Уже как бы стало общепризнанным мнением, что возвышение Сталина в партии связано не с конкретной работой, а с умением вести интриги. Но если проследить источник этого мнения, мы придем все к тому же Троцкому, старому и упорному врагу Сталина. Именно Троцкий назвал его «самой выдающейся посредственностью». Ну а потом это мнение уже пошло «в народ» и, оторвавшись от своего источника, стало той истиной, которую «все знают».

Итак, суммируем первые годы партийной работы Иосифа Джугашвили. Он — один из первых профессиональных революционеров в Закавказье, если вообще не первый. Участвовал в организации демонстраций, стачек и работы нелегальной типографии в Тифлисе, затем, уже самостоятельно, поставил на ноги организацию в Батуме. К моменту своего ареста весной 1903 года он имел уже солидный практический опыт и был известным в Грузии деятелем социал-демократической партии.

Теперь посмотрим, как складывалась партийная жизнь его главного оппонента — Троцкого. Начинали они одинаково. В 1897 году Бронштейн, кстати, ровесник Иосифа, вместе с друзьями организовал «Южнорусский рабочий союз» — социал-демократическую организацию, которая, по замыслу, должна была заниматься революционным просвещением рабочих. Основной их деятельностью было печатание и распространение листовок. Но продолжалось это недолго — 28 января 1898 года неопытных революционеров арестовали. Два года, пока шло следствие, их держали в одесской тюрьме, а затем в административном порядке Бронштейн был выслан на четыре года в Сибирь. В августе 1902 года он бежал из ссылки (бросив жену и двух маленьких дочерей — им впоследствии материально помогали родители Бронштейна, которые не могли смириться с тем, что их внучки живут в нищете). А отец семейства отправился прямым ходом в эмиграцию, где занялся журналистской работой, к которой имел несомненные способности, так что известный революционер Кржижановский дал ему прозвище «Перо». Д. Волкогонов пишет о нем язвительно, но точно: «Я не знаю ни одного русского революционера, который бы так много, подробно, красочно говорил о себе… Троцкий замечает, что «никому еще не удавалось написать автобиографию, не говоря о себе». Это верно. Но Троцкий очень много говорил о себе и тогда, когда писал не автобиографию»[27].

Так складывались партийные карьеры Троцкого и Кобы. Слова «карьера» и имя романтического героя, взятое в качестве псевдонима, плохо сочетаются между собой. Еще меньше сочетаются это слово и членство в радикальной партии, хотя ученые — историки, политологи и прочие без малейшего содрогания применяют его даже к тем, кто стоял у самого начала РСДРП. Люди, думающие о карьере, не становятся членами радикальной партии. В целях карьеры идут в партии умеренно-либеральные, которые в перспективе могут иметь хорошее представительство в парламенте, — ну будет же когда-нибудь парламент в России! А еще лучше куда-нибудь в администрацию, в чиновники — с талантами и работоспособностью Иосифа он мог достичь чинов очень высоких. Да что говорить — перед ним расстилалась ровной дорогой церковная карьера. Правда, тут требовалось монашество, так что Иосифа это вряд ли устроило бы — женщин он любил… Но как бы то ни было, радикальная революционная партия — последнее место, куда идут люди, думающие о карьере. Это прибежище романтиков, мечтателей, а то, что большевики получат возможность реализовать свои мечты, ни одна гадалка не рискнула бы предсказать. Да и сам Сталин до последнего момента не верил в то, что это возможно, — до тех пор, наверное, пока сам не занял место у штурвала новой империи.

Когда молодой пропагандист Иосиф Джугашвили отбывал в свою первую ссылку, он был уже далеко не «шестеркой» в большевистской колоде. В том же 1903 году состоялось его заочное знакомство с Лениным. До того Иосиф знал Ленина по «Искре» и давно им восхищался, ему нравилось умение этого человека писать о самых сложных вопросах просто и ясно. Не то незадолго до ареста, не то уже из тюрьмы он послал письмо одному из своих друзей за границей, и результат превзошел все его ожидания.

«Будучи уже в ссылке в Сибири… я получил восторженный ответ моего друга и простое, но глубоко содержательное письмо Ленина, которого, как оказалось, познакомил мой друг с моим письмом. Письмецо Ленина было сравнительно небольшое, но оно давало смелую, бесстрашную критику практики нашей партии и замечательно ясное и сжатое изложение всего плана работы партии на ближайший период. Только Ленин умел писать о самых запутанных вещах так просто и ясно, сжато и смело — когда каждая фраза не говорит, а стреляет…» Это письмо не сохранилось — Иосиф сжег его, о чем потом очень сожалел.

…Ленинское письмо грело душу, тем более что в Грузии у него после побега возникли серьезные проблемы. В Тифлис он приехал в самое неподходящее время — одна за другой шли волны арестов, старые знакомые Иосифа находились кто в ссылке, кто в тюрьме. Появились, правда, некоторые новые знакомства. Один из этих людей впоследствии станет близким другом Иосифа — это тифлисский рабочий-механик С. Я. Аллилуев. С другим отношения будут сложные и кончатся трагически — это Лев Розенфельд, который позднее под псевдонимом Каменев станет одним из руководителей партии большевиков.

Оставаться в Тифлисе, где все еще шли аресты, было слишком опасно, и Иосиф отправился в Батум. Но, как оказалось, в Батуме его не очень-то ждали. Еще в 1903 году в докладе Тифлисского розыскного отделения Департаменту полиции сообщалось, что «деспотизм Джугашвили многих возмутил, и в организации произошел раскол», так что понадобился эмиссар из Тифлиса, чтобы примирить враждующие стороны. Действительно, если было нужно, добиваться своего Сталин умел, и не всем членам социал-демократической вольницы это нравилось.

После ареста Иосифа верх в организации взяли его противники во главе с И. Рамишвили — в будущем он станет меньшевиком. Трудно, правда, понять, чем отличались в то время кавказские большевики от кавказских меньшевиков, учитывая, что большинство этих «теоретиков» едва ли в силах было разобраться в сути политических разногласий между теми и другими. Но это делу не мешало: кавказские социал-демократы тут же с удовольствием разделились на два лагеря и стали оспаривать друг у друга главенство в каждом городке и на каждом заводе.

Итак, пока Иосифа не было, власть в Батумской организации захватили его противники. Узнав о приезде прежнего лидера, комитет постановил: к работе не допускать. Более того, как вспоминает Н. Киртава, у которой остановился Coco: «Рамишвили вызвал меня в комитет и стал кричать: "У тебя остановился Джугашвили?" — "Да", — отвечаю. "Должна прогнать из дома, в противном случае исключим тебя из наших рядов". Надо думать, крепко был обижен Рамишвили, если для того, чтобы выжить противника из города, он применял такие меры.

Иосиф оказался в отчаянном положении. Он перемещался по Батуму с квартиры на квартиру, а председатель комитета преследовал, требовал, чтобы его не укрывали, угрожал ослушникам исключением. Тогда он решил уехать обратно в Тифлис, но для этого нужны были деньги. Несколькими месяцами ранее, когда Иосифа отправляли в ссылку, батумские рабочие устраивали для него складчину, а теперь было не достать каких-то полтора рубля на дорогу — большинство старых товарищей отказывали в помощи. Наконец, знакомый кондуктор довез Иосифа до Тифлиса.

В чем же дело? Большевики, меньшевики… но нельзя же так обращаться со старым товарищем и, в конце концов, с фактическим создателем организации! Да и странно это, не такими уж дисциплинированными партийцами были батумские рабочие. Исключить! Смотри, друг Рамишвили, как бы тебя самого за такие фокусы не исключили!

Ситуация объясняется просто: именно в то время поползли слухи о том, что Джугашвили — провокатор, и, похоже, распространял их Рамишвили. Нужно же ему было как-то оправдать преследование человека, который, по сути, создал организацию — и, ничего не говоря прямо, он пустил слух, что в организации появился провокатор, а ожесточенным преследованием Иосифа как бы указал, кто этот провокатор. Прием не слишком чистоплотный, но эффективный и часто использовавшийся — как тогда, так и значительно позднее, например, в диссидентской среде.