– Мне надо собраться до завтрашнего вечера. Самолет – в девять.

– У тебя целый день впереди.

– Да, но в соотношении с тем временем, которое мне предстоит провести вне дома, день – это очень мало на сборы.

– Ладно, катись отсюда, – вздохнула Жозе. Подобные выражения считались у подруг нормальными и даже подразумевали доброе, благодушное настроение говорящего.

– Приходи провожать.

– Если получится.

– Обиделась?

– Нет, правда. Я сегодня на работе не была, как бы завтра не пришлось просидеть там целые сутки.

– Подумай – полгода! Ты не увидишь моего прекрасного лица и не услышишь моего прекрасного, как соловьиная трель, голоса. А уж моих умных…

– Ладно, – засмеялась Жозе, – я постараюсь.

Подруги расцеловались на прощание, и Агнесс уехала.

– Жозе, деточка, – мадам Лоик ждала, когда она вернется из холла, – я по тебе скучала.

– Я тоже, Жозефина.

– Бог мой! У тебя такие безумные глазки – ты влюбилась?

Она опешила и молча смотрела на старушку.

– Брось, меня не обманешь, я же вижу. Ну а как твой бывший Марк, еще не женился?

– Бывший?

– Я постоянно встречаю его с этой веселой рыжухой.

– Да, Жозефина… Наверное, они скоро поженятся.

Шарль всегда знал, что это с ним произойдет. Наверное, он рожден для того, чтобы покорять женские сердца! – говорила вся его родня, когда он еще сидел на горшке. Наверное, у него никогда не будет недостатка в поклонницах! Наверное, его судьба – очаровывать и сводить с ума! – умилялись бабушки, когда он сорвал свой первый цветочек для соседской двухлетней девчушки.

Несмотря на такие утверждения, Шарль специально не делал ничего, чтобы они стали правдой. С ранней юности, даже с тех пор, когда о юности говорить еще и не приходилось, он был девичьим любимцем в классе. Представительницы прекрасной половины человечества, даже те, которые не сидели с ним за соседней партой, а учились в других классах, всегда заглядывались на него. Спокойный, дружелюбный нрав и абсолютное отсутствие тщеславия по поводу успехов в учебе и эффектной внешности притягивало к нему друзей и поклонниц. Едва только он из мальчика превратился в юношу и на его лице наметилась кое-какая растительность, телефон в его доме начал трезвонить целыми сутками. Причем, таинственных звонков, когда в трубку только сопели и слушали его голос, было куда больше, чем явных попыток пообщаться.

Родители Шарля были люди среднего достатка, серьезные и дружные со своей многочисленной родней. Дядя держал устричную плантацию, которая приносила ему доход, занимался рыбной ловлей, имея два катера, и вся их большая семья вполне могла обеспечить себя необходимым и даже больше. В разгар курортных сезонов все, от маленького Шарля с братишкой до кряхтящей старой прабабушки зарабатывали на туристах.

В свободное от учебы время Шарль, вместе со своим лучшим другом Пьером, собирал у моря всякие съестные или сувенирные ценности. Еще они гоняли морских птиц, которые с ноября месяца паслись на побережье и ближайших островах; втайне от взрослых уезжали на автобусе в глубь полуострова и лазали по старым замкам, в надежде найти древний клад и разбогатеть.

Шарль очень любил свой край, и скажи ему кто-нибудь тогда, что он уже в двадцать два года навсегда поселится в Америке, он рассмеялся бы в лицо этому глупцу. Когда им было по десять, они с Пьером поклялись друг другу, что никогда в жизни не уедут отсюда дальше, чем на пятьдесят километров.

– Я лично, – Пьер ударил кулаком по огромному куску старого дерева, на котором они восседали у моря, – никогда не брошу отца. Я буду продолжать его дело!

Шарль с уважением посмотрел на друга: ведь отец Пьера был известнейший в их квартале владелец ресторана и гостиницы для средних туристов. Этот бизнес приносил ему доход, и он собирался построить комфортабельный отель прямо на скалистом берегу.

– А я… а я выучусь на кого-нибудь и открою тут… и открою тут… музей!

– Вот это да! – Глаза Пьера загорелись. – Я тоже хочу музей! Шарль, ты возьмешь меня с собой? Я музей хочу даже больше, чем отель!

Как знать, может быть, именно этот незначительный разговор послужил отправной точкой для честолюбивых планов Шарля, а для Пьера стал первым настоящим интересом к выставочному искусству, которым он впоследствии занялся в Париже… Впрочем, это все было гораздо позже, а тогда, среди белоснежного пляжного песка, заваленного ракушками, и синей-пресиней воды, уходящей за горизонт, будущее казалось им таким же чистым и предельно ясным, как знакомый с детства пейзаж. Впереди их обоих ждал ранний успех у женщин, многочисленные романы: легкие, ни к чему не обязывающие – у Шарля и отягощенные ревностью – у Пьера… Впереди их ждало много разочарований и побед, и мечтательно-спокойный Шарль еще не понимал, почему все окружающие прочат ему большое и светлое будущее и почему девочки вьются вокруг него, словно пчелы вокруг цветка.

Со временем, конечно, он оценил эту привлекательную сторону жизни, приобрел опыт общения с взрослыми женщинами и постарался набрать его в достаточном количестве. Но не из тщеславия, а чтобы убедиться, что ничего не упустил в этом вопросе. Он знал, что без каких-либо усилий с его стороны любая особа в колледже, а потом и в университете могла пойти за ним на край света. Но Шарль не спешил растрачиваться на легкие романы… Он рос, взрослел, постигал премудрости компьютерных технологий, раз и навсегда решив заняться бизнесом в этой области, а вечерами постигал премудрости любви. Но он никогда не бросался в омут страсти с головой, словно боялся себя расплескать.

Никто никогда не видел Шарля потерявшим голову от любви. Он легко сходился и легко расходился, выбирая женщин скорее по их умению быстро выбрасывать из головы все вчерашнее. А романы рано или поздно становились вчерашними, и Шарль являлся ярчайшим примером свободы и независимости, прежде всего от собственных чувств. Правда, многие полагали, что чувств в нем не было совсем: игра в любовь привлекала его, как всякого нормального мужчину, но он отлично знал, что это всего лишь игра, и она хороша тем, что из нее в любой момент можно выйти. Он не верил в любовь, он верил в собственный здравый смысл и в то, что сердце его никогда не сможет быть побежденным.

Несколько женщин серьезно страдали из-за него, трое пытались на себе женить, десятки просто хотели удержать любым способом… Но Шарль лишь пожимал плечами и приветливо улыбался: мол, какое мне до всего этого дело, да и вам не советую переживать…

Но в глубине души он знал одну неприятную вещь. Она скребла его холодным предчувствием, от нее веяло роковой неизбежностью и страхом… Шарль отчаянно боялся влюбиться. Этот страх зародился еще в самом нежном детском возрасте и остался на всю жизнь. Еще семилетним ребенком, выслушивая привычные восторги бабушки, Шарль усвоил: он Самый Красивый Мальчик на свете, и когда он встретит Самую Красивую Девочку, они непременно друг друга полюбят. И тут он засомневался: а что, если эта девочка не станет с ним дружить? Ведь она будет еще красивее, чем он, значит, ей и выбирать. А вдруг она не захочет с ним играть и не полюбит его? Что тогда он будет делать? Искать другую? Но ведь ему нельзя любить другую – только самую красивую. Так ему объяснила бабушка, не задумываясь о роковом смысле своих слов… Она забыла об этом на следующий же день, а Шарль пронес через всю жизнь этот страх – влюбиться и быть отвергнутым…

Бетти не была красавицей, скорее заставила всех окружающих поверить в то, что она такова. Дочка большого-пребольшого чиновника из Нью-Йорка, куда Шарль много лет назад приехал практиковаться, да так и остался навсегда, пришла к ним в офис работать. Какой черт дернул особу, крайне избалованную жизнью, поиграть в эту самую жизнь, никто не знал. Поговаривали, что папа сам решил устроить ее куда-нибудь не в самое райское место, где действительно придется шевелить мозгами, чтобы она научилась это делать. Но при ближайшем рассмотрении Бетти оказалась совсем не глупой девушкой.