Красный Волк подмигивает ему, стараясь не показать, что заинтересован.

— У тебя есть пистолет?

— Хм-хм, — бормочет Пин.

— Какого калибра? Какого образца?

— Настоящий пистолет. Одного немецкого матроса. Я его спер. Потому меня и засадили.

— Расскажи, как он устроен.

Пин пытается объяснить, а Красный Волк перебирает в памяти пистолеты всех систем и решает, что пистолет Пина — это «П-38». Пин в восторге: «Пе тридцать восемь!» Как здорово звучит: «Пе тридцать восемь»!

— Где ты его держишь? — спрашивает Красный Волк.

— В одном месте, — говорит Пин.

Теперь Пину надо решить, расскажет он Красному Волку о паучьих гнездах или нет. Конечно, Красный Волк необыкновенный парень: он все знает, он все умеет; но паучьи гнезда — страшная тайна, ее можно открыть лишь настоящему другу. Пожалуй, несмотря ни на что, Красный Волк Пину все-таки не очень нравится. Слишком уж он ни на кого не похож — ни на ребят, ни на взрослых: всегда говорит о серьезных вещах и совсем не интересуется его сестрой. Вот если бы его заинтересовали паучьи гнезда — дело другое. Тогда Пин простил бы ему даже равнодушие к его сестре. В сущности, Пин не понимает, чего это мужчины в ней находят: у нее лошадиные зубы и черные волосатые подмышки. Тем не менее, беседуя с ним, взрослые в конце концов обязательно приплетают к разговору его сестру. Пин пришел к выводу, что она — пуп земли, а сам он — важная персона, потому что он ее брат, брат Негры из Длинного переулка. А все ж таки Пин уверен, что паучьи гнезда гораздо интереснее и его сестры, и всего того, чем занимаются мужчины и женщины. Вот только ему никак не встретится человек, который бы это понял. Отыщи он такого человека, и он простил бы ему даже полнейшее безразличие к Негре.

Пин говорит Красному Волку:

— Я знаю одно место, где пауки делают гнезда.

Красный Волк отвечает:

— Я хочу знать, где у тебя «пе тридцать восемь».

Пин говорит:

— Как раз там.

— Объясни-ка мне, где это?

— Хочешь узнать, как устроены паучьи гнезда?

— Я хочу, чтобы ты отдал мне пистолет.

— Почему это? Он мой.

— Ты ребенок, который интересуется паучьими гнездами, на кой тебе пистолет?

— Разрази меня гром! Он мой, захочу — и заброшу его в овраг.

— Ты капиталист, — говорит Красный Волк. — Так рассуждают только капиталисты.

— Чтоб ты сдох! — кричит Пин. — Пропади ты пропадом!

— Ты что, спятил? Если нас услышат, нам крышка.

Пин отодвигается от Красного Волка, и некоторое время они сидят молча. Красный Волк ему больше не друг. Хотя он и спас его из тюрьмы, а что толку: дружбы у них все равно не получится. Но Пину страшно остаться одному, а эта история с пистолетом связала его и Красного Волка двойной веревочкой. Поэтому не надо отрезать путь к отступлению.

Пин видит, что Красный Волк нашел кусочек угля и что-то пишет на бетонной стенке бассейна. Он тоже берет кусочек угля и начинает рисовать неприличные картинки. Однажды Пин разукрасил стены домов в переулке такой похабщиной, что священник из их церкви подал в мэрию протест и заставил заново оштукатурить дома. Красный Волк пишет не отрываясь и не обращает на Пина внимания.

— Что это ты пишешь? — спрашивает Пин.

— Смерть наци и фашистам! — говорит Красный Волк. — Мы не должны терять даром времени. Пока что здесь можно заняться пропагандой. Бери уголь и тоже пиши.

— Я уже написал, — говорит Пин и показывает на неприличные рисунки.

Красный Волк приходит в ярость и все стирает.

— Ты, видно, совсем рехнулся! Ничего себе пропаганда!

— Какая пропаганда тебе еще нужна? Кто, по-твоему, припрется сюда читать твою писанину?

— Помолчи! Я все продумал: нарисую стрелку на бассейне, потом — на стене, и так до самого шоссе. Кто-нибудь заметит стрелку, пойдет по указанному пути и прочитает.

Еще одна из игр, в которые умеет играть только Красный Волк. Игры у него очень сложные, увлекательные, но совсем не веселые.

— А что же, надо писать: «Да здравствует Ленин!»?

Несколько лет назад в их переулке постоянно появлялась надпись: «Да здравствует Ленин!» Приходили фашисты, стирали ее, а назавтра надпись появлялась снова. Потом однажды арестовали плотника Франсэ, и надписи больше никто не видел. Говорят, Франсэ умер на каком-то острове.

— Пиши: «Да здравствует Италия!», — говорит Красный Волк. — Пиши: «Да здравствуют Объединенные Нации!»

Пин не любит писать. В школе его били по пальцам, и у их учительницы кривые ноги. Кроме того, «Д» — такая буква, которая у него никогда не получается. Лучше подыскать слово полегче. Немного поразмыслив, Пин начинает выводить ругательства…

Дни теперь стали длинные, и все никак не стемнеет. Красный Волк то и дело поглядывает на руку. Рука для него — часы. Каждый раз, как он смотрит на руку, она становится все темнее. Когда он увидит только черную тень — значит, наступила ночь и можно уходить. Красный Волк помирился с Пином. Пин поведет его к тропе паучьих гнезд, и они выроют пистолет. Красный Волк встает: уже достаточно стемнело.

— Пошли? — спрашивает Пин.

— Погоди, — останавливает его Красный Волк. — Я схожу на разведку, а потом вернусь за тобой. Одному не так опасно.

Пину не хочется оставаться, но идти вот так, не зная, что делается вокруг, тоже боязно.

— Скажи, Красный Волк, — спрашивает Пин, — а ты меня не бросишь?

— Не волнуйся, — говорит Красный Волк. — Даю тебе слово, что вернусь. А потом отправимся за «пе тридцать восемь».

Пин остался один и ждет. Теперь, когда рядом с ним нет Красного Волка, все тени приобретают странные очертания, все шорохи кажутся приближающимися шагами. Вот матрос, ругающийся по-немецки на самом верху переулка: он пришел сюда за ним голый, в одной майке; он говорит, что Пин украл у него и штаны. Потом приходит офицер с детским лицом: он держит на сворке овчарку и хлещет Пина ремнем от портупеи. У овчарки морда переводчика с крысиными усами. Они направляются к курятнику, и Пину становится страшно, а вдруг он спрятался от них как раз в этом курятнике. Но нет, они заходят в курятник и обнаруживают там дневального, доставившего Пина в тюрьму, дневальный почему-то сидит нахохлившись, словно курица.

Вот в убежище Пина заглядывает знакомое улыбающееся лицо: да ведь это же Мишель Француз! Но Мишель надевает фуражку, и улыбка превращается в злобную усмешку. На Мишеле фуражка с черепом — такие носят в «черной бригаде». Наконец-то появляется Красный Волк! Но его догоняет какой-то мужчина, мужчина в светлом плаще; он берет Красного Волка за локоть и, указывая на Пина, недовольно качает головой: нет! Это — Комитет! Почему он не хочет, чтобы Красный Волк подошел к Пину? Комитет показывает на рисунки, которыми разукрашен бассейн, на огромные рисунки, изображающие сестру Пина в постели с немцем. За бассейном — куча мусора. Прежде Пин ее не замечал. Теперь он пытается вырыть в куче яму, чтобы спрятаться в ней, но натыкается на человеческую голову. Кого-то заживо зарыли в мусоре. Да ведь это же часовой с печальным лицом, порезанным бритвой!

Пин вздрагивает и просыпается. Сколько он проспал? Вокруг — черная ночь. Почему Красный Волк до сих пор не вернулся? Может быть, он напоролся на патруль и его арестовали? Или, может, Красный Волк возвращался, звал его, пока он спал, и, не дозвавшись, ушел, решив, что Пина тут нет. Или же немцы в поисках их обоих прочесывают местность, и Красный Волк не может сделать ни шагу. Пин вылезает из-за бассейна. Кваканье лягушек заполнило весь небосвод, а море блестит в ночи, словно гигантский меч. Выйдя на открытое место, Пин ощущает себя до странности маленьким, и поэтому ему не страшно. Теперь Пин один, один во всем мире. Он идет по полю, засеянному гвоздиками и ноготками. Пин старается держаться склонов холмов, чтобы обойти верхом комендатуру. Затем он спустится в овраг: там он у себя дома.

Пин голоден. В эту пору уже созрели вишни. Вот дерево, растущее вдалеке от жилья. Каким чудом оно здесь выросло? Пин карабкается по веткам и начинает осторожно обирать ягоды. Прямо из-под рук у него выпархивает большая птица. Она здесь спала. В эту минуту Пин чувствует себя другом всему живому, и ему жаль, что он спугнул птицу.