Легкий ветерок пробегал по воде. Она слабо плескалась в камнях и поблескивала от лунного света.

А вдруг на этот раз лодка не выдержит? Ведь тогда он едва довез Ёргена. Потом-то он плавал только в одиночку.

Что ж, придется ему вычерпывать воду, тому, кого Маттис повезет сегодня, — кто бы он ни был. Вряд ли это обычный человек.

От того, кто зовет перевозчика ночью, можно ждать чего угодно. Но кто бы он ни был, я повезу его точно по прямой, это он увидит. Все увидят! — упрямо сказал Маттис и столкнул лодку в воду.

С середины озера красная луна уже не казалась такой огромной. Зато здесь было так красиво, что у человека могло возникнуть желание всю жизнь быть ночным перевозчиком.

Маттис перестал грести, поднятые весла блестели и искрились. Он прислушался к берегам. И снова поплыл. Потихоньку, чтобы не пропустить зов.

Но зова не было. Верно, это опять у западных склонов, решил он. И направил лодку в ту сторону. Время шло и шло. Маттис и не заметил, как оказался у самого берега. Он переплыл все озеро, не услыхав ни звука.

Тут на него вдруг навалилась непонятная тяжесть. Так бывало только перед грозой. Но он продолжал грести, пока дно лодки не зашуршало о песок.

Теперь надо крикнуть, что я здесь.

Нет, это слишком страшно. Хватит и того, что я приплыл сюда среди ночи.

Но то, что управляет перевозчиками, сказало: надо, Маттис. Крикни, что ты здесь. Раз уж ты взялся за перевоз…

— Э-эй-й! — Дрожащий крик странно переломился посредине.

На лбу у Маттиса выступили капли холодного пота. Вместо того чтобы встать и крикнуть во весь голос, Маттис, сжавшись, сидел на скамье.

Сейчас никто не согласился бы поменяться со мной местами, подумал он.

Склон безмолвствовал.

Крикни еще раз, Маттис…

— Эй! — жалким голосом снова крикнул он.

Среди деревьев откликнулась ночная птица.

Большего и не требовалось. Маттис схватился за весла — из-под них полетели тучи брызг, в груди его метался безумный страх. Маттис греб, забыв обо всем на свете, лишь отплыв далеко от берега, он остановился, страх понемногу проходил. Некоторое время Маттис отдыхал, с трудом переводя дыхание.

Перевозить здесь некого, это ясно. Нас обоих обманули. И Ёргена и меня, думал он. Кто же это нас обманул?

Он плыл не спеша к своему берегу и не переставал этому удивляться. А ночь была все так же прекрасна.

Было уже совсем поздно. Хеге одна встретила его на крыльце. Она еще не ложилась? Почему? Видно, она даже не раздевалась.

— Хеге, что-нибудь случилось?

Она помотала головой.

— Как хорошо, что ты наконец вернулся, — сказала она.

Это из-за него она сидела так поздно, она беспокоилась о нем. Его обдало жаром.

Следом за Хеге Маттис вошел в дом, в комнате горела лампа. Он остановился пораженный: при лунном свете он не заметил, но теперь ему было видно, что лицо Хеге сияет от счастья.

— Маттис, — сказала она без всякой причины.

— Что?

— Сама не знаю.

Ему стало спокойно, он был рад, что у него хорошая сестра — она сидела и ждала, пока он не вернется живой и невредимый после своей рискованной игры с волнами.

— Ты могла бы лечь, — сказал он. — Это не так опасно, как ты думаешь.

— Что не опасно? — запинаясь, выговорила Хеге.

— Как что? — удивился он. Какая она странная, уже забыла, в чем дело. — Все-таки хорошо, что ты ждала меня, — благодарно сказал он.

Хеге кивнула ему, она была сама на себя не похожа. — Только не бросай меня! — вдруг вырвалось у него. Она не ответила. Но он и не нуждался в ответе.

Утром Маттис заметил, что Хеге не спускает с Ёргена глаз, такого раньше не бывало. Она видела только Ёргена. Маттису это не понравилось. Он подошел к лесорубу, когда тот уже собирался уходить.

— Ты вчера ослышался, и я оказался в дураках.

— Может, и ослышался, — ответил Ёрген.

И ушел в лес.

И больше ни слова. К Ёргену не так-то просто подступиться. Хеге сидела в стороне, ее пальцы замерли на спицах, она не сводила с мужчин внимательных глаз. Когда Ёрген ушел, пальцы опять заработали.

Все было как обычно, по что-то все-таки изменилось. Маттис долго раздумывал над этим и искал разгадку.

Мне хочется леденцов, подумал он вдруг.

И собрался к лавочнику: он чувствовал, что после пережитого страха ему необходимо утешение, но Хеге не дала ему денег.

— Сегодня я сама пойду в лавку, — сказала она. — Ведь я уже давно сама хожу туда.

Верно, Маттис совсем забыл об этом. Он каждый день занят на озере.

— Тебе нельзя бросать перевоз, — продолжала Хеге, — это серьезное дело. А в лавке к тебе всегда пристают с расспросами.

— Никто ко мне не пристает!

— Ну так могут пристать, а это их не касается. Понятно?

Она говорила так решительно, что он сразу сдался. Какой счастливой она была, когда он вчера вернулся домой. Да и сегодня лицо у нее было счастливое.

Вскоре она показала ему пакет с едой.

— Ёрген забыл дома свой завтрак, — озабоченно сказала она. — Заодно отнесу ему.

— Давай я отнесу, — предложил Маттис. — Я знаю, где он работает.

— Нет, тебе надо быть на перевозе, — ответила Хеге. — Нельзя же ни с того ни с сего его бросить.

Тогда Маттис сказал то, что думал:

— Кроме своего Ёргена, ты теперь больше уже ничего не видишь. Даже противно.

Хеге оторопела.

— Что с тобой? — спросила она, чтобы выиграть время.

— Мне это не нравится, — продолжал Маттис. — Ты должна думать не только о нем.

Хеге засмеялась.

— А ты сам, Маттис, о ком думаешь? — спросила она, подмигнув ему. — Разве ты не думаешь о девушках, которых зовут Ингер и Анна?

Но ведь это совсем не то! — хотел сказать он, но высказал свою мысль по-другому.

— Тогда можешь смотреть на Ёргена, сколько хочешь, — сказал он, и на душе у него полегчало. Вот она какая умная и добрая, подумал Маттис, ведь все поняла об Ингер и Анне.

Хеге понесла Ёргену завтрак, а Маттис отправился на перевоз.

На берегу его одолели новые мысли — о глазах, лежащих под камнем.

Пусть будет пленка на пленке и камень на камне, но тех глаз им все равно не скрыть.

Он пристально смотрел на безбрежную водную гладь. Помоги Маттису, мелькнула у него смутная мысль.

Почему?

Он вздрогнул.

— Нет, нет, — бессмысленно пробормотал он и схватился за весла.

Свинец в крыльях, думал он, и там, над глазами, камень на камне.

Ёрген не уехал от них, и в общем-то это было хорошо. В лесу он много зарабатывал и неплохо платил Хеге за комнату. Маттиса это радовало и не радовало, где-то на самом дне души притаилось что-то жуткое и грызло его. Во всем плохом и хорошем виноват был он сам — ведь это он привел в дом лесоруба. В воскресенье Маттис с напряжением ждал, спустится ли Ёрген со своего чердака, чтобы провести время с ним и Хеге, но Ёрген долго сидел у себя в комнате, а потом один ушел на берег. Хеге с ним не пошла, Маттис не спускал с нее глаз.

И вот опять настало воскресенье. Ёрген по обыкновению был у себя в комнате.

Маттис сидел как на иголках.

— Хеге, — робко начал он. Ему хотелось побольше разузнать о ней и Ёргене.

Тут-то он и получил по заслугам.

— Ты мне надоел со своим вечным подглядыванием! — начала Хеге. По голосу было слышно, что на этот раз она в бешенстве. — Я шага не могу ступить, чтобы ты не следил за мной!

Ее слова больно укололи Маттиса. Он ей надоел? Хеге так прямо и сказала.

Но она тут же раскаялась в своих словах, так бывало всегда, когда она сердилась. Лицо у нее прояснилось.

— Давай считать, что я этих слов не говорила. Это неправда, ты мне не надоел.

— Как же считать, что ты их не говорила, если ты их сказала? — испуганно спросил Маттис.

Хеге остановилась перед ним: