Мы пошли по набережной. И когда, пройдя несколько сот метров, миновали мост Шампиньи, серые городские дома стали уступать место особнякам и виллам, все более и более богатым.
- Ну вот. Мы в Ла-Варен, - торжественно объявила она, точно сообщая о важном событии в нашей жизни.
И когда я сегодня вспоминаю об этом, я думаю: а ведь и впрямь речь шла о важном событии. Тщетно я роюсь в памяти - никогда приезд в какой-нибудь город не производил на меня такого впечатления, как мой приход в этот день в Ла-Варен-Сент-Илер вдвоем с ней.
- Ты давно здесь живешь?
- Да... Я здесь родилась.
Мы перешли через мост Шеневьер и побрели по узкой тропинке вдоль берега Марны. Над зеленоватой стоячей водой склонились плакучие ивы. Барки. Полусгнившие понтоны. Решетчатые загородки. Запах разогретой солнцем тины. Под вечер возвращение. Назад мы шли по набережной Ла-Варен. Она хотела, чтобы я оценил прелесть ее родного города. Виллы. Белые заборы. Я не ошибся, когда на вокзале Бастилии подумал, что еду на курорт.
- Вы и отпуск свой проводите здесь? - спросил я.
- Ну да... Чего ради уезжать... Пляж тут рядом.
К дебаркадеру были пришвартованы прогулочные лодки. Вдоль Марны чередой тянулись светлые сосновые понтонные пристани. Чуть дальше на маленьком островке среди ив я заметил турник с качелями, веревками и кольцами.
- Вы правы... Нет смысла уезжать отсюда...
На одном из буев, прикрепленных к понтонным мосткам, вьется надпись синими буквами: "Речной пляж Ла-Варен". Она смотрит мне прямо в глаза:
- Хотите, возьмем номер в отеле?
Отель в стороне от набережной, на пересечении двух улиц, с усыпанной гравием террасой и столиками в саду под зонтиками с бахромой. Он назывался "Пти-Риц".
Во сне я услышал шум. Я и по сей день не знаю, был ли это телефонный звонок? Или выстрел? А может, и то и другое вместе? Я никак не мог открыть глаза. Веки были как налитые свинцом.
Кто-то тряс меня за плечо. Тут я проснулся. Надо мной склонилось лицо жокея Юреля. Я заснул на диване в гостиной.
- Вас просят к телефону...
Я посмотрел на часы. Была еще только полночь. Кармен вернется не раньше утра. Она отправилась с Хэйуордами за город к одному из их компании, некоему Шатийону, а я сказал, что слишком устал и не поеду.
- Вас ждут у телефона, - повторил Юрель.
Он пошел вперед, а я не мог оторвать взгляд от его бархатных туфель, таких легких, таких бесшумных, что мне казалось, будто я все еще сплю. Мы прошли через гостиную, потом еще через две или три комнаты, служившие свалкой, - зажженные в них лампы слепили глаза. Кармен любила, чтобы к ее возвращению в квартире повсюду горел свет.
Я взял трубку в кабинете. И узнал голос девушки, хотя он был не такой, как всегда. Беззвучный голос. Откуда она говорит? Из Сен-Мор-де-Фоссе? Нет. Она в Париже. На улице Родена, у Хэйуордов. Случилась беда. Она разрыдалась. Она просила меня поскорее приехать.
Юрель стоял передо мной прямой как палка, холодно глядя на меня. Я оставил в гостиной куртку. И снова мне пришлось пройти анфиладой комнат, с предчувствием, что я сюда больше никогда не вернусь и вся эта квартира уже принадлежит прошлому. И в охватившей меня тоскливой тревоге я вдруг заметил то, чего раньше не хотел замечать. По деревянным панелям на стенах расползались трещины, светлыми пятнами выделялись места, где когда-то висели картины, которые Кармен продавала одну за другой. При ярком свете люстр видно было, как протерся палас. И Кармен предстояло состариться одной среди этой гигантской свалки мебели и чучел животных вместе со старым жокеем в бархатных туфлях, который неподвижно застыл в дверном проеме, продолжая следить за мной, пока я сломя голову мчался в темноте к метро.
Она открыла мне дверь. На ней было то же синее платье, что и в Ла-Варен, и по контрасту с его синевой и ее темными волосами она сама показалась мне мертвенно-бледной. Она взяла меня за руку и повела в гостиную, освещенную только лампочками двух витрин, в которых Мартина Хэйуорд хранила коллекцию своих вееров.
- Людо... Это Людо... Посмотри...
Он лежал за диваном у подножья одной из витрин в своем грязно-желтом плаще. Поднятый воротник наполовину скрывал его лицо. На виске кровавое пятно. На воротнике плаща тоже кровь. Плащ не велик ему и не мал. Как раз впору.
- Это я... Это вышло само...
Она стискивала мне локоть, пристально глядя на меня полными слез светлыми глазами. Рот ее был полуоткрыт.
Я сел на диван, она подошла и села рядом. Перед нами на полу маленький револьвер с перламутровой рукояткой. Дамский револьвер. Чуть поодаль его кобура из замши гранатового цвета. Я был спокоен, так спокоен, как не бывал уже давно. Странно, но я до конца не верил в этого мертвеца. Людо Фуке... Во всех этих светлячках и ночных мотыльках было так мало от реальной жизни, что сама их гибель... Я поднял с пола револьвер и сунул его в кобуру, застегивавшуюся на кнопку. Кобура пахла приторными духами Мартины Хэйуорд. Стало быть, револьвер принадлежал ей?
Одна из витрин в глубине гостиной была разбита, осколки стекла блестками усеяли палас.
- Мы подрались... Если бы я не выстрелила, он сам застрелил бы меня... понимаешь...
Я понимал. Она жалась ко мне, вся дрожа и поникнув головой. Я понимал, что все неминуемо должно было прийти к такому концу.
- Ты останешься со мной? Скажи, ты меня не бросишь?
Мне вдруг стало легко. Кармен, Майо, Рокруа, Людо Фуке, все остальные... Так больше продолжаться не могло...
И тот несчастный, который пытался подчинить себе все более стремительный ритм сновидения, с упорством метронома повторяя: ТА-ГА-ДА... ТАГАДА... Но вот раздался выстрел, зазвенело разбитое стекло, карусель остановилась - пора было проснуться.
Свет в подъезде погас. Она сжимала мне локоть, мы в потемках спустились по лестнице вниз. Мы могли бы спуститься на лифте, но я боялся, что на площадке первого этажа нас уже ждут и отрежут нам все пути к бегству.
Внизу я даже не стал нажимать на кнопку освещения и ощупью нашарил кнопку, открывающую входную дверь. Я несколько раз надавил на нее большим пальцем, но механизм не сработал. Девушка потянула дверь на себя. Дверь не открывалась. Тогда я нажал кнопку освещения, и нас залил яркий свет. Я наклонился к замочной скважине, пытаясь рассмотреть язычок замка. И тут я услышал шум за спиной. Открылась застекленная дверь каморки консьержа. В проеме показался сам консьерж. Среднего роста брюнет, во фланелевых брюках и полосатой пижамной куртке.