— В единении — сила, — сказал бородатый и попытался подкрепить свой тезис эпизодом из «Панчатантры». — «Жил некогда…» — начал он.

Это было уж слишком. Его прервал саит.

— Конечно, конечно, учитель, мы все знаем эту историю и ее мораль. Так вот я и говорю, — продолжал он в уверенности, что ему принадлежит право первого слова в этом собрании. — Вот я и говорю, у нас множество трудностей. Мы все сейчас не знаем, что делать, и спрашиваем себя, стоит ли нам и дальше так продолжать.

— Совершенно верно, но я не закрываю лавку из-за своего персонала, — сказал Джаган, который все принимал на веру.

Теперь, когда речь наконец зашла о делах, саита охватило вдохновение.

— Как выйти из этого трудного положения. Неизвестно. Все заняты своими делами и думают, что мы как-то существуем и будем существовать. Но я не понимаю, на что они рассчитывают?

— Прикрыть бы торговлю на один денек, тогда бы они по-другому запели, — сказал хозяин закусочной.

— Да, конечно, самое разумное было бы вообще закрыть торговлю, но мы не можем этого сделать — пострадают люди. Невинные служащие, батраки и студенты, — произнес саит, чувствуя себя ангелом милосердия, несущим дары народу. — Много у нас всяких трудностей.

Видно, слово «трудности» необычайно нравилось ему. Он так часто его повторял, что Джаган не выдержал и спросил:

— О каких трудностях вы говорите?

Саит и хозяин закусочной посмотрели на него так, словно никак не могли понять, в своем он уме или нет. Оба заговорили сразу, голоса их смешались, так что нельзя было понять ни слова.

— Финансовый инспектор наших отчетов не принимает. Налоговый инспектор назначает налог, какой ему вздумается. Санитарный инспектор загнал нас просто в подполье. Как доставать продукты? А потом — на чем жарить? Не можем же мы все жарить на одном лишь топленом масле! А правительство требует, чтобы мы всенародно заявляли, на чем мы готовим. А как это сделать? Ведь клиент же, что бы он ни съел, хочет услышать от нас, что все приготовлено на чистейшем топленом масле.

— Все эти идеи насчет топленого масла давно устарели, — сказал хозяин закусочной. — Ученые давно доказали, что чистое сливочное и топленое масло вызывают сердечные болезни, а в искусственных заменителях гораздо больше витаминов.

— Они не намного дешевле…

— Цены почти те же, что и на топленое масло.

— Тогда почему же не взять топленое масло? — спросил Джаган, вызвав раздражение своих посетителей.

Пока они соображали, что бы ему ответить, капитан внес четыре бутылки содовой, открыл, громко хлопнув пробкой, первую и протянул шипящую, свистящую и пенящуюся бутылку саиту в знак признания его роли руководителя делегации.

Саит раздраженно сказал:

— Я же вам говорил, мне ничего не надо.

Джаган заметил:

— Это ведь содовая, в ней много газа, и только, возьмите.

Меж тем капитан, словно автомат, с треском открывал бутылки, а бородатый выхватывал их одну за другой у него из рук и, брызгая пеной, передавал дальше. Когда и Джагану подали бутылку, он ее принял, но тут же церемонно отдал капитану.

Саит сказал:

— Вы хотели, чтоб мы выпили содовой.

— Потому что я знаю, что она хорошая, — ответил Джаган.

— Что же вы тогда сами ее не пьете?

— Я пью не больше четырех унций воды в день, — сказал Джаган. — Кипячу ее вечером и остужаю в глиняном сосуде, открытом небу. Другой воды я не пью. Даже в тюрьме в те годы, когда…

Но гости не пожелали слушать его воспоминаний и прервали рассказ в самом начале.

— Так что же, мы с пользой провели этот день?

Джаган не был уверен в том, кто должен отвечать на этот вопрос, но, вспомнив, что он хозяин, сказал:

— Конечно, принять вас было для меня большой честью.

— Мы счастливы, что теперь понимаем друг друга, — сказал саит, — Надеюсь, мы можем рассчитывать на вашу поддержку?

Не задумываясь, Джаган горячо ответил:

— Конечно, безусловно, я всегда говорил, что люди должны поддерживать друг друга.

Хозяин закусочной заметил:

— Если это мера временная, мы не станем, разумеется, задавать вам никаких вопросов.

— Но если это что-нибудь другое, — прервал его саит, — придется нам всем что-то предпринять, чтобы удержать дело на должной высоте. Такова наша общая цель.

Джаган ответил неопределенным хмыканьем, и они удалились. Он слышал, как отъехала машина, и собрался закрывать лавку. Пришел капитан и унес железный стул обратно в соседнюю лавку. Он положил Джагану на стол счет за четыре бутылки содовой.

Деньги давно уже лежали в ящике. Джаган открыл его и принялся укладывать монеты в столбики, как вдруг в дверях появился бородатый, который только что ушел вместе с саитом.

— Забыли что-нибудь? — спросил Джаган.

— Нет, — отвечал тот, входя и усаживаясь на скамеечку, — я их отправил, а сам вернулся. Я ведь живу на соседней улице, они меня подвезли, вот я и решил зайти и познакомиться с вами. Но вы были так заняты разговором, что мне не хотелось мешать.

— По-моему, я вас раньше не видел, — сказал Джаган.

— Я живу на улице Кабира, но сюда захожу очень редко, — сказал тот, усаживаясь поудобнее на скамеечке. Видно, он собирался провести здесь весь вечер в приятных разговорах.

Джаган сказал:

— Я думал, вы уедете с ними.

— Зачем, если мой дом рядом?

— Я этого не знал, — сказал Джаган. — Я даже имени вашего не знаю.

— Люди, которые меня знали раньше, называли меня Чинна Дорай в отличие от моего учителя, известного под именем Периа Дорай. Большой художник и маленький, которого с ним никак — о нет! — никак не сравнить.

— А кто был ваш учитель?

— Сколько храмов вы посетили за свою жизнь? — спросил в ответ бородатый.

Сегодня все, словно сговорились, засыпали его вопросами.

— Сотню самых различных храмов, а может, и больше!

— Все божества в этих храмах высечены из камня моим учителем.

— О, как чудесно! — сказал Джаган.

— Фигуры Шивы Разрушителя, Вишну Защитника, богини Деви, поразившей демона Махишу страшным оружием, которое она держит в своих восемнадцати руках, фигуры Двара-палакас, хранителей врат в храме, орнамент на дверях, фризы на стенах — все это по всему югу высек мой учитель.

Глаза его пылали, борода вздрагивала.

Красноречие бородатого произвело впечатление на Джагана, хоть он и не понимал, куда тот клонит. Во всяком случае, приятно было слушать все это после всяких разговоров о муке и масле. Бородатый описывал богов с таким жаром, что Джаган пожалел: вот уже много месяцев нога его не ступала ни в один из храмов — сласти и подсчет выручки поглотили все его время.

— Конечно, я побывал во всех храмах в нашей части света! — вскричал Джаган пылко. — Не сосчитать, сколько раз я в них был! Я знаю всех богов и святых до единого — а их там сто восемь! — в храмах по обеим сторонам реки Кавери. Я знаю песни, которые сочинил Самбхандар в честь этих богов.

И нарочитым фальцетом он пропел для образца два отрывка.

Бородатый слушал, закрыв глаза, а потом принялся восхвалять музыкальную одаренность и память Джагана. Джаган жадно впитывал дождь похвал — события дня заставили его усомниться в собственной мудрости и прозорливости. В свою очередь он выразил восхищение музыкальным вкусом бородатого. В этих восторженных излияниях они, как это обычно бывает, забыли о цели беседы. Затем и бородатый пропел две-три песни, только не фальцетом, а глубоким и громким голосом, так что капитан, стоявший у входа в лавку, заглянул в дверь, не понимая, что здесь происходит — в самый разгар делового дня, когда на Базарной улице раздается шум уличного движения и толпы. После песен бородатый вернулся к основной теме.

— Все эти боги, которых вы видели в храмах, высечены моим учителем или его учениками.

— Как, вы говорите, его звали?

— Неважно, что я говорил. Мы называли его Учителем, этого достаточно. Другого такого не было.

— И он был вашим учителем?

— Да. В последние свои годы он никого к себе не подпускал, кроме меня.