Схватив суженую в охапку, Юрка уволок ее из кухни, и до сего времени мы не виделись. И вот теперь он пришел, смущенный и виноватый.

- Ты, Кот, не обращай внимания, женщина все же.

Хотелось возразить, но я сдержался.

У каждого свое счастье. У Юрки - его супруга, у меня - пес Студент дворового происхождения. Поэтому, не обсуждая подробностей характера его Эллы, я начал по сути:

- Юра, что там за старичок скопытился? Ты в курсе?

- А чего там быть в курсе? Иконников выезжал, инсульт или инфаркт, вот старичок концы и отдал. Как сам живешь-то?

- Да нормально. Выпить хочешь?

Юра отчаянно замотал головой:

- Ни в коем случае, ты же знаешь... Да ты и сам полечился бы в наркологии - и назад.

- Нет, Юра, пусть начальник лечится. В психушке.

- Да-а... Ну, я пойду.

- Давай, привет семье.

* * *

Через полчаса я сидел на кухне у Иконникова. И пил чай с пирожками. Пирожки были вкусные, а жена, Тамара Ивановна, не очень агрессивная, скорее даже наоборот, как-то сочувствующе глядела на меня, подкладывая самые лучшие куски. А старший инспектор угрозыска Николай Николаевич Иконников, задумчиво дуя в разломанный пирожок, говорил:

- Да оно, конечно, инсульт, как говорится, хватил кондратий, ну и, конечно, затылком он шваркнулся, да аккурат о ребро трюмо. Все так, ну и задвижка изнутри закрыта, конечно, а как же? Все как положено, Константин Иванович. Только... Не знаю даже... как сказать... Личико старичка мне не по нутру пришлось... Как бы это передать? В общем, гримаса у него была страшная какая-то, вроде как черта он увидел. Не знаю, может, инсульт его так скривил, говорят, бывает...

Что касается времени смерти, то это, в изложении Иконникова, случилось примерно от двадцати четырех до часа. Одет старик был в зеленую полосатую пижаму. Лежал как раз вдоль коридора, ногами к входной двери, голова повернута в сторону спальни и обращена к выходу.

- Зрелище, я тебе скажу, Константин Иванович, запоминающееся, но я бы его видеть больше не хотел. Старик был в тапочках без задников, но при падении ни один не слетел. Пижама тоже была в порядке, аккуратно так дедуля улегся, как на параде. Все три замка в норме, никаких следов отмычек. На момент взлома двери были закрыты на два замка и щеколду. Ключи висели на специальном крючочке. Да ты, наверное, сам уже в курсе, раз так заинтересовался.

Я что-то уклончиво промямлил и подумал вслух:

- Интересно, зачем на дверях три замка и задвижка? Чушь какая-то.

- Три замка, задвижка и дверная цепь, - уточнил Николай. - А дело в том, что там двойная двустворчатая дверь. На первой накладной замок и цепочка, на второй два замка - накладной и внутренний - и задвижка, которая была закрыта. Сынок приехал, червонцы какие-то требует. Вот какие дела. Давай еще чаю.

Ушел я от Иконникова через час, набухший чаем и пирожками, как коровья титька молоком.

Дело, похоже, поворачивалось другой стороной, не так, как мне хотелось бы. "Думай, Федя, думай", - приказывал я сытому уму. Что-то здесь не так. "Еда была хорошая, - ответили мне мои мозги. - Поспать надо". Задвижка закрыта, у хозяина инсульт, а у клиента сто тысяч, которые надо забрать и не морочить ни себя, ни его.

* * *

Студент, сидя на кухне, отчаянно колотил хвостом по полу и преданно глядел то на холодильник, то на меня, всем видом показывая готовность к ужину.

Появился он у меня полгода назад, когда, вернувшись из командировки, я не нашел ни вещей, ни жены, назло мне забравшей даже ненавистного кота Колумба. Ну да ладно. Намочив в молоке кусок хлеба, я передал его псу на закуску, а сам лег. Надо было проанализировать ситуацию.

Ровно в восемь я погрузился в мягкое кресло бледно-голубой "Волги", которая, ласково урча, мягко пошла утренним, уже просохшим проспектом. За рулем сидел Борис Андреевич Кротов, новый ее хозяин.

- Забыл вчера вас спросить, - невинно начал я. - Папа на какой ниве потел?

- Партработник, выгнанный за ненужностью эпохой, - хмыкнул он, чуть поворачивая ко мне бороду. - Но какое это имеет значение? Человека убили...

- Или умер сам, - перебил я.

- Или умер сам, - неохотно согласился Кротов и переменил тему: - Меня, как видите, не грохнули.

- А что, были предпосылки?

- Да нет, звонок какой-то непонятный был. Ночью, в первом часу. Я трубку снял - абонент положил. Может, бабы? У меня их тут, знаете ли, множество осталось.

- Зачем звонить?

- То есть?

- Зачем звонить? Чтобы положить трубку?

"Волга" повернула в старый квартал, остановилась возле трехэтажного дома старой постройки, недавно отреставрированного.

- Этаж? - спросил я, оглядывая фасад.

- Третий, - усмехнулся Борис. - Отец не любил людей над собой.

- Ничего, теперь подо всеми.

Я разглядывал крышу, прикидывая возможность проникновения в окно; пожалуй, оно исключалось, во всяком случае это было чертовски трудно.

- Какие ваши окна?

- Здесь только два кухонных и два из моей комнаты, самые крайние слева. Ну, пойдемте.

* * *

В доме был единственный подъезд. Широченная лестница, когда-то застланная ковровой дорожкой, удобно и плавно поднимаясь, привела нас на третий этаж.

Слева обитая изящной выделки искусственной кожей дверь была помечена цифрой "5". Возле нее и манипулировал с ключами Борис. Но лестница не кончалась третьим этажом, чуть сузившись, она змеилась выше. Я решил подняться на пару ступенек.

- Да чердак там, Константин Иванович, барахло разное. Заходите.

Он наконец справился с замками, щелкнувшими винтовочными хлопками.

Естественно, прежде всего я остановил свое внимание на дверях и замках. Двери были дубовые и пострадали не сильно, а вот замки... Я неодобрительно пощелкал по ним пальцами - новеньким, в масле, - и, вытирая руки, вопросительно посмотрел на хозяина.

- Да, Константин Иванович, пришлось вот замки менять. Оба накладных.

- Кто взламывал?

- Говорят, участковый с нашим сантехником. У него в подвале резиденция, могу позвать.

Я ничего не ответил, дергая задвижку-засов открытой двери. Она была кое-как выправлена и ходила с трудом.

- Раньше тоже туго работала?

- Да нет, легко. Ригель был сильно погнут, а запорная планка вообще отлетела. Это я сам кое-как распрямил.

- Отвертку, - бросил я, злясь на Бориса и бывших коллег.

Аккуратно вывинтив шурупы, я передал задвижку хозяину.

- Иди, дорогой, к своему сантехнику, пусть отобьет ее по линейке на совесть, пообещай ему пузырь.

Кротов ушел, а я с интересом оглядел дверь и отправился гулять по квартире. Надо сказать, что Борин папа имел вкус и понимал толк в жизни. Квартира была трехкомнатная, из просторного то ли коридора, то ли вестибюля первая дверь налево вела в комнату Бориса. Это я понял по фотографиям голых баб и электронным японским цацкам. А прямо напротив нее находилась стеклянная дверь в общую комнату, или, как принято выражаться, в зал. Да, старичок был сибаритом. По моей прикидке, зал был квадратов тридцати. И его целиком устилал диковинный длинноворсый ковер, на котором выкрутасами гнутых ног ампирилась белая с золотом антикварная мебель.

Дальше, в глубине необъятной прихожей, двери вели налево - в кухню, ванную и уборную, отделанную лучше, чем моя квартирка. Своих клиентов я вполне мог принимать здесь, и они бы не обиделись. Кухня тоже представляла собой выставку товаров народного потребления: самые разные бытовые электроприборы, чинно высясь на отведенных им местах, царили здесь. Они презрительно сверкали на меня яркими праздничными расцветками блестящих эмалей. А запах! Это был запах кухни, но не той кухни моих знакомых, где не поймешь, то ли лук перебивает запах рыбы, то ли наоборот. Здесь сливались два аромата - кофе и лимона. Направо находилась опочивальня хозяина. Я думал, что эти самые балдахины над кроватью уже отменили, ан нет. В алькове стояла этаким фрегатом на возвышении огромная двуспальная кровать, ныне, увы, потерявшая своего капитана. А в конце прихожей, между спальней и кухней, расположилось пресловутое трюмо, очевидно, последняя мебель, которой воспользовался хозяин, и то не по назначению. Как и кровать, оно было выполнено в стиле барокко, являясь несокрушимым монументом памяти изготовившего его краснодеревщика, издалека протянувшего руку к жизни простого советского трудящегося.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: