Нельзя также сказать, что в детстве Лютер был склонен к депрессиям. Обычный беззаботный мальчишка, он любил музыку, хорошо играл на лютне и восхищался красотой природы Германии. Как прекрасен был в те далекие времена Эрфурт! Леса подступали к самым окраинам деревни, сменяясь садами и виноградниками, а затем полями, на которых для нужд красилен выращивали лен с его синими цветами и желтый шафран. А далее ровными рядами выстраивались стены, ворота и многочисленные шпили самого Эрфурта. Лютер называл эту деревню новым Вифлеемом.
Религиозные тревоги
Да, действительно временами Лютер испытывал сильную подавленность, но причина ее заключалась не в каких-либо личных неурядицах, а в неблагополучии бытия - неблагополучии, которое религия лишь усиливала. Этот человек был не порождением итальянского Ренессанса, но немцем, родившимся в далекой Тюрингии, где набожные люди все еще возводили церкви с арками и шпилями, устремленными к недосягаемому. Сам по себе Лютер был настолько готической личностью, что даже его веру можно назвать последним расцветом религии средневековья. Он был выходцем из наиболее консервативного по своим религиозным убеждениям слоя населения - крестьянства. Его отец, Ганс Лютер, и мать, Маргарет, были крепкими, коренастыми, загорелыми
немецкими крестьянами. В сущности, непосредственно возделыванием земли они не занимались, поскольку Ганс - сын, не имеющий право на наследство, оставил крестьянское хозяйство и перебрался на рудники. Там, в глубине земли, ему сопутствовала удача, которую он относил к помощи св. Анны, покровительницы рудокопов. В конце концов Ганс стал владельцем нескольких литейных. Но нельзя сказать, что семья жила в достатке; так, его жене приходилось ходить в лес, собирать хворост и тащить его домой. Семья жила обычной крестьянской жизнью: немудреной, простой, иногда грубоватой, доверчивой и набожной. Старый Ганс молился у постели своего сына, Маргарет также была женщиной набожной.
В верованиях этих необразованных людей элементы древнегерманского язычества переплетались с христианской мифологией. В их представлениях леса, ветры и вода были населены эльфами, гномами, волшебниками, водяными и русалками, духами и ведьмами. Злые духи насылали бури, наводнения и болезни, искушая людей впасть в грех и меланхолию. Мать Лютера верила в то, что они способны даже на такие незначительные поступки, как кража яиц, молока и масла, и сам Лютер так и не освободился от подобных представлений. "Многие местности, - говорил он, - населены бесами. Ими полна Пруссия, а Лапландия - ведьмами. В моих родных краях на вершине высокой горы, называемой Пюбельсбергом, есть такое озеро, что если бросить в него камень, то во всей местности разразится буря, поскольку в водах его полным-полно плененных бесов".
Школьное образование не только не освобождало от усвоенных с детства верований, но скорее подкрепляло их. В начальной школе детей учили религиозным песнопениям. Они заучивали наизусть Sanctus, Benedictus, Agnus Dei и Confiteor. Школьников учили исполнять псалмы и гимны. Как любил Лютер Magnificat! Дети присутствовали на мессах и вечернях, а в святые дни участвовали в красочных процессиях. В каждом из тех городов, где довелось учиться Лютеру, было множество храмов и монастырей. Повсюду одна и та же картина: остроконечные крыши, шпили, монастыри, священники, монахи самых разных орденов, мощи, звон колоколов, торговцы индульгенциями, религиозные процессии, священнослужители у гробниц. В Мансфельде ежедневно собирались у женского монастыря убогие в надежде на исцеление звуками вечерних колоколов. По словам Лютера, он видел, как дьявол действительно вышел из одного одержимого.
На протяжении десятилетий никакие перемены не затрагивали Эрфуртский университет. К этому времени на него еще не распространилось влияние Возрождения. Изучение таких классиков, как Вергилий, всегда было излюбленным предметом в программе средневековых университетов. Физика Аристотеля считалась образцом угодного Богу мышления, а объяснения землетрясений и ураганов естественными причинами не мешали считать некоторые из них результатом непосредственного Божественного вмешательства. Все изучаемые предметы должны были способствовать усвоению богословия, и курс, который выбрал Лютер, готовясь к получению степени магистра в области права, равным же образом подготовил его и к принятию духовного сана. Все обучение - дома, в школе, в университете - было направлено на то, чтобы вселить страх перед Богом и благоговейное отношение к Церкви.
Во всем этом не было ничего, что помогло бы Лютеру выделиться из числа его современников, и уж тем более объяснить, почему позднее он восстал против самих устоев средневековой религии. Можно назвать лишь одну черту, отличавшую Лютера от остальных молодых людей его времени, - он выделялся необыкновенной чувствительностью, и периоды возвышенного состояния сменялись у него депрессиями. Эти колебания настроения преследовали его всю жизнь. Лютер свидетельствовал, что начались они еще в юности и что уходу в монастырь предшествовали шесть месяцев тяжелой депрессии. Невозможно объяснить эти состояния одними лишь особенностями психологии подростка, поскольку в то время Лютеру уже исполнился двадцать один год, а подобные перепады настроения продолжались все его зрелые годы. Равным же образом невозможно, не мудрствуя лукаво, расценить его поступок как клинический случай маниакальной депрессии, поскольку пациент выказывал способность непрерывно и напряженно работать над сложнейшими проблемами.
Скорее всего объяснение кроется в том конфликте, который преднамеренно обостряла средневековая религия, попеременно акцентируя внимание то на страхе, то на надежде. Об аде много говорилось не потому, что люди жили в непрестанном ужасе, но именно из-за того, что это было не так. Поэтому требовалось вселить в них страх и тем самым побудить обратиться к церковным таинствам. Когда же люди каменели от ужаса, чистилище предлагало им смягчение наказания. Оно предназначалось для душ, недостаточно грешных для ада, но и не вполне добрых для рая. Там они могли пройти дополнительное очищение. Если же подобная поблажка порождала успокоенность, страхи вновь нагнетались, а затем напряжение снималось с помощью индульгенций.
Еще более смущающими, чем перспективы загробной жизни, были колебания между гневом и милостью у членов Божественной иерархии. Бог возникал то в облике Отца, то в виде Громовержца. Смягчить Его можно было, воспользовавшись посредничеством более доброго Сына, Который опять-таки изображался в роли неподкупного судии, умилостивить Которого могла лишь Его мать. Будучи женщиной, она вполне способна была обмануть как Бога, так и дьявола, ради тех, кого защищала. Если же богоматерь пребывала в отдалении, можно было обратиться к ее матери, св. Анне.
Как раскрывались эти темы, очень наглядно видно из книг, пользовавшихся наибольшей популярностью в самый канун Возрождения. Одной из тем была смерть. Эти бестселлеры давали наставления не о том, как следует платить подоходный налог, но как избежать ада. Назидательное сочинение под названием "Об искусстве умирания" изобиловало гравюрами, на. которых были изображены бесы, окружившие умирающего. Они искушают его совершить непоправимый грех - оставить надежду на милосердие Божье. Чтобы убедить умирающего в том, что прощение для него невозможно, ему рисуют картины прошлого; вот женщина, с которой он когда-то совершил прелюбодеяние, а вот нищий, которому он отказал в куске хлеба.
Следующая гравюра более оптимистична, на ней изображены те, чей грех прощен: Петр с петухом, Мария Магдалина с глиняным горшком, раскаявшийся разбойник, гонитель Савла. Под этими персонажами начертано краткое наставление: "Никогда не оставляй надежды".
Если этот девиз успокаивал, то другие литературные произведения вселяли ужас. Нагляднейший пример общественной атмосферы того времени дает книга по мировой истории, напечатанная Гартманном Шеделем в Нюрнберге в 1493 году. Охватывая историю человечества от Адама до гуманиста Конрада Кельтеса, массивный фолиант завершался рассуждениями о быстротечности человеческого существования, сопровождавшимися гравюрой, изображавшей пляску смерти. Финальная сцена воспроизводит события Судного дня. Гравюра, занимающая целую страницу, изображает Христа - Судию, восседающего на радуге. Из правого Его уха простирается лилия, символизирующая искупленных. Ниже ангелы сопровождают их в рай. Из левого уха Христа простирается меч, символизирующий погибель для осужденных, которых дьявол за волосы извлекает из могил и швыряет в пламя ада. "Как странно, - комментирует современный редактор, - что хроника, напечатанная в 1493 году, завершается Судным днем, а не открытием Америки!" Д-р Шедель завершил свою рукопись в июне. Колумб возвратился из своего путешествия в марте. Очевидно, новость о его открытии еще не достигла Нюрнберга. Д-ру Шеделю не хватило чуть-чуть времени, чтобы осветить это потрясающее открытие. "Какую необычайную ценность имели бы сохранившиеся экземпляры этой хроники сегодня, если бы они отражали это великое событие".