- Кто?.. - развел руками Борис Афанасьевич, притворно устало вздыхая. Конечно, гений. Некто гений по фамилии Сюняев, - добавил он, иронически улыбаясь и качая головой, словно бы говоря этим: "Да, нелегка наша доля, на кого только не приходится тратить время..."
- В каком смысле "гений"? - прикинулся не совсем понявшим Евтеев, чувствуя, что крайне заинтересован этим почти мельком виденным им человеком.
- Вам ли объяснять, Борис Иванович?.. - снисходительно улыбнулся Таран.
- И все же?
- Это он уже второй раз был сегодня, - пояснил заведующий отделом. Настойчивый товарищ... Представьте, приходит человек и без тени сомнения, скромно так заявляет, что он открыл - ни много, ни мало - закономерности, законы, по которым развивается социальная эволюция. Все это изложено в статейке, которая у него в портфеле, он будет рад ее предложить. Благодаря в ней изложенному ничего не стоит _детально_ - заметьте - представить, как будет развиваться земная цивилизация ну, хотя бы в ближайшую тысячу лет...
Таран откинулся на спинку стула, желая насладиться эффектом, но Евтеев слушал хотя и удивленно, но серьезно и сосредоточенно.
- Нет, каково?.. - улыбнулся Таран. - И ведь - главное - у него нет даже высшего образования, смог в каком-то институте осилить только три курса, работает где-то в библиотеке завхозом...
- И все-таки, Борис Афанасьевич... - задумчиво покачал головой Евтеев. - А вы читали эту его статью?
- С какой стати?.. - пожав плечами, хмыкнул Таран. - Мне что, больше нечего делать?
- Понятно... - вздохнул Евтеев все в той же глубокой задумчивости, в странном впечатлении от личности этого еще десять минут тому назад неведомого ему Сюняева.
- Очень хочется с ним поговорить, - подвел итог своим мыслям он, глядя на Тарана чуть извиняющимся взглядом, - почитать эту его статью. У меня такое впечатление, что там может быть что-то интересное.
- Борис Иванович!.. - замахал руками Таран. - Вы действительно увлекающаяся натура. Раньше не верил, но теперь сам вижу...
- И все-таки мне очень хочется с ним поговорить, - просяще, но настойчиво повторил Евтеев. - У вас нет его адреса?
- Увы... - без сожаления развел руками Таран. - Но, если вам так хочется, я возьму у него: ведь он явится на следующей неделе.
На следующей неделе Сюняев не явился. Больше он не появлялся в редакции этого журнала; с течением времени Евтеев потерял надежду на встречу с ним, но встреча все же состоялась - та, трагическая, апрельским утром, воспоминания о которой стали навязчивыми, преследовали даже здесь - среди холмов, гор и бескрайних просторов Гоби.
"Но почему же смерть этого почти неведомого мне человека я ощущаю такой невосполнимой утратой?.. - думал Евтеев, забыв про головную боль. - Почему так сожалею, что не был знаком с ним, не поговорил ни разу? Откуда чувство, что его смерть - это глубокая утрата и для меня лично, и не только для меня?.. - старался понять он. - И нет, не чувство даже _убеждение_... Почему я еще тогда, в редакции, когда только увидел Сюняева, так внутренне воспротивился "проницательности" Тарана, а теперь, когда уже ничего воротить и изменить нельзя, вспоминаю об этой его "проницательности" и самоуверенном высокомерии с ненавистью?.. Что за странное наваждение?.."
Швартин вдруг зашевелился, чуть подняв голову, потряс ею, а потом перевернулся на спину и резко сел, тут же начав протирать глаза.
- Без пяти три... - сказал он сам себе, взглянув на циферблат часов. Борис, ты спишь?
- Нет... - грустно ответил Евтеев.
- Будем шевелиться: до вечера еще далеко... Если верить карте и тому парню с худона [скотоводческой стоянки], километров через пять будет хороший источник, наберем воды.
- Будем шевелиться!.. - деланно бодро заявил Евтеев.
2
Начало этой "экспедиции за призраками", как я мысленно называю наше путешествие, положило внезапное страстное увлечение Бориса.
Бывает порой так: живет себе человек - образованный, от природы любознательный, интересующийся, казалось бы, всем, что может представлять интерес для человека, стремящегося представить картину окружающего нас Мира как можно более глубоко и полно, и вдруг - совершенно для себя неожиданно - он открывает, что мимо его внимания каким-то странным, непостижимым образом проходила огромная, увлекательная и загадочная область; и он бросается в постижение этого, дотоле ему неизвестного со всей страстью любознательности и - конечно - надеждой получить ответы хотя бы на некоторые из тех "проклятых вопросов", которые частоколом выстраиваются, ограничивая горизонт, перед каждым, кто по-настоящему стремится понять окружающий нас Мир.
Именно это и произошло с Евтеевым, интересовавшимся, кроме прочего, различными психическими феноменами вроде телепатии, кожного зрения, ясновидения, телекинеза и т.п., чудесами йогов, эзотерическими знаниями, такими, как календарь майя, или знания о Вселенной, передаваемые из поколения в поколение в племени дагонов, и вдруг столкнувшегося с _загадкой Шамбалы_.
Надо сказать, что Борис - натура хоть и увлекающаяся - никогда не увязал с головой в тех проблемах, которые считал частными, то есть - лишь кусочками мозаики из "грандиозной и целостной" - его слова - картины Мироздания. Его главной задачей, самим перед собой поставленной, было увязать все эти кусочки в единое, угадать по одним, уже имеющимся, какими должны быть другие - недостающие. Психические феномены, эзотерические знания интересовали его поэтому не сами по себе, как нередко бывает, а лишь как надежда найти ответы на более общие вопросы, "всего" два: "Что же такое - Мир вокруг нас?" и "Как могла возникнуть Жизнь, случайность она или закономерность, в чем ее смысл?" И все-таки ни самому себе, ни мне Евтеев не мог толком объяснить, как получилось, что из его поля зрения так долго ускользала тайна Шамбалы.
Необходимо рассказать, как мы познакомились. Я ехал с работы в метро, сев на Крещатике, и, по обыкновению, едва устроившись так, чтобы можно было стоять, не испытывая толкотни, раскрыл книгу; это, по счастливой случайности, была "Сердце Азии" Николая Рериха, причем, я читал в тот момент как раз главу, где он говорит о Шамбале.