли нужно доказывать, насколько усиливают подобные гротескные приемы сатирическое звучание пьес Абэ.

Было бы неверно утверждать, что романы и пьесы Абэ отражают жизнь Японии во всей ее полноте, во всем многообразии.

В них сказана не вся правда о сегодняшней Японии. Но сказано многое, что волнует людей не только в Японии, но и во многих странах мира. Сказано сильно и мудро. Потому-то философские романы и пьесы, романы и пьесы-притчи Абэ читают и перечитывают и в Японии и во всем мире.

Владимир Гривнин