В конце концов, Альфред многое взял от жизни, прежде чем Уэйн Манор стал его постоянным домом. В те далекие, прекрасные дни своего обучения у «Кати», как британские актеры часто называли между собой Королевскую академию театральных искусств, он повидал более чем достаточно привлекательных и чуть одетых молодых женщин. А в молодости он обладал не меньшим обаянием, чем сейчас, и в свое время, пользовался потрясающим успехом у слабого пола. Шокировать Альфреда было не просто, да он и не относился к тому сорту людей, чьи гормоны непременно одерживают верх. Кроме всего прочего, он был достаточно стар, чтобы годиться этой молодой женщине в дедушки, и к тому же, он был принципиальным и порядочным человеком. Он абсолютно не реагировал на ее полуобнаженный вид, и просто достал зажигалку и поднес ее девушке.

— Вы вовсе не обязаны торчать здесь, мисс, — ответил он, когда она наклонилась с сигаретой к огоньку зажигалки. — Как вы уже знаете, если вам хочется выйти отсюда в Бэткейв, вам стоит только позвонить по телефону, как вы только что сделали.

Она раздраженно вздохнула.

— Это я знаю, — сказала она. — Я имею в виду, как долго я обязана оставаться здесь? Кроме того, от этих чертовых летучих мышей у меня мурашки бегут по коже.

— На самом деле они совершенно безобидны, мисс, — сказал Альфред, которого она знала только как «мистера Джонса». Под этим псевдонимом он скрывал свое настоящее имя. Он также изменял свой истинный голос, разговаривая с ней с безупречным бостонским акцентом. — Они очень полезные создания. А что касается продолжительности вашего пребывания здесь, насколько я понимаю, это зависит от того, когда назначат суд над генералом Гарсиа. Вы здесь для вашей собственной безопасности, как вы знаете.

— Почему вы это делаете? — неожиданно спросила она, и Альфред даже слегка опешил от ее очевидной непоследовательности.

— Простите, делаю что, мисс?

— Во-первых, зовете меня «мисс». Во-вторых, подносите мне зажигалку, когда у меня самой есть зажигалка, и вы это знаете.

— Ну, если забыть, что курение — крайне вредная для здоровья привычка, хотя я стараюсь не навязывать другим свою точку зрения, меня всегда учили, что поднести леди зажигалку — это просто признак хорошего тона, так же как пододвинуть для нее стул или открыть дверь… такого сорта вещи.

— Но зачем? Вы думаете, женщины такие беспомощные?

— Совсем нет. Я просто верю, что к женщине подобает относиться с уважением.

— Вы верите? И сделали бы тоже самое для мужчины?

— Почему бы и нет? Мир становится намного приятнее, когда люди вежливы друг к другу.

Она фыркнула, выпустив облачко дыма.

— Боже, мистер Джонс, вы поистине нечто необычное, вы знаете об этом?

— И в чем это, по-вашему, заключается? — вежливо спросил он.

— Я хочу сказать… вы входите, а я почти раздета… но вы даже не пялитесь на меня. Вы всего лишь подносите мне зажигалку и, стоя рядом, спокойно болтаете со мной, словно ничего не произошло.

— Я не того типа человек, чтобы выкатывать глаза при виде привлекательной молодой особы в нижнем белье. Кроме того, я сильно сомневаюсь, что вы серьезно намерены соблазнить меня. Мне кажется, вам просто нравится иногда шокировать людей или демонстрировать свое неприятие общепринятого.

— Вот как? Но почему вы так уверены, что мне не интересно окрутить вас?

— Ну, мне думается, что вам по силам очаровывать мужчин, которые намного моложе и намного интереснее.

Она подняла брови.

— Что вы скажете, если у меня влечение к более зрелым мужчинам?

— Это всецело ваши проблемы, — ответил Альфред. — Я, однако, не испытываю влечения к менее зрелым женщинам. Но даже если бы я был к этому склонен, я бы никогда не воспользовался своим преимуществом перед женщиной, которая находится в уязвимой ситуации.

— Вы думаете, я уязвима? Я кажусь вам уязвимой?

— Вы очень стараетесь не казаться, — заверил ее Альфред, — но, наблюдая за вашими усилиями, можно задаться вопросом, как писал Шекспир, «не слишком ли настойчиво возражает» леди?

Она нахмурилась.

— Что, черт возьми, это означает?

— О, перестаньте! Вы прекрасно понимаете, что это означает. Вы удивительно интеллигентная и образованная молодая женщина, несмотря на все ваши попытки это скрыть. Волею судьбы я знаю, что вы изучали Шекспира в колледже и очень хорошо знаете этот предмет.

— Вы видели мою студенческую карточку?! — спросила она в изумлении.

— О, да. Раз уж мы должны были провести некоторое время вместе, знаете, мне захотелось изучить вас получше. Я знаю о вас намного больше, чем вы можете предположить.

Она усмехнулась и выпустила дым через ноздри.

— Ужасно. Судя по всему, вы знаете все о моем грязном прошлом. Ну и что вы о нем думаете? Я не очень похожа на леди, верно? — сказала она с преувеличенным сарказмом.

— Очень многие молодые люди делают неправильные шаги в юности, — ответил Альфред. — Если откровенно, то вы сделали их куда больше, чем многие другие, но несмотря на вашу причастность к крайне неприятным личностям и событиям, мне кажется, вы не такая загрубевшая и циничная, как хотите казаться.

— О, да! — сказала она.

— О, да, — передразнил ее Альфред.

Сама того не желая, она улыбнулась.

— Почему вы мне нравитесь, мистер Джонс? Если это ваше настоящее имя, в чем я глубоко сомневаюсь. На свете не так много людей, которые мне нравятся.

— Может быть, потому что вы мне нравитесь, — ответил Альфред. — У меня такое ощущение, что на свете не так много людей, которым вы нравитесь. Возможно, вы сами делаете это для них непростой задачей?

Она вздохнула.

— Послушайте… это звучит по-детски глупо, но… можно вас попросить отвернуться на минуту? Я неожиданно почувствовала себя довольно нелепо в своем нижнем белье и хотела бы снова надеть брюки.

Альфред улыбнулся.

— Конечно. — Он отвернулся.

Секундой позже она сказала.

— О'кей, можете повернуться.

Он повернулся к ней лицом.

— Догадываюсь: вы думаете, что я совсем глупая, — невесело произнесла девушка.

— Совсем нет, — возразил Альфред. — Возможно, немного смущенная, но не глупая. В своей жизни вы наделали много вздорных вещей, но то, что вы делаете теперь, искупает прошлое.

— Вы так считаете? — Она хмыкнула и покачала головой. — Не знаю. Я видела новости по ТВ… те бомбы вчера вечером… — Она помолчала, словно собиралась с мыслями. — Я не могу отделаться от ощущения, что это моя вина…

Альфред присел рядом на край кровати.

— Вы не должны винить себя, — сказал он. — Вы пытаетесь совершить правильный шаг. Возможно, ради искупления всех неправильных, какие вы делали раньше. То, как вы собираетесь поступить, навсегда выбьет генерала Гарсиа из игры, и, если удастся, также тех, кто стоит за ним и по чьим приказам взорвались эти ужасные бомбы.

Она задумчиво покачала головой.

— Вы не знаете этих людей, мистер Джонс, — сказала она. — А я знаю.

— Вы не знаете Бэтмэна, — ответил Альфред. — А я знаю.

— Вы сильно верите в него, не так ли? — спросила она.

— Я знаю его уже очень давно, — ответил Альфред. — И я знаю, что если он берется за какое-то дело, то доводит его до конца, и неважно, что или кто стоит у него на пути.

— Что это с ним? — спросила Рэчел. — Я хочу сказать, очевидно, у него куча денег. Это можно сказать, только взглянув на Бэткейв и все это… ну, разное оборудование. Я хочу сказать, он богат, правда?

— Ну, просто скажем, что деньги никогда не были для него настоящей проблемой, — ответил Альфред.

— Но тогда почему он это делает? Я хочу сказать, кого он из себя строит? В нем засело какое-то детское геройство или что?

— Ну, не знаю, я бы не стал называть это «геройством», — сказал Альфред с улыбкой, — но нет ничего недостойного в том, чтобы быть героем. Хотите верьте, хотите нет, ко вы тоже поступили героически, избрав свою судьбу, и, мне кажется, это замечательно. Что касается Бэтмэна, им руководит стремление к справедливости. А в эти дни ее так мало в нашем мире. Он всего лишь человек, но он делает то, что в его силах.