- Он заставлял меня носить гольфы... А на день рождения подарил фокстерьера... С тех пор все киношники звали меня Тентен Карпантьери...

Словно от знакомого аромата духов, пробудились во мне вдруг воспоминания о проделках Майо. Взять в секретари Тентена было вполне в его духе.

- Мне пора за работу, - вздохнул он.

Там, на террасе, режиссер встал и, грызя ноготь указательного пальца, заглянул в какую-то толстую папку. Бывшая маленькая девочка покорно стояла с ним рядом.

Тентен наклонился ко мне.

- Мне хотелось бы непременно увидеться с вами еще раз... Вы ведь любили Майо?

- Конечно, любил.

- Мне надо доверить вам кое-что очень важное... Сейчас нет времени...

Он сжал губы, словно сдерживая порыв откровенности. Потом, резко вздернув подбородок, решился:

- Понимаете... Майо не умер... Он жив... Вы думаете, я сошел с ума, да? А я вам повторяю: он не умер. Сейчас мне некогда, но давайте встретимся...

- Хорошо.

- Завтра... в половине первого ночи... здесь... в этом кафе... Если я задержусь... подождите меня... Мы свернем на улицу, тут рядом...

- Хорошо.

- И тогда я вам все объясню.

Он встал, пожал мне руку и вышел из кафе. Поспешным шагом. Присоединился к группе, окружавшей режиссера, но держался чуть поодаль. Я остался в зале один. И тут мне почудилось, будто над своей головой я слышу приглушенный, как жужжание неоновых ламп, смех Жоржа Майо. И я невольно представил себе другого - того, за стеклом, - моложе на двадцать лет, со светлым хохолком, в брюках гольф и с фокстерьером на поводке.

Вернувшись в квартиру Рокруа, я стал перелистывать досье, чтобы проверить, упоминается ли в нем Тентен. На 12-м листе дела оказались показания - очень краткие, - которые он дал 11 июля 1965 года.

"...Робер Карпантьери, родился 7 июня 1938 года в Париже (X округ), киномеханик, проживает в Париже, на улице Брюнель, 5-бис (XVII округ)... Он показывает:

"Я познакомился с месье Жоржем Майо в апреле 1955 года во время съемок его последнего фильма. С этих пор я поддерживаю с ним дружеские отношения. По временам я исполнял при нем обязанности шофера и секретаря и в 1960 году ездил с ним в Рим по случаю его бракосочетания с мадемуазель Пьестри.

Вместе с месье Майо я встречался с некоторыми его друзьями, но в обществе мадам Кармен Блен мне приходилось бывать очень редко. Я знал, что они давно знакомы с месье Майо. Два или три раза мне пришлось сопровождать месье Майо к мадам Кармен Блен в ее дом на аллее Альберта I.

Я никогда не встречался ни с мадам и месье Хэйуорд, ни с месье Людовико Фуке. Я не знал, что месье Майо с ними знаком. Он никогда о них не упоминал.

Единственный из знакомых месье Майо, кто проживал в отеле "Триумф" по улице Труайон, 1-бис (XVII округ), был месье Альбер Валантен, кинематографист. Имя Жана Деккера мне ничего не говорит. Не помню, чтобы месье Майо когда-нибудь называл при мне это имя".

Подпись..."

Стало быть, мое имя ничего ему не говорило... Конечно, не исключено, что Тентен знал больше, чем хотел признать, но так или иначе, он был всего лишь статист, один из силуэтов, смутно различимых на заднем плане изображенного на картине пейзажа.

Я захлопнул папку. Ветерок, проникавший в приоткрытую балконную дверь, колыхал занавеси.

Я вдруг почувствовал, что не в силах провести ночь за чтением этого досье в квартире Рокруа. Я решил вернуться в отель, но у меня не хватало мужества, как накануне вечером, тащиться пешком по мертвому городу. И я вызвал такси.

Как всякий турист, приехавший в Париж, я вздохнул с облегчением, вернувшись в свой номер в отеле. Во внутреннем кармане пиджака я нащупал английский паспорт. Мне просто привиделся дурной сон. Разве наяву существует Тентен? Правда, вот досье и ключи от квартиры на улице Курсель, но я могу навсегда избавиться от них. И не останется никаких следов. Никаких. А завтра же утром я с легким сердцем улечу в Клостерс.

Я хотел позвонить жене, но час был слишком поздний. К тому же я боялся, что в моем голосе прозвучат необычные нотки и это ее встревожит. Найду ли я английские слова, чтобы описать ей кабинет-ротонду, пагоду и мою встречу с Тентеном? Лучше, пожалуй, кое о чем промолчать.

Я положил на секретер свои старые темные очки. И вдруг мне стало жутко на них смотреть, словно очки были вещественным доказательством какого-то моего преступления.

Как был в одежде, я лег на кровать и включил радио. Медленно стал крутить ручку приемника, чтобы поймать Би-би-си. Мне необходимо было услышать английскую речь, чтобы убедить самого себя, что я не кто иной, как Эмброуз Гайэ, английский писатель, возвратившийся в сумерки после мирного и скучного воскресного дня с безмятежной прогулки в Хэмпстид-Хит.

Я глядел на них из окна. Девушка в третий раз медленно поднималась по ступенькам. Под навесом крыши она стучала кулаком в дверь. Дверь отворялась, и мужчина в белом смокинге, с ежиком седых волос, застывал в дверном проеме.

- Могу я его видеть? - нервно спрашивала девушка.

- Он вас ждет.

И широким жестом левой руки мужчина в белом смокинге приглашал ее войти. Она отшатывалась.

- Вы уверены, что он меня ждет?

И в это самое мгновение режиссер кричал: "Отставить!" - и все начиналось сызнова. В вечерних сумерках голоса их звучали так гулко, словно их усиливал репродуктор. Подножье пагоды было освещено резким светом. Вокруг режиссера толпилась кучка теней, среди которых я тщетно пытался разглядеть Тентена Карпантьери.

Я погасил свет в кабинете-ротонде, боясь, что Тентен снизу заметит мой силуэт. А вдруг ему была когда-то знакома квартира Рокруа, и вид моей фигуры в окне всколыхнет в его памяти кое-какие подробности, в частности существование некоего Жана Деккера. Впрочем, накануне вечером он не задал мне никаких конкретных вопросов. С него было довольно, что он смутно припомнил мое лицо. По сути дела, для него было важно одно - иметь возможность поговорить с кем-нибудь о Жорже Майо.

Майо умер за несколько месяцев до Рокруа, и о его смерти я также узнал в Лондоне, в магазинчике возле Монпелье-сквер, где я часто просматривал французские газеты. Заметка строчек в пятнадцать. Редакция не сочла даже нужным поместить его фотографию. Да и с какой стати? Майо уже давно расстался с кинематографом. В три часа ночи он рухнул на тротуар на авеню Монтеня, "выйдя из бара", если верить газетной заметке. Какой-то прохожий пытался помочь ему встать, а потом вызвал "скорую". В ту пору эти две смерти, случившиеся почти одновременно, не заставили меня ни о чем задуматься. Как и слова извинения, которые Майо нашел в себе силы пробормотать, обращаясь к прохожему, который пришел ему на помощь: "Мой бедный друг, я старею".