Я потряс его руку и вышел в прохладу вечера, только теперь понимая, как устал. И эта версия, похоже, провалилась. Правда, что-то было здесь невкусно или, наоборот, очень вкусно! Думать уже не хотелось. Почти восемь, а мне предстояло нанести еще один визит.

"Может, по телефону?" - спросил я себя с надеждой, но понял, что со мной попросту не станут разговаривать.

* * *

Уже не пьянки ради - для поднятия тонуса хотя бы на час - я зашел в кабак, на ходу отметив, что если раньше регулярно его навещал, то последние два года это стало мне не по зарплате.

Народу было мало и, наверное, все свои: чувствовался этакий налаженный семейный быт. Меня восприняли как бродячего кобеля, по глупости зашедшего в Третьяковскую галерею.

А мне было все равно. Откинувшись в кресле и вытянув ноги во всю их уставшую длину, я закрыл глаза, пытаясь сделать какие-то выводы из сегодняшних посещений.

А выводы, выскакивая из мозговых извилин, сразу становились такими же извилистыми, сплетаясь и запутываясь в черный клубок, который становился все больше и больше, пока наконец не закрыл мое сознание.

Меня трясли за плечо, и пришлось открыть глаза.

- Господин э-э-э... господин э-э-э...

- Генерал, - помог я бедняге официанту.

- Что желаете, господин генерал? - нисколько не смутился он.

- Господин генерал желают, чтобы ты, любезный, пришел сюда через две минуты с бутылкой нормального коньяка, пачкой хороших отечественных сигарет и куском колбасы. Шевелись, братец.

Он пришел через три минуты. Все было выполнено так, как я просил.

Я рассчитывал уложиться в десять тысяч, но ошибся ровно в два раза.

- Господин генерал, у нас правило: непостоянные клиенты рассчитываются сразу!

"Чувырло, помноженное на этикет, - это кошмарно, да, кошмарно", подумал я, выкидывая на стол два "куска". С первой же хорошей рюмахи меня кисло повело, а вторая наконец справилась с поставленной перед ней задачей.

Я ожил. Быстро сожрав пережаренный кусок колбасы, захватив сигареты и коньяк, я поспешно вышел из чужого мутного царства.

Новый четырехэтажный дом стоял в центре. Нужная квартира была на втором этаже. Меня туда и впустил сам хозяин.

- Глеб Андреевич, покорнейше прошу прощения.

- Что вам нужно?

- На огонек к вам, по коньячку, так сказать.

- Уходите, я занят. И не собираюсь отвечать на ваши вопросы.

Я, вроде бы пытаясь открыть замок, пробормотал:

- Да я не спрашивать, а рассказать вам хотел.

- Не надо, идите! - Он распахнул передо мной дверь.

- Прощайте, может, в последний раз видимся! Уже Валентину убили.

- Что за херню ты, Гончаров, опять несешь?

- А мы что, будем разговаривать на лестничной площадке? Тогда будьте добры, прикажите сюда два стула.

- Не фиглярствуй, заходи. У меня, между прочим, разуваются! Человек я простой, не аристократ. Прислуги не держу.

- Не думал, что такие квартиры у нас еще строят, - заметил я, проходя за ним в кабинет.

- Не про вашу честь, - отрезал он, указывая на кожаное кресло. - Что ты там молол?

- А вы еще не знаете? - Я прекрасно понимал, что, пока не наберут нужных сведений, его не тронут, но надо было этого кита поводить за нос. Странно, странно, ну да ладно. Вы мне с утра чего-то недосказали; я подумал, может, сейчас, прикинув инструмент к носу, вы мне тихонько обо всем и доложите. А?

- Что с Валентиной? Где она?

Я посмотрел на часы:

- Теперь-то девять. Уже, наверное, в морге, после вскрытия. А жалко, красивая была баба.

- Да говори ты толком! Не морочь мне голову.

- Так, Глеб Андреевич, надо бы по маленькой.

Широким жестом я приоткрыл полу пиджака, показывая початую бутылку коньяку.

- Обнаглел! - Он выскочил в бесконечность своей квартиры, а я с интересом оглядел стан наших бывших идейных поводырей. И надо сказать, стан мне понравился, и даже больше кротовского: несло от него этакой перспективой в будущее, в даль светлую. Модерново, но основательно, и похоже, это обиталище отбирать не спешили. Оно действительно: квартира есть неприкосновенный очаг. А дачи в глаза бросаются разному грибному люду, если не огорожены, конечно. - Рассказывай! - Глеб Андреевич из принесенной собственной бутылки наполнил два стограммовых хрустальных бочонка с красивой позолотой по рискам.

- А почему не мой пьем? Боитесь отравы? Так ведь изгнанных королей не травят. Кому они нужны?

- Да не поэтому. Неси домой. Хоть раз твоя баба нормальный коньяк попробует, голь перекатная. Как бы я раньше-то тебя... да ты б за версту тогда этот дом обходил, пацан. А твой начальник... - Чистов скрипнул зубами.

- Бывший, - вставил я.

- Ну да, вот уж гнида так гнида. Как ему самого себя не стыдно! Как это, у Достоевского, что ли: "Знаю, что подл, знаю, что низок, тем и горжусь". Мразь отменная.

- Я солидарен с вами в этом вопросе. Так выпьем же за наше совпадение.

- Давай, Гончаров.

Мы опрокинули, и хозяин кивнул на бильярд:

- Пойдем, надеру.

Я взял кий и разбил заготовленную пирамиду.

В левую, дальнюю от меня лузу влетел шар. Первый, он оказался и последним, потому что второй мой удар был холостым, а больше бить мне не пришлось. Игра длилась две минуты.

- Салага, попробуй еще.

- Нет, хватит пока.

- Ну, кури и рассказывай.

- Значит, так. После вашего хлебосольства я отправился, как вы были информированы, к Валентине Александровне Беловой. На звонок мне не ответили, и я толкнул дверь. Просто так, заметьте, не взламывал, просто толкнул. А вообще-то, Глеб Андреевич, я бы хотел помыть руки. Где у вас ванная комната? Я буду мыть руки, а вы меня слушать.

- Не надо в ванную, я вырублю сейчас.

- Один микрофон вырубите, а сколько их у вас, о которых вы знаете, и сколько, о которых не знаете. Для меня это не страшно, а вот вам неприятности обеспечены, если разговор наш состоится.

- Убедил, пойдем на воздух.

В кресле было так хорошо и удобно, что я с трудом приказал себе опять топать по улице.

- Когда я вошел, труп вашей знакомой лежал в большой комнате лицом как раз к двери. Она была совершенно голой, а во рту торчал прочный кляп. Ее пытали утюгом и кипятильником, мне думается, пытали долго и безжалостно. Подонков, судя по всему, было не меньше двух. Обгоревшая кожа была почти по всему телу, можно было бы умереть просто от боли, но в конце садисты сломали и хребет. Зачем вы это сделали?

- Оставь, Гончаров, свои шутки. И не бери, как у вас говорится, на понт. А дело скверное.

Чистов уже был не такой, как утром. Игривая энергия его истощилась, он выглядел уставшим и старым.

- А дело скверное, - повторил однотонно, видимо прикидывая какой-то шаг.

Немного отстав, я не мешал ему принять решение, наверное трудное. Наконец он спросил:

- А если я больше ничего вам не скажу?

- Тогда они доберутся и до вас, если, конечно, это не вы убили Валентину. Ну а если вы, то до вас рано или поздно доберется любимый вами Артемов. Как видите, куда ни кинь, всюду клин: ведь если вы не виноваты, тем более будет неприятно ощутить в заднице раскаленный кипятильник. А я уверяю вас, они ни перед чем не остановятся, будут искать червонцы до конца... У Валентины они их не нашли, судя по полнейшему бедламу в квартире. Ушли неудовлетворенными. Кто у них остается теперь на очереди?

- Кто? - Он испуганно присел.

- Вы и Князев. Это в том случае, если Князев к этой истории не причастен и золотишко увела Валентина или кто-то сторонний. Ну а если здесь замешан он сам, то...

- То что?

- То остается один человек, и этот человек - вы, Глеб Андреевич Чистов.

Он сжался и растерянно заморгал.

- Давайте подумаем. Три посторонних человека знали о стариковских "рыжиках". Как и откуда, мы разберемся позже. И вот старика грохнули, червонцы, естественно, пропали. В первую очередь подозрение падает на друзей и бывших коллег, к тому же знавших о "сундуке" Кротова. А это Чистов, Князев, Белова. Но и Беловой вскоре сворачивают шею. И сворачивает, заметьте, кто-то из знакомых, потому как людям посторонним так поздно дверь она бы не открыла. Кстати, когда вы с ней разговаривали?