Каждый раз, увидев Марию до Пилар и мисс Карри, Зе Педро приостанавливал работу, приветствовал их, снимая кордовскую шляпу, и, препоручив коня помощнику, шел раскланяться.
— Барышня разрешает продолжать?
Мария до Пилар, махнув рукой, давала положительный ответ или просила, чтобы он послал за какой-нибудь кобылой и конем, которых ей сегодня хотелось видеть на арене.
В это утро она приказала:
— Вели вывести Эмира. Как он?…
— Как и все, должно быть… — отвечал объездчик, явно бравируя. — Как все лошади, у которых кровь слишком горяча…
Мисс Карри попросила объяснить, что он этим хотел сказать.
— Они сдержанны и угловаты, но горящий взгляд разоблачает их, объясняет их беспокойство и неточность в движениях. Очень редко среди подобных Эмиру бывают спокойные, и это видно сразу… Но они быстро сдают.
Англичанка поддакивала ему, кивая головой, и широко улыбалась, не отводя взгляда от Зе Педро, который вроде бы поигрывал кнутом, а на самом деле испытывал неловкость от этих ставших постоянными визитов.
— Мария до Пилар, посмотрите, посмотрите на него внимательнее, — доверительно советовала ей гувернантка. — Он сам, похоже, из тех же лошадей с горячей кровью…
В ответ ей слышался звонкий смех Марии до Пилар Релвас.
— Возможно… — говорила она.
— Ты не находишь, что им нужно воспользоваться раньше, чем он сдаст?
— Оставьте беднягу в покое…
— Это почему же я должна его оставить в покое? — спросила мисс Карри, исподтишка поглядывая на парня. — Уж не хочешь ли ты его сохранить для себя?…
Мария до Пилар медлила с ответом, возможно сраженная услышанным от гувернантки, которая точно выразила то, что она, Мария до Пилар, думала.
— Ты считаешь, что можно не воспользоваться этим чудом?
— Вы, мисс Карри, преувеличиваете. Зе Педро простой парень…
Приведенный сыном Атоугии конь наконец вышел на манеж. Гнедой был сгустком энергии и нервов, в высоко вздернутой голове угадывался его сдержанный пыл. Зе Педро взял его под уздцы и подвел ближе к ложе, потом пустил его по кругу, чуть дергая уздечку и в то же время ласково успокаивая его.
— Эмир! О-о… Миленький…
Похоже, пугаясь присутствующих на манеже женщин, животное не очень доверялось руке объездчика, все время угрожая встать на дыбы. Конь тряс гривой и пускал газы, тревожно поводя торчащими ушами.
— Сегодня он хуже, — крикнула Мария до Пилар.
— Возможно, потому, что ему не нравится видеть женщин здесь, на манеже, — шутя ответил парень.
— Ты это всерьез?
Зе Педро пожал плечами.
— А может, это ты предпочитаешь быть на манеже наедине с конем?
Уйдя в воспоминания, англичанка не слышала их диалога. А вспоминала она те наставления, которые давал ей Диого Релвас, когда она к ним приехала: никаких вольностей с мужчинами, и с его сыновьями тоже, и, если кто-нибудь из них дозволит себе какую-нибудь бестактность, тут же сообщить ему, он в этом вопросе непреклонен, так как мисс Карри гувернантка Марии до Пилар и должна быть для нее примером во всем. «И если однажды вы почувствуете, что не все согласуется с возложенными на вас обязанностями, не бойтесь в этом мне признаться. Вы тут же получите свое вознаграждение за шесть месяцев вперед и рекомендательное письмо. Условия подходят?» Она не видела возможных трудностей, совершенно убежденная в том, что сумеет выполнить возложенные на нее обязанности. Землевладелец разрешал ей, как и сыновьям, раз в неделю ездить в Лиссабон. Но аморальное поведение в пределах его дома — это то, против чего он был всегда. Он предпочитал воровство, разгул черни, но только не сознание, что в стенах его дома забыта нравственность, которую должны были блюсти все.
— Мисс Карри! Может, вы хотите попробовать сегодня же?…
— Что? — спросила она растерянно.
— Ну, сесть на коня. Я уже поговорила с Зе Педро.
— Почему сегодня?!
— Мне показалось, что вы не хотели бы терять время. Или вам уже не страшно, что он сдаст?
— Вы шутите, конечно…
Объездчик принялся работать с Эмиром, гоняя его на корде, и всякий раз, когда тот с шага переходил на галоп или упрямился, он останавливал его и успокаивал вкрадчивым голосом, точно прося о чем-то или даже похваливая.
На манеже Зе Педро был во всей своей красе: играл переливами своего голоса, то подбадривая, то осаживая лошадь, которая прекрасно понимала его и исполняла все, что от нее требовали. Зе Педро знал, что обе женщины следят за каждым его движением и словом, и, хотя он больше не смотрел в их сторону, для них он щелкал кнутом и для них шептал что-то лошади, когда та шла на коротких кругах. Потом он подозвал — это было второй раз — коня на середину арены, потрепал его по холке и спине и, оставшись доволен успехами этого утра, начал тренировать Эмира с шестом. Он заставлял его ходить по скаковому кругу, таща за собой вожжи, а сам держался за уздечку около кольца. Потом, припав к левому плечу животного, Зе Педро выкидывал правую руку, побуждая коня идти вперед. Но как только конь опускал голову, тут же дергал за узду, от чего кольцо впивалось коню в губы, а объездчик, улыбаясь, говорил ему ласковые, ободряющие слова.
— Я могу сесть на него сегодня же? — вдруг загоревшись, спросила Мария до Пилар.
— Если хотите… Но только здесь, на манеже, под моим присмотром.
— А если мне захочется выехать с манежа?
— Но конь еще не готов, барышня. Имейте терпение! Он учил животное поворотам, и учил не торопясь.
— Но ты же знаешь, что отец отдал его мне.
— Но только после того, как я скажу, что конь… Здесь, на манеже, все лошади мои.
— Только лошади…
— Да, только лошади.
Мария до Пилар поднялась со скамьи и пошла, сопровождаемая гувернанткой, вниз по лестнице, ведущей на арену. Сама не зная почему, она вдруг почувствовала необходимость поставить на место слугу. У выхода на песок она принялась надевать шпоры на каблук левого сапога.
Объездчик остановил Эмира и повел его шагом.
— Очень ты любишь приказывать, Зе Педро, — резко сказала Мария до Пилар. — Считаешь, что ты родился для того, чтобы приказывать…
— Все, барышня, любят…
— И ты считаешь, что здесь ты один командуешь?
— Так распорядился ваш отец — Диого Релвас, сеньорита.
— Тогда готовь коня, чтобы я могла на нем ехать. И быстро!
— Отвечать будете вы?
— Я не совсем понимаю, почему ты мне задаешь вопросы…
— Чтобы их не было у меня…
— Ты боишься, что…
— Я никогда не видел, какого цвета страх.
— Тогда тем более. И кончай разговоры. Ты останешься здесь и будешь обучать верховой езде мисс Карри. Дай ей самую кроткую лошадь.
С помощью конюха Зе Педро оседлал Эмира. У него был обычный заносчивый вид, но сейчас на его смуглом лице не играла загадочная улыбка, которую он перенял у мадридских матадоров.
— К вашим услугам, — сказал он, когда конь был готов. — Избегайте давать Эмиру шпоры, сделайте милость.
Сидя на лошади, Мария до Пилар взяла вожжи и кнут, который подал ей конюх, и хлестнула им по плечу Зе Педро. Она смотрела на него с презрением, явно показывая гувернантке, как здесь, в их доме, относятся к слугам. Зе Педро опустил глаза, но она тут же, тронув кончиком кнута его подбородок, заставила взглянуть на себя.
— Я оставляю тебе мисс Карри, хоть ты и сказал, что лошади не любят женщин на манеже. Не знаю, слыхал ли ты когда-нибудь от моего отца, что в каждом мужчине сидит необъезженный жеребец. Отвечай.
— Нет, сеньорита, не слышал.
— Так вот, жеребец, который сидит в тебе, похоже, тоже не любит женщин на манеже.
— Я исполняю приказ… И приказ вашего отца. — Сейчас он смотрел на нее твердо. — И потому…
— Что?!
В этом «что» Зе Педро почувствовал просьбу Марии до Пилар не договаривать все до конца. Он вспомнил их дружеские отношения последних лет, вспомнил их прогулки по деревне и взгляд, которым она его одарила в тот день на бое с молодым бычком под открытым небом. И сейчас, после такого враждебного разговора, опять она смотрит на него тем же взглядом.