- Вы и это знаете? Вам сказали ?

Я покачал головой:

- Никто мне не говорил.

- Благодарю вас, сэр. - Его спина вдруг стала очень прямой. - Я был солдатом двадцать два года. Я был сержантом Пятого Хайлендского дивизиона.

- Вы были сержантом Пятого Хайлендского дивизиона, повторил я. - На войне вы повидали много всякого народу, мистер Мак-Ичерн, и не только шотландцев, для которых Шотландия была превыше всего.

- Дональд Мак-Ичерн не стал бы с вами спорить, сэр. - В первый раз тень улыбки тронула его глаза. - Но здесь, среди них, есть двое, которые хуже, чем... Вы понимаете, кого я имею в виду, мистер Калверт. Но мы не побежим, мы не сдадимся так легко. - Он неожиданно вскочил на ноги. - Боже мой, о чем я говорю? Я иду с вами, мистер Калверт!

Я коснулся его плеча рукой:

- Спасибо вам, мистер Мак-Ичерн. Но не нужно. Вы уже достаточно сделали. Ваши дни борьбы уже миновали. Оставьте это нам. Он молча посмотрел на меня, потом кивнул. Снова только намек на улыбку.

- Да, может, вы и правы... Я всегда хотел повстречать на жизненном пути человека вроде вас. И встретил. - Он устало опустился в кресло. Я двинулся к двери.

- Доброй ночи, мистер Мак-Ичерн. Она скоро будет свободна.

- Она скоро будет свободна, - повторил он. Он посмотрел на меня, глаза его увлажнились, а когда он заговорил, в голосе его слышалась та же робкая надежда, что была неписана на лице: - Вы знаете, я верю, что она вернется.

- Она вернется. Я приведу ее сюда сам, и это будет лучшее из всего, что я до сих пор делал. В пятницу утром, мистер Мак-Ичерн.

- В пятницу утром? Так скоро? Так скоро? - Он смотрел куда-то в бесконечность, в точку, удаленную на миллиард световых лет; казалось, он и не подозревал, что я стою в дверях. Он восторженно улыбался, его старые глаза горели.- Я не усну всю ночь, мистер Калверт. И следующую ночь тоже.

- Вы выспитесь в пятницу,- пообещал я. Но он уже не видел меня, по его серым небритым щекам бежали слезы. Поэтому я закрыл дверь и оставил его наедине со своими мечтами.

Я сменил Эйлен-Оран на остров Крэйгмор. Дядюшка Артур с Шарлоттой вытворяли такие навигационные выкрутасы, что у меня кровь стыла в жилах, потому что северная оконечность Крэйгмора была еще неприступнее, чем южный берег Эйлен-Орана; потому что туман сгущался; потому что я задыхался и захлебывался в огромных волнах, которые швыряли меня на невидимые рифы; потому что я прикидывал мои шансы выполнить обещание, данное Дональду Мак-Ичерну. И чем больше я прикидывал, тем меньше меня смущали все причины, кроме последней, и в конце концов я бросил о них думать, поскольку ночь была на исходе, а мне еще многое предстояло сделать до восхода солнца.

Две рыбацкие шхуны раскачивались на волнах в естественной бухте, огражденной рифами, как природным волноломом, с запада. Волны тяжело бились о рифы, поэтому меня не беспокоил плеск воды, стекающей со скафандра, когда я карабкался на первую шхуну, гораздо больше я опасался проклятого яркого света, что струился из сарая, где топили жир. Он был достаточно ярок, чтобы меня могли заметить из любого дома.

Это было обычное рыболовное судно с дизельным двигателем, около сорока пяти футов длиной, способное, казалось, выдержать любой ураган. Все было в прекрасном состоянии и не было ничего подозрительного. Мои надежды стали возрастать. Правда, никакой другой возможности у меня все равно не было. Вторая шхуна была точной копией первой.

Я доплыл до берега, спрятал свое водолазное снаряжение подальше от кромки прибоя и направился к сараю, стараясь держаться в тени. Лебедки, стальные столы и бочки, печи для вытапливания жира - вот и все, что я обнаружил в сарае. И еще там валялись останки акул и стоял самый ужасающий запах, какой встречался мне в жизни. Я торопливо вышел.

Первый коттедж не дал ничего. Я посветил фонариком в разбитое окно. Комната была пуста, казалось, сюда не ступала нога человека по меньшей мере полста лет. Второй коттедж был пуст, как и первый. Я осторожно открыл дверь третьего. Передо мной был узкий коридор. Две двери справа, три слева. Если следовать теории, то босс этого предприятия наверняка занимает самую большую комнату. Я осторожно открыл первую дверь справа.

При свете фонаря комната показалась мне на удивление комфортабельной. Хороший ковер, плотные шторы, пара удобных кресел, дубовые шкафы. На двуспальной кровати спал только один человек, но ему все равно было тесновато. Лицо его было обращено ко мне, но большую часть его я не мог видеть - оно было спрятано под копной густых черных волос, видны были только мохнатые черные брови и самая великолепная черная борода, какую мне доводилось видеть.

Он храпел.

Я подошел к кровати и ткнул ему под ребро стволом пистолета с силой, достаточной, чтобы пробудить парня таких габаритов.

- Вставай! - сказал я.

Он проснулся. Я отошел на почтительное расстояние. Он протер глаза волосатой лапой, потянулся и сел. Я бы не удивился, будь он одет а медвежью шкуру, но нет, на нем была пижама изысканной расцветки - такое сочетание цветов я, пожалуй, выбрал бы для себя.

Законопослушные граждане, разбуженные посреди ночи тыканьем в бок, реагируют по-разному - от страха до истерического возмущения насилием. Бородач был далек от стандартной реакции. Он посмотрел на меня из-под нависших бровей, и глаза у него стали как у бенгальского тигра, собирающегося в комок на своей подстилке перед тем, как совершить тридцатифутовый прыжок, чтобы добыть завтрак. Я отступил еще на пару шагов и сказал:

- Не надо.

- Ну-ка, убери свою пушку, малыш,- сказал он. Голос у него был низкий, раскатистый, словно он шел из глубин Гранд каньона. - Убери пушку, или я встану, скручу тебя и заберу ее сам.

- Ну зачем же так? - сказал я жалобно. Потом добавил вежливо: - А если я уберу пистолет, вы не станете скручивать меня?

Он некоторое время обдумывал, затем буркнул:

- Нет. - И потянулся за толстой черной сигарой. Он зажег ее, но глаза его все время следили за мной. Едкий дым заполнил комнату и достиг моих ноздрей. Неудивительно, что он не заметил вони от салотопки: по сравнению с этими сигарами то, что курил дядюшка Артур, было вроде духов Шарлотты Скурос.

- Простите за вторжение. Вы Тим Хатчинсон?

- Да. А ты кто, малыш?

- Филип Калверт. Я хочу воспользоваться передатчиком на одной из ваших шхун, чтобы связаться с Лондоном. Кроме того, мне нужна ваша помощь. Вы не представляете, насколько это срочно. Много жизней, не говоря уж о нескольких миллионах фунтов, будут потеряны в ближайшие двадцать четыре часа.

Он пронаблюдал, как отвратительного вида облако ядовитого дыма поднялось к низкому потолку, затем перевел взгляд на меня.

- А ты сам случайно не разбойничек, малыш?

- Я не бандит, слышишь ты, большая черная обезьяна! И, пожалуй, можно обойтись без "малыша", Тимоти.

Он посмотрел прямо перед собой, его глубоко посаженные, угольно-черные глаза стали не дружескими, как бы мне хотелось, но хотя бы веселыми.

- Туше! - как говаривала моя француженка - гувернантка. Может быть, вы и не бандит. Тогда кто вы, Калверт?

Снявши голову, по волосам не плачут. Этот человек не станет помогать мне, если не узнает правду. А помощь его, похоже, была бы крайне полезна. Поэтому второй раз за эту ночь и второй раз за всю свою жизнь я сказал:

- Я агент службы безопасности. - Слава богу, что дядюшки Артура не было здесь, его давление от такого нарушения конспирации подскочило бы так, что он не выжил бы. В отличие от Мак-Дональда и Шарлотты, Хатчинсон узнал не просто правду, он узнал всю правду.

- Будь я проклят, если это не самая жуткая история, которую мне доводилось слышать! И все прямо под нашим гадким носом. - Слушая его речь, трудно было решить, австралиец он или американец - позднее я узнал, что Хатчинсон много лет провел во Флориде, где ловил тунцов. - Так это вы были на той трещотке? Однако, братец, от тебя ни днем ни ночью не скроешься. Беру назад свои слова насчет "малыша". Что вы хотите, Калверт?