Через входной порт поднялся Осборн собственный персоной. Лицо у него было багровое.

– Капитан Хорнблауэр, – начал он с порога. – Это возмутительно! Я решительно протестую, сэр. В эту самую минуту ваш лейтенант выстраивает мою команду, намереваясь провести принудительную вербовку.

– Он действует в соответствие с моим приказом, сэр, – отвечал Хорнблауэр.

– Когда он это сказал, я с трудом поверил своим ушам. Знаете ли вы, сэр, что ваши действия противоречат закону? Это вопиющее нарушение адмиралтейских регуляций. Это грубый произвол, сэр. Суда Достопочтенной Ост-Индской компании освобождены от принудительной вербовки, и я, как коммодор, буду до последнего издыхания протестовать против любого нарушения этого закона.

– Рад буду выслушать ваш протест, сэр, когда вы соблаговолите его изложить.

– Но… но… – Осборн захлебнулся. – Я его изложил. Я заявил свой протест, сэр.

– А, понятно, – сказал Хорнблауэр. – Я думал, это было предисловие к протесту.

– Ничего подобного. – Дородный Осборн только что не топал в исступлении ногами. – Я заявил протест и не остановлюсь на этом. Я дойду до самых высоких инстанций. Я с края света вернусь, лишь бы свидетельствовать против вас на трибунале. Я не успокоюсь… я не остановлюсь ни перед чем… я употреблю все мое влияние, чтоб это преступление не осталось безнаказанным. Я сотру вас в порошок… я вас уничтожу…

– Но, капитан Осборн, – начал Хорнблауэр, меняя тон как раз вовремя, чтобы Осборн, уже собравшийся театрально удалиться, помедлил. Уголком глаза Хорнблауэр видел, что его шлюпки направляются к двум последним жертвам; очевидно, с остальных они уже забрали, кого возможно. Как только Хорнблауэр намекнул, что может и передумать, Осборн сменил гнев на милость.

– Если вы вернете людей, сэр, я с радостью возьму свои слова обратно, – сказал он. – Заверяю вас, никто и не узнает о случившемся.

– Не позволите ли мне хотя бы поспрашивать в вашей команде добровольцев? – взмолился Хорнблауэр. – Может быть, кто-то пожелает перейти на королевскую службу?

– Ну… ладно, я соглашусь даже и на это. Быть может, в ком-то взыграет дух приключений.

Со стороны Осборна это был верх великодушия, впрочем, он справедливо полагал, что в эскадре не много найдется глупцов, желающих променять относительно покойную службу в Ост-Индской компании на суровую жизнь Королевского флота.

– Я так восхищен вашим беспримерным мастерством в стычке с каперами, сэр, что мне трудно вам в чем-либо отказать, – миролюбиво сказал Осборн. Шлюпки уже подошли к последнему из индийцев.

– Очень любезно с вашей стороны, сэр, – сказал Хорнблауэр с поклоном. – В таком случае, позвольте проводить вас в вашу гичку. Я отзову мои шлюпки. Волонтеров мои офицеры брали в первую очередь, значит, надо полагать, все желающие в шлюпках. Остальных я верну. Спасибо, капитан Осборн. Спасибо.

Подождав, пока капитан Осборн спустится в шлюпку, Хорнблауэр вернулся на шканцы. Рейнер, изумленный этим внезапным поворотом в настроении, смотрел на него во все глаза. Хорнблауэру это было приятно – скоро Рейнер удивится еще сильнее. Перегруженные барказы шли к «Сатерленду». Они разминулись с гичкой Осборна, медленно ползущей в наветренную сторону. В подзорную трубу Хорнблауэр видел, как Осборн из гички машет рукой: очевидно, он что-то кричал проходящей мимо шлюпке. Буш и Джерард, разумеется, не обратили на него внимания. Через две минуты шлюпки подошли к борту, и сто двадцать человек, нагруженные скромными пожитками, высыпали на палубу. Их сопровождали тридцать матросов с «Сатерленда». Команда, широко ухмыляясь, приветствовала пополнение. Насильно завербованный британский моряк всегда радуется, видя новых товарищей по несчастью: так бесхвостая лиса из басни мечтала, чтоб и остальные лишились хвостов.

Буш и Джерард выбрали отличных моряков. Хорнблауэр разглядывал их лица. Одни выражали апатию, другие – растерянность, третьи – угрюмую злобу. Этих людей в считанные минуты вытащили с комфортабельного судна, где регулярно платят, хорошо кормят, а дисциплина не слишком строга, и завербовали на суровую королевскую службу, где жалованье под вопросом, кормежка скудна, и по единому слову нового капитана их могут выпороть кошками. Даже простой матрос с удовольствием предвкушает, как вступит на щедрую индийскую почву; теперь эти люди обречены два года сносить однообразие, нарушаемое только опасностями, болезнями и вражескими ядрами.

– Поднимите шлюпки, мистер Рейнер, – приказал Хорнблауэр.

Рейнер сморгнул – он слышал, что Хорнблауэр пообещал Осборну, и знал: из ста двадцати человек охотников остаться будет немного. Шлюпки придется тут же спускать снова. Но если каменное лицо Хорнблауэра что и выражало, так это твердую уверенность в отданном приказе.

– Есть, сэр, – сказал Рейнер. Подошел Буш с листком бумаги – они с Джерардом только что подвели общий итог.

– Всего сто двадцать человек, как вы и приказывали, сэр, – сказал Буш. – Один купорский помощник – доброволец, сэр. Сто девять матросов – двое из них добровольцы. Шестеро канониров. Четверо новичков – эти вызвались добровольно.

– Отлично, мистер Буш. Прочтите им приказ о зачислении. Мистер Рейнер, как только шлюпки будут подняты, обрасопьте паруса фордевинд. Мистер Винсент! Сигнальте каравану: «Все завербовались добровольно. Спасибо. Всего доброго». Слова «завербовались добровольно» вам придется передавать по буквам, но они того стоят.

Опьяненный успехом, Хорнблауэр забылся и произнес лишнюю фразу, однако за оправданиями дело не стало. У него сто двадцать новобранцев, почти все – опытные матросы, команда «Сатерленда» укомплектована почти целиком. Мало того, он оградил себя от грядущего гнева. Когда из адмиралтейства придет неизбежное укоризненное письмо, он ответит, что позаимствовал матросов с ведома и разрешения коммодора. Если повезет, можно будет проволынить дело еще месяцев шесть. За год он убедит новобранцев, что они завербовались по собственному почину. Хотя бы часть их, пообвыкнув, полюбит новую жизнь и поклянется в чем угодно; многие уже и помнить не будут, что произошло. Адмиралтейство склонно глядеть на незаконную вербовку сквозь пальцы – теперь будет лазейка, чтоб не наказывать его слишком строго.

– «Лорд Монингтон» отвечает, сэр, – сказал Винсент. – «Не понял сигнала. Ждите шлюпку».

– Сигнальте «Всего доброго» еще раз, – сказал Хорнблауэр.

На главной палубе Буш еще читал новобранцам «Свод Законов Военного времени» – как только он покончит с этой необходимой формальностью, они превратятся в королевских слуг: с этого момента их можно вешать и наказывать кошками.

До места встречи у мыса Паламос «Сатерленд» добрался первым, так что ни флагмана, ни «Калигулы» не обнаружил. Корабль под малыми парусами неторопливо лавировал против слабого юго-восточного ветра, и Джерард, пользуясь временной передышкой, натаскивал матросов в стрельбе. Буш вдосталь погонял команду на реях, теперь пришло время повозиться с большими пушками. Под обжигающим полуденным солнцем голые по пояс матросы обливались потом, выдвигая и задвигая пушки, разворачивая их правилами. Каждый по очереди орудовал гибким прибойником – все эти движения надо было довести до автоматизма, чтобы потом выдвигать, палить, банить и перезаряжать час за часом в густом пороховом дыму, среди смерти и разрушения. Скорость в первую очередь и лишь потом меткость, однако полезно время от времени и пострелять в цель – это некоторым образом вознаграждает матросов за утомительный труд.

В тысяче ярдов по левому борту подпрыгивала на волне шлюпка. Послышался всплеск, и на воде заплясало черное пятнышко – со шлюпки сбросили бочонок и тут же принялись грести подальше от линии огня.

– Пушка номер один! – заорал Джерард. – Цельсь! Взвести затворы! Пли! Запальные отверстия закрыть!

Громыхнула ближайшая к носу восемнадцатифунтовка. Десяток подзорных труб следил за ядром.

– Перелет и далеко вправо, – объявил Джерард. – Пушка номер два!