Молодой человек полюбовался сменой целой гаммы чувств на моем лице, внезапной скованностью моих движений, непроизвольным жестом выхватить из-за спины револьвер - Бог его знает, зачем, - и, видимо, остался доволен. Зато я убедился, и пол-очка в мою пользу - что, даже если он не один в квартире, даже если это ловушка, я успею отреагировать на любое появление со спины, из ванной комнаты любой группы, числом не превышающем количества оставшихся патронов в заткнутом в джинсы оружии, минус один патрон. Эту сторону дела он отметил также и произнес свою вторую фразу таким же спокойным и уравновешенным голосом, никак не вязавшимся с его намерениями, прежде чем я успел произнести свою:
- Не беспокойтесь, капитан, мы одни.
Я кивнул.
- Вынужден поверить на слово.
В ответ молодой человек улыбнулся. Или мне так показалось, что он улыбнулся; самоубийца стоял спиной к свету, лицо его находилось в собственной тени и разглядеть его выражение в ярких солнечных лучах, бивших из окна, было делом нелегким. Молодой человек выбрал очень удобную позицию для наблюдений за входной дверью, он видел ее от окна наискосок в проеме распахнутых створок, соединяющих комнату, практически лишенную обстановки, и крохотный коридорчик. Отсюда он мог, не беспокоясь о группе захвата, диктовать условия и решать проблемы, что привели его в эту квартиру. В течение долгой паузы, отведенной для ответа на мою фразу, мне подумалось, что, вполне возможно, квартира эта выбрана им намеренно, он мог быть здесь и раньше, скажем, составляя компанию тому студенту, что проживает в этой "меблирашке".
Пауза продолжала затягиваться, молодой человек продолжал улыбаться и лишь нервно дернул рукой с зажатой в ладони рукояткой револьвера: единственный признак, что он хоть в чем-то выдает свои чувства. Я боялся и не мог не смотреть на эту руку, она приобрела для меня куда большее значение, чем глаза собеседника, чем выражение его лица, ушедшее в тень. Мне было видно любое шевеление пальцев, любое сокращение мускулов пускай и непроизвольное; я поднял правую руку на пояс, зацепив большем пальцем за часовой кармашек джинсов. На всякий случай сократить путь своей руке.
И тут только я заметил, что молодой человек одет точно так же, как и я. Первоначально это не бросилось мне в глаза по весьма прозаической причине - слишком стандартное одеяние: теннисные или беговые кроссовки, голубые джинсы, с кожаным поясом черная обливная кожаная куртка и белая майка под ней. Я застегнул свою кожанку под горло, на улице было довольно прохладно, а молодой человек расстегнул свою. На майке была выведена надпись "Greenpeace", издевательская для данного случая.
- Очень хорошо, что вы пришли, капитан, - произнес молодой человек резким голосом, скороговоркой, отчего я вздрогнул.
- Я вижу, вы меня знаете.
- В самом деле, капитан.
- С удовольствием поинтересуюсь, откуда же.
- А вы меня не узнаете? Впрочем, - он перебил сам себя, - я понимаю, почему. Извините, капитан, меры предосторожности. Мало ли что....
Молодой человек сделал шаг в сторону и оказался рядом с открытой створкой окна; лицо его теперь осветилось, но рука с револьвером ушла в тень, создаваемую неуютными темными шторами, кое-где провисшими из-за обрыва поддерживающих их крючьев. Мне оставалось лишь всматриваться в его обрамленное черными, как смоль волосами среднеевропейское лицо. Слишком среднеевропейское, сколько я не старался, но выделить характерные именно для молодого самоубийцы черты так и не смог. Оно было похоже на многие, виденные мною раньше лица, и в бытность мою капитаном; я узнавал в нем отдельные черты своих бывших сослуживцев, и преступников, и свидетелей, и в то же время оно не походило ни на одно из той длинной череды лиц, что пришла мне на память.
Я сдался. Молодой человек пришел мне на помощь.
- Вы в затруднении, капитан? Или вам трудно сделать выбор?
Я пожал плечами:
- Вы правы. Возможно, даже очень, что я видел вас раньше, но вот...
- О, это уже лучше. Вы делаете первые шаги в нужном направлении. Извольте, я вам помогу. Нет, стойте, где стоите, вовсе необязательно разглядывать меня вплотную.
Впрочем, рука с револьвером не дрогнула. Я оказался на тридцать сантиметров ближе к нему, молодой человек не обратил на это внимания. Чтож, пускай говорит.
Можно предположить, что он знаком с кем-то, кто был когда-то обязан мне жизнью, уж своих самоубийц я помню, а, может быть, кто-то из них повторил попытку, а он был рядом и не ушел....
Хотел бы я знать.
- С такого расстояния трудно определить достаточно точно...
- Неужели вы столь близоруки, - он усмехнулся, - Я бы посоветовал вам неплохую лечебницу в административном центре. За пару часов вам подкорректируют зрение при помощи лазерной хирургии так, что ваши глаза будут как новенькие.
Я увидел ровный ряд молочно-белых зубов, непонятно, отчего он рассмеялся. А я продвинулся еще на чуть-чуть к молодому человеку.
- Быть может, я так и сделаю. Однако мы несколько отвлеклись от темы.
- Да, - он резко перестал смеяться. - Вы правы. Продолжим узнавание.
- Если вы напомните мне...
- О, разумеется. Как же иначе. С этого и начнем. После того, как вы вглядитесь в меня, определение места и времени нашего знакомства будут вторым этапом.
- Этапом чего? - осторожно спросил я.
- Понимания, конечно. Мы же должны придти друг к другу, ощутить некое единство взглядов, целей и способов их достижения, иначе ваша миссия, капитан, будет просто-напросто провалена. Тогда счет будет два против пяти, а это уже плохо.
- Вы и это знаете.
- Да, я знаю о вас многое. Да и вы обо мне немало наслышаны.
- Хоть это утешает. Вот только лицо...
Фраза осталась без продолжения.
- Стойте спокойно, капитан! - молодому человеку не понравилось мое поведение. - И отойдите к двери, иначе нам придется повторить все сначала. Мне не хотелось бы, чтобы нам мешали спецназовцы или кто-то еще, кто захочет влезть вместо вас в квартиру.
Револьвер в его руке качнулся, однако, направлен он был не в меня, а в него самого. Я покорно отступил на исходную позицию.
- Теперь продолжим, - оружие он опустил. - Я не назвал вам дату, капитан, что ж, теперь я сделаю это с большей охотой. Но прежде, - быстрый взгляд в окно. К дому подъезжала машина муниципальных стражей порядка; мне лишь было слышно ее появление под вой сирены. Внезапно звук оборвался, послышались резкие голоса, отдающие приказы освободить площадку перед домом. - Прежде я хотел напомнить вам кое-что.
Он снова замолчал, но на сей раз, не стал выглядывать. Новый, резко оборвавшийся вой, видимо, приехала карета "скорой". Буханье дверей, чей-то голос, произнесший мою фамилию и сообщивший, что "он еще там". Хлопнула входная дверь "меблирашки", с лестницы едва слышно доносились шарканье многочисленных поднимавшихся ног. Все затихло на нашем этаже. Но на улице возня еще продолжалась, судя по выкрикам, перед окном растягивали брезент.
Молодой человек присел на краешек подоконника и сообщил мне:
- Быстро добрались. Чтож, придется говорить в их присутствии. Надеюсь, своей возней они не помешают нашей беседе.
Кажется, он совсем забыл о своих первоначальных намерениях. Повернувшись ко мне, молодой человек произнес, задумчиво помахивая револьвером:
- Знаете, перед тем, как я назову вам время и место, я хотел бы сделать вот еще что. Я напомню вам кое-что из вашей жизни, и после мы оба бросим наш металлический хлам вон в тот угол, - он указал дулом в сторону узкой кровати. Я было дернулся, но револьвер оказался тотчас же направленным на меня. - Так как, капитан?
Не представляю, откуда ему стало известно о револьвере. Если не предположить только, что он слышал мой с патрульным разговор на лестнице. И все же ощущение на редкость неприятное, точно он видел меня насквозь. Я помолчал, но произнес:
- Извольте.
Нет, одним из моих "знакомых" по работе он вряд ли был. Если только не пластическая операция. Но лицо узнать совершенно невозможно.