Беседы с представителями инженерно-технической интеллигенции российского происхождения на крупнейшем заводе Минска показали, что подобным образом мыслят многие. Русскоязычная диаспора в промышленно развитых центрах Белоруссии весьма скептически отзывалась о способностях кабинета министров во главе с М. Чигирем. Не таясь, не скрывая своих мыслей, совершенно открыто говорили (правда, человек из Москвы!), что с самого начала было видно: не по Сеньке шапка, эти люди развалят экономику, у них нет связей в Москве и Тюмени, Кемерове и Липецке, дальше своих хуторов они никуда не выезжали. Но тогда ценились именно такие кадры – не замаранные работой в Москве, свои, самобытно-национальные. Классных специалистов, которых республика посылала в союзные органы, назад не принимали: парламент давал поворот от ворот, улюлюкал, издевался – у москалей учился, пусть москалям и служит. Невостребованным оказался даже Георгий Таразевич, бывший председатель Президиума Верховного Совета республики, работавший на постоянной основе в союзном парламенте.
И вот результат хуторского, изоляционистского мышления – совсем недавно вполне благополучная республика поставлена на грань разорения. Случилось то, что и должно было случиться. Поразительно, но факт: почти половина анкетируемых (53 из 125) не верит в эффективность экономического союза Белоруссии с Россией. В конфиденциальных беседах итээровцы объясняли, почему. «Правительственные чиновники погрязли в коррупции. Демократы заявили: после прихода к власти они со всей строгостью закона спросят с расхитителей госсобственности. У чиновников одна перспектива – на скамью подсудимых. Отсюда и просьбы о вхождении в Россию. Они готовы на все, на любые условия, лишь бы уцелеть». Многие собеседники высказывали мнение, что подписанный А. Лукашенко и Б. Ельциным договор о союзе Белоруссии и России – не более чем пустая формальность, которая, однако же, принесет обоим дополнительные голоса на президентских выборах и спасет их проворовавшихся чиновников.
Но ведь если у Лукашенко и его команды нет крепких связей в Москве, то у его оппонентов тем более. Откуда им быть у лидера народнофронтовцев Зенона Позняка – не экономиста, не хозяйственника, не политика, всю жизнь просидевшего в Минске в этнографическом институте? Э, нет, улыбаются итээровцы, Позняку помогут. Ему есть кому помочь. Недаром в 1998 году его приютила Америка, а в июле 1999-го официальный Вашингтон заявил, что не признает полномочия белорусского президента А. Лукашенко.
Такие вот настроения в одном из самых крупных слоев российской диаспоры в Белоруссии. С одной стороны – неистребимое убеждение в том, что без России белорусы ни на что не способны, что является следствием великодержавности, с другой – стремление к справедливости, пускай даже и такой золотой ценой, как торможение у входа в рублевую зону. Уж больно подозрительным кажется значительному числу русскоязычного инженерного корпуса, что интеграционное движение к России идет в Белоруссии почему-то сверху, в то время как на Украине – снизу. И в этом плане позиция русскоязычного инженерного корпуса смыкается с точкой зрения оппозиции, считающей, что Лукашенко вполне устраивает роль отца нации, делами которой будет вершить Москва.
Впрочем парадоксом это выглядит лишь внешне. На вопрос анкеты: «Участвовали ли вы в мероприятиях БНФ, «Походни», «Толоки» утвердительно ответили 90 процентов респондентов. Стало быть, можно делать вывод о том, что русские итээровцы ощущают себя больше белорусами, чем русскими, то есть не рассматривают себя в качестве мигрантов, живущих в чужом государстве, а мыслят и действуют как граждане коренной национальности.
Если для подтверждения выдвинутого социологами тезиса о том, что самым консервативным отрядом интеллигенции является учительство, потребуется иллюстративный материал, то вполне можно использовать результаты мини-опроса, проведенного среди русских учителей, работающих в Белоруссии. Представления о многих сложных процессах у них крайне упрощенное, хотя суть схвачена правильно.
О чем вести разговор с учителями? Конечно же, о том, что наиболее им близко – о проблемах образования, воспитания. В 150 анкетах, распространенных среди педагогов, русских по национальности, в числе прочих стоял такой вопрос: «В чем, по-вашему, причина того, что в советское время белорусский язык столь катастрофично терял свои позиции?»
В 122 анкетах – примерно одинаковые ответы. Если их обобщить, то получается, что в этом виновата белорусская интеллигенция, не желающая разговаривать на родном языке.
В последующих беседах опытные учителя, проработавшие в школах республики не один десяток лет, давали любопытные комментарии, рисовали живые картинки из личных наблюдений к написанным на анкетных листах коротким фразам. Ну, разве не убедительна аргументация о том, что в Белоруссии всегда не хватало белорусскоязычной интеллигенции? Правильны наблюдения и о том, что простые люди всегда внимательно следят за действиями и поступками наиболее образованных представителей общества, стараются везде, где это только можно, не отстать от них. В последние 30-40 лет основная масса белорусов не проявляла интереса к своему языку, потому что видела: большая часть интеллигенции не употребляет его в качестве рабочего. А не употребляет потому, что не слышала его в аудиториях вузов и техникумов.
Действительно, современное русскоязычие белорусской интеллигенции не имеет аналога среди других народов, входивших в состав СССР. Не находит оно аналога и в прошлом. Литературные памятники древности, и особенно средневековья, свидетельствуют о том, что образованные белорусы были, как правило, многоязычными. Наряду с родным многие свободно изъяснялись на латинском, польском, украинском и русском языках. А вот нынешняя интеллигенция почему-то изменила своим давним традициям. Почему?
Этот вопрос вызвал разные ответы. 30 процентов опрошенных считают, что белорусские интеллигенты не являются таковыми в том смысле, какой цивилизованный мир вкладывает в данное понятие. Белорусская интеллигенция – это интеллигенция в первом поколении, сформированная советской властью из окончивших вузы детей рабочих и крестьян. У них есть дипломы о высшем образовании, за годы учебы они прочли минимум книг, предусмотренных программой, но, чтобы стать интеллигентами, этого недостаточно.
Около 10 процентов опрошенных отход большей части белорусской интеллигенции от родного слова объяснили отсутствием нормальных условий для поддержания социальной значимости белорусского языка. Эти педагоги считали ненормальным, что во всех детских садах сельской местности, из которых дети потом поступали в школы с белорусским языком обучения, весь воспитательно-образовательный процесс строился только на русском языке, что противоречит элементарным правилам дидактики и теории воспитания.
Больше всего – 40 процентов участников опроса – назвали главной причиной нежелание родителей разговаривать с детьми на белорусском языке, еще 20 процентов – правом родителей освобождать своих детей от изучения белорусского языка в качестве обычного учебного предмета общеобразовательной школы. В результате миллионы белорусских детей так и не приобщились всерьез к родному слову.
Один из последних вопросов анкеты формулировался так: «Кто, на ваш взгляд, повинен в резком сужении сферы использования белорусского языка?» 23 процента ответивших написали: те, кто руководил в республике системой народного образования, кто формировал педагогическую мысль, 60 процентов вину возложили на родителей, 15 процентов – на политическое руководство республики, и только в двух анкетах, – самокритично, но с оговорками, – признавалось, что виноваты русские.
«Вина, конечно, лежит и на украинцах, и на поляках, и на евреях, – откровенничала автор одного из этих двух ответов, – но больше всех повинны мы, русские. Хотя бы потому, что нас здесь, в Белоруссии, больше, чем представителей других некоренных национальностей». Автор второго смелого и непривычного ответа, еще совсем молодой преподаватель историк, с горечью воскликнул: «На каком-то этапе мы не на благо воспользовались белорусским гостеприимством. Радуясь, что белорусы подбирают слово из нашего языка, чтобы войти с нами в тесное общение, мы слишком мало старались ответить взаимностью. Посмотрите, как жестоко расправлялись с теми, кто любил родное слово – объявляли их «нацдемами», выкорчевывали с корнем. В белорусской интеллигенции сидит генный страх перед всем своим национальным. Вот почему они отворачиваются от своего языка».