Президент США с пониманием отнесся к другим вопросам урегулирования внешних аспектов объединения Германии и обеспечения европейской безопасности на том этапе, включая интересы Советского Союза. Все эти вопросы подлежали рассмотрению и решению через механизм «2+4». Тут противоречий не было.

Что же касается членства Германии в НАТО, то полемика была довольно жесткой. На каком-то особенно остром моменте спора Буш с некоторым даже раздражением констатировал: «У нас с вами тут фундаментальное расхождение».

Тем не менее, исходя из того, о чем я уже писал и что побуждало меня искать компромисс, мы вышли на формулу, которая более или менее отвечала реально сложившейся ситуации. Я воспроизвожу дословно по стенограмме ту часть дискуссии, которая касалась этой темы:

Дж. Буш: И все же мне трудно вас понять. Может быть, потому что я не испытываю страха перед ФРГ, не вижу в этой демократической стране агрессивной державы. Если вы не поломаете своего психологического стереотипа, нам будет трудно договариваться. А договоренность возможна, ведь и мы, и Коль хотим сотрудничать с вами во всех областях.

М. Горбачев: Тут не должно быть неясности. Мы никого не боимся — ни США, ни ФРГ. Просто мы видим необходимость изменения отношений, ломки негативной и создания конструктивной модели в отношениях блоков.

Дж. Буш: Если Германия не захочет оставаться в НАТО — ее право выбирать иную участь.

М. Горбачев: Давайте сделаем публичное заявление по итогам наших переговоров: Президент США согласился, что суверенная объединенная Германия сама решит, какой военно-политический статус ей избрать — членство в НАТО, нейтралитет или что-то иное.

Дж. Буш: Выбирать союз — право каждой суверенной страны. Если правительство ФРГ — я рассуждаю чисто гипотетически — не захочет оставаться в НАТО, даже предложит нашим войскам убраться, мы примем этот выбор.

М. Горбачев: Значит, так и сформулируем: Соединенные Штаты и Советский Союз за то, чтобы объединенная Германия по достижении окончательного урегулирования, учитывающего итоги Второй мировой войны, сама решила, членом какого союза ей состоять.

Дж. Буш: Я бы предложил несколько иную редакцию: США однозначно выступают за членство объединенной Германии в НАТО, однако, если она сделает другой выбор, мы не будем его оспаривать, станем уважать.

М. Горбачев: Согласен. Беру вашу формулировку.

С этого момента можно считать, что германский вопрос, оставленный нам Второй мировой войной, перестал существовать. Осталось открыть двери в будущее Европы, которое я представлял себе в категориях нового мышления, что, кстати, и получило оформление в Парижской хартии СБСЕ, принятой 34 государствами Европы, США и Канады вскоре после объединения Германии.

Через неделю в Москву приехала Маргарет Тэтчер. С ней мы тоже очень основательно обсудили германскую проблему. И так же, как с Миттераном и Бушем, нашли понимание по многим актуальным вопросам европейской безопасности. При этом она твердо исходила из того, что Германия должна быть членом НАТО.

Мы констатировали с нею, что процесс объединения набрал очень большую скорость и фактически оно уже происходит, поскольку с 1 июля вступает в силу Государственный договор об экономическом, валютном и социальном союзе между ФРГ и ГДР, упраздняющий восточную марку и распространяющий компетенцию финансовых институтов ФРГ на всю территорию будущей Германии.

В контексте этого процесса не могу не упомянуть о сессии Совета НАТО в Лондоне в начале июля. Там была принята «Декларация об обновленном Северо-Атлантическом Союзе», которая содержала ряд новых, позитивных моментов. Было заявлено о стремлении усилить политический компонент в деятельности НАТО, развивать новое партнерство со всеми странами Европы, о том, что Союз привержен мирному разрешению споров и никогда не прибегнет первым к силе. Было обещано пересмотреть военную доктрину. В Декларации содержалось приглашение мне как президенту СССР и руководителям других стран Варшавского Договора посетить штаб-квартиру НАТО в Брюсселе. Вскоре в Москву приехал генеральный секретарь НАТО Всрнер, с которым у нас была обстоятельная беседа.

Таким образом, руководители НАТО учитывали возникшие новые реальности и нашу обеспокоенность возможными последствиями объединения Германии. В любом случае Лондонская декларация явилась констатацией новой обстановки, созданной в результате окончания «холодной войны».

В Лондоне был сделан большой шаг на пути освобождения от оков прошлого, сказал я чуть позже при встрече с Колем. То, что Советский Союз теперь не рассматривается в качестве противника, имеет большое значение для планов на будущее.

Не удержусь, чтобы не напомнить об этих новых, весьма важных процессах, начавшихся тогда, в процессе объединения Германии, и, к сожалению, повернутых сейчас вспять геополитическими играми, реанимацией старых подходов в международной политике ряда государств.

Подошел решающий момент в процессе объединения Германии. 15 июля 1990 года канцлер Гельмут Коль приехал во главе большой делегации в Москву. Начались переговоры на высшем уровне, которые призваны были в принципе завершить этот процесс, оставив все остальное для «дипломатической техники».

Наша первая беседа один на один проходила в МИДовском особняке на улице Спиридоновка, которая тогда носила еще имя Алексея Толстого, — прекрасный дом, построенный нашим знаменитым архитектором Шехтелем в стиле русского модерна в начале XX века. Кстати, в контексте визита Коля, символично, что в архитектуре этого здания много готических элементов.

Разговор носил и философский, и сугубо практический характер. Канцлер начал с цитаты из Бисмарка, которая, как он сказал, ему очень нравится: «Когда Бог идет по истории, надо постараться ухватиться за край его одежды». И продолжал: «Именно эти слова характеризуют наше время, особенно первую половину девяностого года. Особая ответственность ложится на наше поколение, на людей нашего возраста. Мы не участвовали непосредственно в войне, но мы помним войну, видели ее ужасы. У нас есть опыт, которого нет у других. И мы должны в полной мере положить его на алтарь цивилизации».

Я поддержал его мысли. «У нас действительно есть возможность, — сказал я, — сравнить прошлое и настоящее. Нынешнее поколение может быть лучше, но мы, наше поколение, обладаем уникальным опытом. Мы почувствовали шанс, который дает история. И наше поколение должно использовать этот шанс, сказать свое слово.

Так случилось, — продолжал я, — что опять Россия и Германия должны многое сделать, жить в добре и согласии, взаимно обогащать друг друга, укреплять взаимопонимание, наращивать взаимовыгодное сотрудничество. Когда они разошлись, это обернулось тяжелыми последствиями для наших народов и для всех других. Мы с вами можем сделать так, чтобы два народа были вместе. Я ставлю наши отношения с Германией вровень с советско-американскими. Они не менее важны для истории.

…Наше общественное мнение постепенно, шаг за шагом перестраивается в сторону понимания того выбора, который сделал немецкий народ, встав на путь объединения. Прошлое мы не можем забыть. В каждую семью у нас в свое время пришло горе. Но надо повернуться лицом к Европе, встать на путь сотрудничества с великой немецкой нацией. Это и есть наш вклад в укрепление стабильности в Европе, в мире».

Канцлер подхватил мои мысли:

«Через 10 лет заканчивается XX век. И мы у себя в Германии полны решимости завершить его достойно вместе с великим Советским Союзом на пользу Европе и всему миру. США нас тоже поддержат. Любопытно, что американцы вновь открыли для себя Германию. Сейчас каждый второй сенатор в Вашингтоне утверждает, что его бабушка была немка.

…Германия хочет мира, новых отношений с великой Россией. Да и объединение ее происходит не на основе противопоставления другим странам, а в согласии с соседями и со всеми, кого оно затрагивает. Мир с Россией для нас не будет выжат под давлением каких-то обстоятельств, а заключен на свободной, суверенной основе двух равноправных партнеров. Хотел бы повторить: вся история России и Германии свидетельствует о том, что между русскими и немцами никогда не было врожденной вражды. Силы зла, а не добра натравливали их друг на друга, и это имело трагические последствия. Не случайно в свое время в Россию добровольно приехали и пустили глубокие корни 2 млн. немцев.