Понятно, что обо всем этом никак не могло рассказываться в книге Курта Рисса, опубликованной в октябре 1941 года в Нью-Йорке.

Зато Треппер наверняка чистосердечно пересказал свою историю на Лубянке в 1945 году.

А потому арест Николаи, санкционированный Серовым, и утомительные допросы престарелого полковника знаменитыми следователями-костоломами вовсе не выглядят идиотской глупостью: Николаи действительно имел прямое отношение к сокровеннейшим тайнам Третьего Рейха.

Николаи знал по крайней мере то, ради чего в 1942 году Гестапо предприняло грандиозную операцию по перевербовке и переподчинению советской разведки в Европе: это не было самоцелью, а было лишь средством передать затем какую-то важнейшую дезинформацию, как это правильно и расценил Треппер.

Только вот какую дезинформацию? Треппер, если ему верить, догадывался лишь об одном: «Мы чувствовали, немцы предпринимают какие-то очень важные шаги, для заключения сепаратного мира с англичанами и американцами и создания единого фронта против Советского Союза».[265]

Вот теперь мы можем дополнить и исправить Треппера, завершая слишком затянувшееся почти что лирическое отступление от нашего основного текста.

Для заключения сепаратного мира с американцами и англичанами советская разведка была немцам напрямую не нужна. А нужна она была для того, чтобы через разведку передать Сталину и прочим в Кремле, что такой мир якобы вот-вот будет заключен!

Вспомните, какой была обстановка в относительно недолгий период с конца сентября и до начала ноября 1942 года, когда Треппер вовсю отбрыкивался от заигрываний со стороны Гестапо.

В Сталинграде продолжались тяжелейшие бои, но немцы упорно продвигались к волжскому берегу — шаг за шагом, квартал за кварталом. На Кавказе они водрузили свое знамя над Эльбрусом и продолжали угрожать прорывом через перевалы в Закавказье. В Египте еще не началось контрнаступление англичан, а американцы еще не высадились в Северной Африке.

Это и был самый решающий, кульминационный пункт всей Второй Мировой войны: никто в тот момент не мог наверняка предвидеть того, что произойдет в ближайшие недели, месяцы, тем более — в последующие годы. Хотя в Сталинграде и в других местах продолжалась жестокая мясорубка, но в целом фронты замерли в странной и страшной паузе. Их неподвижность на недолгое время уподобилась застывшим довоенным границам. Это давало возможность лидерам воюющих сторон поразмыслить над будущим и попытаться его скорректировать.

Это был действительно удобный миг для американцев и англичан, чтобы сменить фронт и оказаться на стороне немецких победителей, продолжавших выглядеть таковыми. Так должна была просматриваться ситуация и из Москвы, где вполне могли, в принципе, поверить в подобный поворот ненадежных союзников, совсем недавно, летом 1942, свернувших военные поставки в СССР до минимума. Тем более, если бы информация об этом пошла из собственных надежнейших и проверенных источников.

И тогда, возможно, Сталину пришлось бы играть на опережение — и самому пытаться заключить мир с немцами! Ведь по существу дипломатических позиций возродилась ситуация почти что лета 1939 года, когда все торговались со всеми!

Вот возобновление такого торга и был целью игры, затеянной не только гестаповцами и, разумеется, их начальством, но, как мы имели возможность убедиться, и отставным полковником Николаи!

В октябре 1942 ставка в игре была крайне высока: если бы немцы заключили перемирие на Восточном фронте хотя бы на несколько месяцев, или если бы в свою очередь англичане и американцы поверили в то, что такое перемирие вот-вот заключится — и сами постарались бы опередить события, действительно пойдя на попытку соглашения с немцами, то политическая обстановка решительно переменилась бы — и все могло пойти потом совсем по-другому! Как именно — даже нет смысла фантазировать: слишком велико число возможных вариантов в таком калейдоскопе!

Вполне могло произойти и свержение Гитлера, если бы в ходе переговоров, которые, однако, так и не начались, сошлись бы во мнении, что только его сохранение у власти мешает той или иной полюбовной сделке: на это гестаповцы сами намекали Трепперу и его коллегам![266] Это, заметим, соответствовало бы и личной политической позиции Вальтера Николаи.

Но из этой затеи ничего не вышло: Треппер заупрямился — и гестаповская операция столкнулась с непредвиденной задержкой.

А вскоре потом, в ноябре 1942, все действительно переменилось, но вовсе не так, как было желательно гестаповцам: немцев окружили в Сталинграде, они спешно откатывались с Кавказа, англичане перешли в наступление в Египте и Ливии, а американцы, воевавшие до того лишь на Тихом океане против японцев, вдруг высадились в Марокко и Алжире — и у всех противников Германии резко сократились потребности и желания вести сепаратные переговоры с Гитлером или с его немецкими соперниками!

До начала января 1943 еще сохранялись какие-то элементы неопределенности: и под Сталинградом, и в Северной Африке исход сражений далеко еще не полностью определился. Не определились окончательно и политические позиции лидеров антигитлеровской коалиции — в тот момент это было важнее всего.

Нам уже случалось писать, что к этому моменту и в ближайшем окружении Гитлера наметились было организационные мероприятия, которые можно расценить как подготовку к ближайшему уходу Гитлера от власти — и, вполне возможно, Гитлер сам соучаствовал в проработке такой комбинации.[267]

Но вот с 14 по 26 января 1943 года прошла конференция в Касабланке, на которой Рузвельт и Черчилль приняли решение о безоговорочной капитуляции Германии как обязательном условии завершения войны, а Сталин присоединился к этой декларации осенью 1943.[268]

Это замечательное решение обрекало на последующую гибель многие миллионы людей — вплоть до момента официальной смерти Гитлера, прижизненную власть которому и гарантировали сначала Рузвельт с Черчиллем, а потом и Сталин: как по-иному расценить решение о безоговорочной капитуляции Германии, выбившим почву из-под ног у любой оппозиции против Гитлера?

Ведь понятно же, что устранение Гитлера теряло всякий смысл, если Германии потом все равно предстояла безоговорочная капитуляция!

Вот и действовали поэтому участники заговора 20 июля 1944 года (все, кроме инвалида Клауса Шенка фон Штауффенберга!) как в сомнабулическом сне.

Да и Гитлер после января 1943 года перестал кокетничать своим возможным уходом от власти — вплоть до самого конца апреля 1945!..

И Вальтер Николаи окончательно оказался не у дел!..

Даже арест Треппера в ноябре 1942 года и получение затем возможности неограниченно давить на него, уже не могли изменить новейшую глобальную ситуацию, столь безвыигрышную для всех немцев, кроме откровенных пораженцев вроде коммунистов! Время было безвозвратно потеряно, и исходно рассчитанная комбинация утратила малейшие шансы на удачу.

Вот тут самому Трепперу незаслуженно повезло: давление на него утратило смысл, но его не уничтожили, как многих других, а предпочли пока поберечь до лучших времен! А может быть, ему и заслуженно повезло: самоотверженность и непримиримость вызывают уважение даже у самых жестоких и циничных противников!..

Так или иначе, но почти полным пшиком завершилась грандиозная операция, задуманная, вполне возможно, именно Вальтером Николаи и проводившаяся, в любом варианте, с его непосредственным участием. Лишь установленные при ее подготовке и поддерживаемые затем гестаповцами контакты с ГРУ позволили непосредственным руководителям этой операции безболезненно для них самих перекинуться на сторону русских в 1945 году. О Николаи же при этом сами немцы начисто позабыли — больше он никому из них не понадобился.