А из этого следует и более серьезный вывод: к этому моменту судьба Редля все еще не была решена, а совещания «тройки» (Ронге-Урбанский-Конрад), вроде бы вынесшей ему приговор, может быть и вовсе не было, а вернее того — не вынесла тогда еще «тройка» на вечернем собрании 24 мая своего неофициального, но неотразимого смертного приговора!

Очевидно, что материала, имевшегося тогда в их распоряжении, не хватило для вынесения ими окончательного и бесповоротного решения — как бы ни распинались на эту тему и Конрад, и Урбанский. Характерно и то, что все трое — Конрад, Урбанский и Ронге — решили умолчать о таковой своей половинчатой позиции, занятой ими вечером 24 мая!

Но тогда совершенно по-другому следует отнестись и к утверждениям Конрада, Урбанского и Ронге об их совещании вечером 25 мая, а не когда-либо еще!

Таким образом, становится ясным и то, что значительная вина за смерть Редля лежит на нем самом: именно его отказ от откровенного разговора с пришедшей «четверкой» и его собственное предложение самоубийства вместо беседы и спровоцировали последующий трагический исход!

Вполне возможно и даже очень вероятно, однако, что идея самоубийства была высказана Максимилианом Ронге — со вполне уместной ссылкой на аналогичное мнение Конрада и Урбанского.

Обалдевший от такого разворота событий Редль немедленно поддержал эту идею: с его стороны в тот момент это было лишь мрачной шуткой, которая легко обращалась в чистейшее издевательство над всеми пришедшими и над отсутствующим Конрадом: ведь у Редля не было никаких мотивов для самоубийства!

Однако мотивацией заявления Ронге наверняка оказались сведения, полученные последним от арестованного Берана — сообщника Редля. Разоблачения Берана, которые нам еще предстоит воспроизвести, оказывались серьезным обвинениям — и привели на следующий день Редля к вынужденному полунамеку-полупризнанию в его беседе с Поллаком.

Редль, однако, так и не смог представить себе всю решимость и серьезность намерений людей, попытавшихся склонить его к самоубийству.

В приведенной же предсмертной записке самое значительное — просьба не допустить вскрытие. К этому нам придется возвращаться.

Последующее изложение напоминает уже просто водевиль, какого не позволили бы себе даже авторы уровня Александра Дюма-отца. Однако тон всего этого «водевиля» вовсе не комический:

«Офицеры, которым начальник генерального штаба поручил расспросить Редля обо всем и позаботиться о его «экзекуции», отправились в кафе «Централь», заказали себе кофе, намереваясь провести ночь в напряженном и молчаливом ожидании. Один из них выходил на дежурство, наблюдая за дверью гостиницы «Кломзер». Сменялись они через каждые полчаса. До пяти часов утра наблюдатели более ничего не предпринимали. Потом вызвали одного из детективов, которые вели наблюдение за Редлем, и дали ему письмо, адресованное полковнику Редлю. Его также проинструктировали о том, что он, возможно, увидит в номере Редля. И распорядились не поднимать шума, если полковник мертв, а возвратиться сразу же назад.

Войдя в гостиницу, детектив показал заспанному портье письмо, затем поднялся по лестнице и постучал в дверь номера первого. Не получив ответа, он нажал на ручку двери, которая оказалась незапертой. В ярко освещенной комнате детектив увидел Редля, лежавшего под зеркалом, в которое, видимо, смотрелся, когда целился себе в голову. Полицейский агент сразу же вышел из номера, запер дверь и на цыпочках прошмыгнул мимо спящего портье»[358] — и когда же последний ухитрился заснуть?

Согласитесь, что описанные маневры полицейского агента сильно смахивают на визит убийцы. Портье же, скорее всего, должен был спать при обоих проходах агента мимо него — иначе бы портье становился очевидным свидетелем, видевшим возможного убийцу, — а ведь версия об убийстве, как рассказывается непосредственно ниже, действительно сразу же возникла.

Не должен был агент и запирать дверь номера Редля, если она действительно была не запертой до него: сделать этого изнутри он не мог, а запирать снаружи — это максимальным образом усиливать версию об убийстве. Если же она была изначально заперта (что, в общем-то, более соответствует поведению человека, занимавшего гостиничный номер и сознательно решившегося на самоубийство), то и проникновение агента в гостиничный номер, и его уход оттуда сопровождались явно противоправными манипуляциями с замком.

Результаты визита полицейского агента немедленно инициировали последующие действия, заметавшие следы: «Через несколько минут у портье зазвонил телефон, от звонка которого тот даже подпрыгнул. Звонивший попросил позвать к телефону полковника Редля. Побежавший в номер портье обнаружил труп. /…/

О случившемся сразу же оповестили полицию. Начальник полиции Гайер примчался вместе с врачом в гостиницу. Вмешательство военного ведомства не ожидалось. Однако верный слуга Редля, чех по имени Иосиф Сладек, попытался навести Гайера на обнаруженный им след. Браунинг не был собственностью его господина. Да и четверо офицеров нанесли ему неожиданный полуночный визит. Следовательно, речь идет об убийстве! Гайер отозвал слугу в сторону и поговорил с ним, да так, что на следующее утро репортеры не смогли вытянуть из него ни слова»!!![359]

Вот, вроде бы, и нашелся человек, который открывал дверь гостиничного номера четырем офицерам, приходившим к Редлю — это вполне мог быть Йозеф Сладек.

Но дальше возникает очередная логическая нестыковка: затем его должны были удалить из номера до самого утра, чем-то и как-то это мотивировав, не вызвав при этом его возражений и подозрений и не спровоцировав на принятие им каких-либо мер для защиты его самого и его хозяина — легко ли это было осуществить? Тем не менее, это было совершенно необходимо сделать, иначе Сладек мог бы оказаться совершенно четким свидетелем и непрошенным участником всего, что происходило затем в номере Редля. Вместо этого Сладек наутро был вынужден ограничиваться лишь построением собственных версий!

Ронге то же самое излагает предельно коротко: «Когда утром члены комиссии, охранявшие после выхода от Редля улицы, прилегающие к гостинице, заглянули к нему, то увидели, что предатель уже мертв».[360]

Далее рассказ Роуэна: «Как только Конрада фон Хётцендорфа известили о самоубийстве Редля, он назначил комиссию в составе полковника и майора и отправил их спецпоездом в Прагу»[361] — на наш взгляд, после смерти Редля особо торопиться было уже незачем, а вполне можно было продолжать распивать кофе, как это и происходило в течение нескольких часов до этого. Поэтому эту спешную посылку спецпоезда нам еще тоже предстоит обсудить.

Членами этой комиссии оставались все те же полковник Урбански и майор Ворличек.[362] На самом деле вместе с ними отправился и Хёфер — из исходных членов комиссии в Вене остался лишь Ронге. Он сам об этом написал так: «Незавидная работа предстояла мне в ближайшее время. Дело шло о том, чтобы проверить показания Редля. Ввиду важности этого дела, а также для того, чтобы облегчить меня, так как я, благодаря моей работе, был привязан к Вене, расследование в Праге взял на себя полковник Урбанский».[363]

Об этой поездке рассказывают воспоминания Урбанского и упомянутый официальный отчет генерала Хёфера, обнаруженный Хайнцем Хёне.

Пока что продолжим изложение Роуэна: члены комиссии «произвели обыск в доме Редля в присутствии генерала барона фон Гизла, результат которого оказался сенсационным. Дом был обставлен шикарно. Документы свидетельствовали, что полковник в 1910 году вступил во владение довольно ценным имуществом — громадным особняком в Вене, а в течение последних пяти лет приобрел четыре самых дорогих автомобиля. Жил он как мультимиллионер, и его коллеги-офицеры считали, что у него большое состояние. В его винном погребе хранилось 160 дюжин бутылок шампанского самых дорогих сортов. По некоторым данным, он получил от России только за девять последних месяцев 60 тысяч крон, что в десять раз превышало оклад полковника. Образ его жизни свидетельствовал, что он буквально купался в деньгах. Царская секретная служба не мелочилась /…/»[364] — это и завершило бы разоблачение Редля как шпиона в глазах любого предубежденного и даже непредубежденного наблюдателя, посвященного в обнаруженное, если бы действительно нечто подобное обнаружилось.