Села Пичуга, осмотрелась: над нею стрельчатым сводом сходились стены остряка. Света хватало разглядеть, что нигде никаких тварей нет. И никакая булыжина не выдвинута из каменной кладки. Как была сплошная крепость, так и осталась.
Новое чудо хотя и подивило Ясю, но не настолько чтобы сильно долго от него отходить. Оно ведь с чудесами да странностями человек способен куда как скорее сживаться, нежели с осточертевшей обыденностью. Кроме того. Пичугу обеспокоила забота: сумеет ли она выбраться из этого могильника?
Поднялась она, встала, дотянулась до валуна, который пропустил ее под укрыву, - камень как камень. Тогда она чуток налегла на него руками и... утонула по самый локоть. Испуганно отдалась назад - все на месте.
Для проверки Яся повторила проделанное, затем шагнула вперед и очутилась под грозой, которая успела заполнить все небо.
Не поспеши она воротиться под укрыву, ее наверняка ухватил бы ветер, пушинкою сорвал бы со скользкой опоры и, кто знает, куда бы ее унесло...
За стенами остряка бесновалась непогода, но в полутьме Ясиного укрытия не просачивалось ни песчинки, ни капельки ее исступления. Зато тишина, похоже, сбежалась сюда со всей котловины да набилась под шатер столь плотно, что, казалось, продохни Яся путем, и приют ее не выдюжит рухнет.
Но долго оставаться косной Пичуга не могла: взялась прикидывать, куда подевалась этакая пропасть разноликой твари? Нет ли где проема, в который утекла живая река? Скоро под налетом плесени приметила она западенку, но сколь ни кружилась возле, сколь ни силилась ее поднять - только зря время провела. И тогда она вспомнила о Севергиной тамге, о словах владычицы, что вот тебе, мол, туда-сюда и час, и путь, и дела суть...
Вскинувши по-севергиному ладонь, она подумала: давай, дескать, отворяйся. И сразу же покрышка сделалась призрачной, затем вовсе пропала. Перед Ясею открылась округлая, серебристая площадка, посередке которой красовалась черная звезда.
Не долго думая, Пичуга ступила на означенный помост.
Давно погасли над Ясиной головой всполохи молний, давно затихли раскаты грома, а ее все уносило и уносило в неведомую глубину.
Когда стало казаться, что пора бы ей выскочить на другую сторону земли, полет в слепоте замедлился, а там и вовсе наступил покой.
Вскоре забрезжила далекая заря.
Яся увидела, что она находится под сводами громадной пещеры, где закаменелые от стужи языки водопадов, в свете восходящей зари, начинают сквозить причудливыми узорами; огромные купола застывших на взлете пузырей наливаются живым огнем; жемчужным блеском проявляются из темноты высокие наледи; радужным многоцветьем вспыхивают пологи сосулек...
"Не здесь ли начинается жизненный провал? - подумалось Пичуге. - В этом царстве стужи и в самом деле способно жить только снам да привидениям..."
И вдруг она остро почуяла на себе чье-то внимание. Яся резво обернулась и лицом к лицу сошлась с бедою, от которой сама, было, закаменела навеки. Притуманенная мириадами крохотных пузырьков, из темноты закаменелой волны рвалась ей навстречу девушка невиданной красоты. Легкое белое платье обтекало тонкое тело, протянутые вперед руки напряжены, веки сомкнуты. Однако лицо хранило такой ужас, после которого человеку вряд ли заговорить когда-нибудь спокойно. Пичуге даже показалось, что именно этот ужас, некогда пережитый красавицей, достался и ей, после чего она сделалась заикою...
И тут, как бы одобряя ее мысли, красавица кивнула.
Сколько бежала Яся ледяным подземельем? У кого намеревалась отыскать спасения? Да разве человек в такие минуты способен соображать? Вроде глупого мотыля летела Пичуга на свет, который все сильнее разгорался в глубине ледяной кипени. Опомнилась она тогда, когда очутилась на краю пропасти, сотворенной из расхлестнутой небывалой силою и тем же моментом стужею закованной воды. Лопасти взрыва застыли налету чашей громадного цветка, в сердцевине которого, вроде кокона, покоился белый ребристый кристалл. Основание его было надежно впаяно в вечную мерзлоту. За гранями кристалла, расписанными изнутри морозными узорами, переливалась световая метелица. Вроде бы там дышала, выпариваясь, несообразная с земным представлением жизнь...
Перед столь важной загадкой Пичуга на ледяном лепестке осознала себя малой козявкой. Но "козявка" была велика своей думою. В себе ли самой, через себя ли, Яся вновь приступила испрашивать дотошным разумом всевластного, вседержащего: кому и для чего припала нужда отложить в земные недра столь громадную личину? какому чудищу должно вылупиться из нее? какими переменами чревато для земной жизни предстоящее нарождение?
Такие, близкие к тому вопросы задавала Пичуга душевному своему непокою - сумей теперь спросить ее. Одно понятно, не могла она в тот миг мыслить о том, какая наверху погода - слякотно или ведро. Не могла она не прикидывать, как добыть ей из "кокона" потребную Северге тайну. Не для того же снарядила ее владычица в провал, чтобы, воротясь, Пичуга доложила ей: да, мол, была-побывала, кой-чего повидала, а что видала, сказать не скажу - сама не разобралась. Да с таким ответом Северга и кикиморой не выпустит ее под ясное солнышко...
Только в том, что предстала она перед Алатырь-камнем, у Яси не было сомнения. Все приметы совпадали: и что бел-горяч, и лежит-молчит. Подходящим было и то, что пелось ею да Севергой на Шумарковой слотине: