К тому моменту, как мы выбрали место для отдыха, Рада была удовлетворена совершенно, так же совершенно вымотан и измучен сладострастными порывами Ждан: когда мы остановились, присмотрев полянку с красивым видом на море, он попросту рухнул в траву, оставив без внимания все ехидства Логгина в его адрес. Рада же была настроена столь благодушно, что в итоге включилась в нашу с Еннафой беседу о возвышавшемся вдали монастыре и приветливо добродушно встретила вернувшуюся из бегства Хионию.

Хиония пришла не одна, на ярмарке она купила рабыню, и теперь вела представить нашей компании. Рабыня, туземка, была удивительно, просто невероятно красива, Хиония, заметив, в каком изумлении все общество смотрит на ее покупку, просияла совершенно и заметила, то это приобретение того стоит.

- Ее зовут Тамила, - произнесла Хиония и, снявши с рабыни халат, приказала ей исполнить какой-нибудь танец.

Под наши восторженные хлопки и постоянно срывающиеся с уст возгласы одобрения, Тамила принялась танцевать. Она изображала танец нежности и любовной страсти одинокой девушки, ждущей своего возлюбленного; кажется, танец все же уколол и саму Хионию, она едва заметно переменилась в лице, когда Тамила исполнила обряд встречи и жестом прервала наше удовольствие. Рабыня по знаку легла перед ней на расстеленные ковры.

Взволнованно оглядывая рабыню и осторожно касаясь ее бархатной кожи то трепетавшими пальцами, то губами, Хиония не уставала повторять:

- Нет, вы поглядите на нее, нет, лучше потрогайте. Она само совершенство, вы никогда не видели, не могли видеть ничего подобного. И не спорьте, моя покупка лучше всех ваших вместе взятых. Вы смотрите, смотрите внимательнее. Ну, скажите, что может с нею сравниться? с ее кожей, с ее....

Краешком глаза я заметил, как побледнела Рада и как порывисто принялась обрывать лепестки пиона Еннафа. Кажется, кроме меня на это никто не обратил внимания, все были то со сладострастием, кто с душевным томлением, погружены в зрелище неправдоподобной, совершенной красоты рабыни, описать которую просто не представляется возможным, не дано и самому одаренному пииту. Тамила лежала не шевелясь, лишь легкой улыбкой, скорее даже ее тенью выдавая свои чувства, она, должно быть, и предвидеть не могла столь бурных восторгов по поводу своего облика и потому не представляла никоим образом как именно себя следует вести в отведенной ей Хионией рамках. А потому просто принимала, стараясь не задумываться, ласки и поцелуи хозяйки, которая не уставала восторгаться своим приобретением.

- Повернись! - крикнула Хиония, и Тамила послушно перекатилась на спину, подставив языку и пальцам хозяйки свою спину. Она не знала, куда деть руки, и потому держала их по-прежнему по швам.

Раскрасневшаяся Хиония прилегла рядом, прижавшись щекою к ягодицам рабыни и поглаживая ее точеные ноги. На нас, как казалось, она не обращала ни малейшего внимания, лишь на Тамилу. И оттого, или мне так почудилось, густыми волосами своими незаметно старалась прикрыть уродливый рубец, пересекавший наискось левую щеку, рубец от проклятия десятилетней давности.

Тамила, решившись, стала отвечать: вначале робко, затем все увереннее, на ласки своей госпожи. Мы все еще не могли оторваться от мучительного зрелища красоты хиониной рабыни, чьи движения и жесты были столь грациозны, что полуобнаженная Хиония казалась лишней, некой полуденной странницей припавшей в муках радости к вершине творения.

Когда Тамила, разбуженная игрою, принялась развлекать свою хозяйку и, приподнявшись с ковров, отвечать поцелуем на поцелуй, двигаясь, то медленно и величаво, то поспешно и торопливо как горная река (пожалуй, это самое точное определенье, которое я могу дать Тамиле, сравнив ее со всегда изменчивой рекою, столь живо и гибко было каждое ее движение, отдельно и в целокупном единении с остальными), Хиония растаяла совершенно, казалось, она исчезла в объятиях рабыни, растворилась в ее ослепительной красоте, не желая и в мыслях возвращаться к прежнему своему существованию.

Лишь спустя долгое время она вспомнила о нашем существовании. И воскликнула, не в силах сдержаться:

- Вы посмотрите, о вы посмотрите, какая красивая у нее жопа!

Последнее слово, грубое и плебейское, мгновенно вырвало нас из состояния неподвижности, в коем мы пребывали все это время, любуясь искренне и с завистью, Тамилой.

- Вы только посмотрите на ее жопу! - кричала с придыханием Хиония, повторяя это слово на все лады. Еннафа пришла в ужас, в смятение, разгоряченно шепнув мне, что не понимает, откуда ее сестра смогла набраться этой похабщины. Логгин побледнел едва не до синевы, рада сжала губы, ее лицо исказилось, а Ждан попросту отвернулся.

Борясь с липкой волной жара, охватившей меня, я опустил глаза, взор мой наткнулся на выскочившее из дорожной сумки Хионии золоченое зеркало удивительной красоты, филигранной работы; за всю свою жизнь я не видывал ничего, даже отдаленно напоминавшее его.

Я взял его в руки, но в тот же миг оно было выхвачено Еннафой, ядовито при этом усмехнувшейся.

Только теперь я понял, что у нее в руках находилось Совершенное зеркало, та самая бесценная реликвия давно минувших времен и эпох, что способна творить тени, неотличимые от человеков, идеальные копии тех, кто смотрелся в него и загадывал желание, совершенные создания, способные подчиниться любой причуде и готовые на всякую прихоть владельца. Тамила была одной из них, теней, что прекрасней любого из живущих, тенью бессмертной, покуда живо зеркало, его создавшее, а разбить Совершенное зеркало попросту немыслимо, но тенью могущей исчезнуть или измениться в единый миг одной лишь мыслью владельца. Одного взгляда в зеркало достаточно, чтобы создать новую тень или стереть прежнюю.

Я снова взглянул на Хионию, мне стало не по себе. И тут я заметил, как Еннафа трет поверхность Совершенного зеркала перстнем с бриллиантом, трет, пытаясь повредить его; алмаз крошился, кололся, но ничего не мог сделать с бесконечно прочным материалом.

Рада вырвала у нее зеркало. Логгин сидел к нам спиной, Ждан, кажется, не то утешал его, не то просто говорил что-то, ласково положив руку на плечо, Хиония была поглощена Тамилой и никем иным, а потому Рада перевернула зеркало, и, совершенно никого не стесняясь, плеснула на него какое-то из своих снадобий, раз, другой, новый флакон, еще один. Зеркало жалобно зазвенело, точно серебряный колоколец, вздрогнув, Рада быстро царапнула браслетом, покрытым бриллиантовой крошкой по зеркалу - скрип был ужасен, - и бросила назад, Хионии. Взгляд, что был уготован мне, вынести я не мог и отвернулся к Еннафе, тотчас обнявшей меня за талию и привлекшей к себе.

Ждан обернулся, спросив, что это за звуки, Рада лишь пожала плечами. В этот миг Хиония, чувствуя себя на вершине блаженства, вновь употребила эти мерзкие слова, Логгин попросил, не выдержав более, ее замолчать, а Рада попросту приказала "заткнуться".

Одно из плебейских слов убило другое. Хиония подняла голову и с презрением посмотрела на Раду. Заметив зеркало, она быстрым движением бросила его обратно в сумку и порывисто села.

- Что вы так смотрите? - спросила она, взгляд ее остановился на мне. Что еще? - она недовольно поправила прядь волос, скрывавшую рубец.

Я не знал, что ответить, в мыслях моих царапина, что была нанесена на обратную сторону Совершенного зеркала, медленно разрасталась, змеилась по нему, невидная со стороны, незаметная ни для кого, ширилась, захватывая все новые и новые участки поверхности, а вместе с ней иссыхала неземная красота Тамилы. Тень неумолимо блекла, увядала, старела, постепенно превращаясь в одну из тех девушек, что сотнями продают на невольничьих рынках.

Я ничего не сказал, глядя лишь на Еннафу. В этот миг внизу завозился подъехавший вагончик, поджидавший нас, Рада поднялась и сказала, что пора возвращаться. На этот раз ее неумолимый взор был устремлен в просторы океана.

1 Автор подразумевает русские мили, - существовали и такие - которые равны 7468м. или семи верстам, или 3500 саженям ровно.