Но это не имело значения. Она не собиралась вводить в заблуждение Алана. Вопрос стоял не в том, чтобы выдать новое кольцо за потерявшееся. Она только хотела показать ему, чтобы он знал, что обручальное кольцо имело для нее значение, и она потратила на его замену почти все свои сбережения. Она хотела, чтобы он знал, что в ней все еще живет надежда, что она не зря носила то кольцо на пальце на протяжении двух лет.

Надежда, что однажды он полюбит ее так же, как она любит его.

Она собиралась попросить его оставить кольцо у него до тех пор, пока она не вернется домой, чтобы остаться.

Возможно, он понял бы, что она будет ждать этого дня.

Возможно.

Но в любом случае, пусть оно будет у него.

Некоторое время спустя она быстро шла по улице в направлении библиотеки, ее щеки по-прежнему пылали, а глаза ярко блестели. Все, кого она видела на улице, были нагружены пакетами. Все выглядели счастливыми и улыбались ей.

Какое это замечательное время года – Рождество! Если бы только каждый день мог быть таким же, как Рождество!

***

Граф Лайл сидел в одном углу своей темной городской кареты, его жена в другом. Тяжелые бархатные шторы были опущены и закрывали окна. Было уже поздно. Ограниченное пространство кареты не располагало смотреть по сторонам, но Эстель это было и не нужно. Ее взгляд был устремлен на воображаемую сцену.

– «Ибо младенец родился нам», – тихо пела она себе под нос. – «Сын дан нам, сын дан нам». – Эстель посмотрела на лицо мужа, скрытое в тени. – Или, наоборот, «ибо младенец родился нам» повторяется, а «сын дан нам» один раз? – спросила она. – Но это не имеет значения. «Мессия» мистера Генделя является самой восхитительной музыкой, когда-либо звучавшей, ты согласен со мной, Алан?

– Великолепная музыка, – согласился он. – Но я удивлен, что ты вообще расслышала ее, Эстель. Ты так много общалась.

Он хотел лишь поддразнить ее словами, но у него никогда не получалось придать своему голосу легкий, игривый тон.

– Но только до того момента, пока не началась музыка, и в антрактах, – сказала она. – О, ну хватит, Алан, ты должен признать, что это правда. Я не болтала во время представления. Как бы тогда иначе я могла прийти в такой восторг? И как я могла молчать, находясь в компании друзей? Они бы подумали, что я больна.

Она уставилась на обивку противоположного сидения в карете и вскоре стала опять тихонечко напевать.

– «В той стране были на поле пастухи, которые содержали ночную стражу у стада своего».

Граф задумчиво наблюдал за ней. Он не мог четко разглядеть ее в темноте, но был уверен, что ее щеки все еще пылали, а глаза все еще сияли. Они ужинали в Мэйфилдсе, затем поехали на представление «Мессии» Генделя в сопровождении шести друзей, потом пили поздний чай и играли в карты в Белламисе.

Она с таким нетерпением ждала Рождества, что говорила об этом каждому встречному, кто был готов ее выслушать, а, казалось, что слушать Эстель были готовы почти все. Эстель поведала, что она и ее муж будут праздновать Рождество дома, что приедут ее мама и папа, и женатый брат с женой и двумя детьми, и холостой брат. А так же будут свекровь и две сестры мужа со своими семьями. И две тети и несколько кузенов. Еще неделя и они начнут прибывать.

Она была так рада, что он согласился остаться в Лондоне несколькими месяцами ранее и провести в этом году Рождество в кругу семьи. Но вот он сам совсем не воодушевлял ее. Казалось, он не был способен вызывать в ней подобные эмоции.

– Этим утром я истратила целое состояние, Алан, – сказала она, поворачивая голову в его сторону. И по этому голосу он мог судить, что она все еще кипит от возбуждения, хотя вся ее аудитория состояла из него одного. – Я накупила столько подарков, что Джаспер выглядел озадаченным, когда я направилась к карете. Я думаю, что он задавался вопросом, как мы разместим все пакеты внутри, – засмеялась она.

– Ты довольна? – спросил он.

– Я люблю Рождество, – ответила она. – С лета я живу, как самый жадный во всем мире скряга, только лишь для того, чтобы все промотать на Рождество. Мне кажется, что я люблю дарить подарки больше, чем получать их. Я купила Ники небольшие карманные серебряные часы. Такая милая маленькая детская вещичка. Ты должен их увидеть, – она засмеялась. – Думаю, что он не разбирается во времени. Я должна буду его научить.

– Ты купила такие дорогие подарки и другим слугам тоже? – спросил он.

– О, конечно нет, – она снова засмеялась. – Тогда мне следовало бы жить, как нищенке, в течение пяти лет. Но я действительно кое-что приобрела для них для всех, Алан. Они ведь не будут возражать, что для Ники я припасла что-то особенное, не так ли? Он ведь всего лишь ребенок, и, скорее всего, за всю свою жизнь никогда не получал никакого подарка. За исключением морской ракушки, конечно.

– Ты кого-нибудь встретила из знакомых?

– Я была с Изабеллой, – ответила она. – Мы поздоровались с несколькими знакомыми, – и чуть-чуть поколебавшись, добавила. – Ни с кем особенным.

– Мартиндэйл не является особенным? – уточнил он спокойно. – Или Порчестер?

Снова возникла маленькая пауза.

– Кто-то рассказал вам, – сказала она. – Мы встретили их на Оксфорд-стрит, и они пригласили нас на чай с пирожными. Я была рада присесть на полчасика. Мои ноги гудели.

– Да? – засомневался он. – Вы не выглядели уставшей.

Она внимательно посмотрела на него.

– Вы видели нас, – сделала она вывод. – Вы были там, Алан. Почему не зашли внутрь?

– Чтобы разбить вашу дружную компанию? – спросил он. – Быть пятым лишним? Я выше этих забав, Эстель.

– О, – выкрикнула она, – вы изобразили из себя мученика. Вы подумали, что я делаю что-то такое, чего не должна была делать. Вполне естественно двум замужним леди выпить чаю с двумя друзьями-джентльменами в кондитерской, переполненной людьми. Недостойно вас предполагать, что это было некое тайное свидание.

Его голос был холоден.

– Любой на моем месте поинтересовался, почему вы решили не рассказать о встрече, если это было так невинно, – парировал он.

– О! – рассердилась она. – Только по одной лишь причине, Алан. Только по одной. Я знала, что вы увидите в этом событие то, чего нет на самом деле. Было легче всего совсем промолчать. Я признаю, что была не права. Но если вы будете шпионить за мной, уверена, вас постигнет разочарование. Однако, размышляя о последней вашей претензии, полагаю, вы не были разочарованы. Хотя нет. Вот если бы оказалось, что там были только я и один из джентльменов. Да, это устроило бы вас больше, не так ли?

– Вряд ли можно шпионить за женой, прогуливаясь по Оксфорд-стрит в середине дня, – ответил он.

– Тогда, почему вы устроили этот допрос? – спросила она. – В надежде, что я солгу или скрою истину? Почему вы просто не сказали, что видели меня с Изабеллой и лордом Мартиндэйлом, и сэром Кириллом?

– Мне не пришлось бы ни спрашивать, ни комментировать, – сказал он. – Если бы встреча была столь невинна, Эстель, и вы, приехав домой, сами рассказали бы мне о том, как провели день и кого видели. Кажется, вы очень легко находите общий язык со всеми нашими друзьями и знакомыми. Вы всегда общаетесь, когда мы порознь. И, тем не менее, для меня вы не находите слов. Какой я могу сделать вывод, кроме того, что вам есть что скрывать?

– Что за чепуху вы говорите! – возмутилась она. – Я беседую с вами весь вечер. Я говорила с вами о концерте, а вы заметили, что я слишком много болтала. Я рассказала вам о подарках на Рождество, а вы намекнули мне, что я слишком много потратила на Ники. Вам кажется, что такое общение доставляет мне удовольствие? Или вам кажется, что мне доставляет удовольствие чувствовать, что я всегда не права? Не думаю, что когда-нибудь удостоюсь хотя бы толики великодушия с вашей стороны.

– Не надо так кричать, – попросил он. – Мы находимся в закрытом пространстве, и я не глухой.