Не могу, кстати, не отметить ту огромную роль, которую сам Геншер сыграл в объединении Германии мирным путем, в согласии с Европейским сообществом.

В прессе, да и в германском обществе до сих пор возникает тема — кто главные герои объединения Германии?

В советские времена у нас ходила ядовитая шутка. Известно, что Ленин, участвуя в субботнике в 1919 году, подставил плечо под бревно, которое несли четверо рабочих. Шли годы и десятилетия, и претендентов на то, что именно они несли вместе с Лениным это бревно, становилось все больше. В результате — если пришлось бы признать все заявленные амбиции, то бревно измерялось по меньшей мере двумя километрами.

Так бывает нередко и с подлинными историческими событиями. В 1997 году 3 октября, День объединения Германии, отмечался в Штутгарте. Бургомистр произнес заглавную речь и сказал, между прочим, следующее: «Считается, что мы многим обязаны президенту Бушу, Америке тем, что объединились. Нет! Этим мы обязаны только им!» Он имел в виду нас. Буш присутствовал при этом и не возражал. Я в эти дни находился в Лейпциге. Выступал перед большой аудиторией. И сказал: «Главными героями объединения являются немецкий и советский народы!»

Оно так и есть, если смотреть в корень и отрешиться от тщеславных амбиций, недостойных такого события.

13 сентября был парафирован «Договор о добрососедстве, партнерстве и сотрудничестве» между Германией и Советским Союзом [4]. Названный «Большим договором», он выводил на качественно новый уровень наши отношения со вторым по величине и значению, после СССР, европейским государствам.

В Договор включены, помимо положений о регулярных политических консультациях, разностороннем сотрудничестве в экономике, науке, культуре, экологии, гуманитарной и иных сферах, принципиально важные положения военно-политического порядка: о ненападении, об отказе от применения первыми вооруженных сил друг против друга и против третьих государств, о неоказании поддержки агрессору. Эти положения стали существенным дополнением к договоренностям по военно-политическому статусу объединенной Германии.

Было бы неправильно полагать, что по достижении главной цели меня перестало интересовать, даже в какой-то степени заботить, как пойдут дальше внутригерманские дела. У меня были основания для тревоги, не начнется ли в Германии «охота на ведьм» — преследования бывших функционеров СЕПГ, дискриминация по политическим мотивам и т. п. На эту тему я еще в сентябре направил официальное письмо канцлеру Колю. Говорил об этом в беседе с де Мезьером и Геншером. Встречаясь 21 сентября с руководством германской социал-демократии — Лафонтеном, Баром, Эмке, я обратил их внимание на то, что и на них ляжет моральная ответственность, если будет допущено преследование бывших членов СЕПГ. Предупредил, что такие действия будут подогревать антисоветские настроения в Германии. А это противоречит всему тому, на что рассчитывали и о чем договаривались в процессе объединения Германии.

Если мы смотрим в будущее, говорил я, этого не должно быть. Такие факты могут у нас в стране вызвать реакцию, неблагоприятную для русско-немецких отношений. «Не думаю, — сказал я тогда социал-демократам, — что Хонеккер был замешан в злоупотреблениях. Не из того теста он сделан. Я ведь был свидетелем его трагедии и трагедии всей ГДР. Одно дело — политические просчеты, другое — злоупотребления».

Между прочим, собеседники уже тогда высказали беспокойство по поводу экономических последствий объединения. Лафонтен, например, считал, что в сравнении с первоначальными расчетами затраты могут быть в 10 раз большими. Он считал, что Коль допустил фундаментальную ошибку, сразу введя на территории ГДР немецкую марку.

Высказали они также и опасения насчет продолжающегося бегства восточных немцев на Запад. В 1989 году в ФРГ переехало около миллиона человек, в 1990 году ожидался приток еще примерно 600 тысяч. Возникли проблемы с жильем, рабочими местами, что порождало весьма нежелательные настроения среди западных немцев.

Понятно, это были уже сугубо внутренние проблемы суверенной Германии.

3 октября 1990 года вступил в силу договор об объединении ФРГ и ГДР. На следующий день было создано общегерманское правительство. В течение последующей недели бундестаг и бундесрат одобрили Договор об окончательном урегулировании в отношении Германии.

30 октября бундестаг ратифицировал Договор об условиях временного пребывания и планомерного вывода советских войск с территории ФРГ.

В течение октября — декабря документы, относящиеся к внешним аспектам объединения Германии, были одобрены соответствующими инстанциями Соединенных Штатов, Франции, Великобритании. Верховный Совет СССР ратифицировал договоры, связанные с объединением Германии, в марте и апреле 1991 года — после неоднократно возобновлявшейся и временами довольно острой полемики в Комитете Верховного Совета по международным делам. Сказывалась неосведомленность или безнадежно заидео-логизированное представление о характере и ходе мировых событий, о реальном положении и возможностях Советского Союза; были и просто предубеждения. Однако сам факт трудного прохождения договоров на пути к ратификации свидетельствовал о том, насколько еще болезненно ощущались трагические последствия войны в нашем обществе.

9 — 10 ноября 1990 года я прибыл в Бонн — столицу теперь уже единой Германии. После краткой встречи с президентом Рихардом фон Вайцзеккером и канцлером Колем во дворце Шаумбург состоялось торжественное подписание пакета основополагающих советско-германских соглашений.

При подписании выступили Коль и я. Считаю необходимым в этой книге напомнить то, что было сказано тогда.

«Господин Президент!

Господа министры, дамы и господа!

Господин Президент, мы собрались здесь, во дворце Шаумбург, чтобы вместе стать свидетелями кульминационного момента Вашего визита: мы подписываем первый политический основополагающий договор, который заключает объединенная Германия, — Договор о добрососедстве, партнерстве и сотрудничестве между Федеративной Республикой Германии и Союзом Советских Социалистических Республик.

Мы избрали для этого достойные рамки, которые отражают преемственность наших отношений. Здесь, в этом зале, до середины 70-х годов стоял стол, за которым заседал федеральный кабинет. Здесь в 1955 году наш первый федеральный канцлер Конрад Аденауэр принял решение об установлении дипломатических отношений с Советским Союзом, а в 1970 году при федеральном канцлере Брандте был утвержден Московский договор.

Всеобъемлющий договор, который мы теперь подписываем, олицетворяет нашу совместную политическую волю в трех отношениях.

Во-первых, мы подводим итоговую черту под многострадальной главой прошлого и расчищаем путь для того, чтобы начать все сначала. При этом мы продолжаем добрые традиции многовековой общей истории наших народов.

Во-вторых, мы открываем путь для широкого сотрудничества между нашими государствами и тем самым придаем отношениям между ними новое качество — в интересах наших народов и в интересах мира в Европе.

В-третьих, мы договорились о том, чтобы вместе решать важные задачи, которые возникнут сегодня, а также на пороге третьего тысячелетия.

— Мы будем предотвращать любые войны, ядерные и обычные, и сохранять и укреплять мир.

— Мы будем обеспечивать верховенство международного права во внутренней и международной политике.

— Мы будем вносить свой вклад в обеспечение сохранения жизни человечества и заботиться об охране окружающей среды.

— Не в последнюю очередь мы поставим в центр нашей политики человека, его достоинство и права.

Наш договор претворяет эти высокие цели в конкретные обязательства в отношении:

— соблюдения территориальной целостности всех государств в Европе;