Хеге снова взялась за свое вязание. Маттис спросил почти с мольбой:

— Будешь смотреть сегодня тягу? Ты утром обещала.

— Только не сегодня, это чересчур поздно.

— Но ведь ты хотела…

— Мне надо выспаться, — решительно сказала Хеге.

— А если ты больше никогда не проснешься? — упрямо спросил Маттис. — Ведь ты потом будешь очень жалеть.

Хеге вздрогнула. Он не понял, почему его слова так задели ее.

— Сейчас же замолчи!

Он убежал. Она что-то говорила ему вслед, но он, задев о косяк, испуганно выскочил за дверь.

Вечером Маттис сидел на крыльце, сердце и пальцы у него были неспокойны. Хеге все-таки легла спать.

Пришло время, и тяга началась.

Раздался знакомый звук, послышался шум, вальдшнеп махал крыльями как-то беспомощно и резко.

Он летел в мягком ночном воздухе, но крылья его доставали до самого сердца Маттиса. Словно к нему прикасалось что-то мягкое, темное, непонятное. Маттис был до краев полон этим. Мы с вальдшнепом как бы одно, бессвязно думал он.

На радостях он дал обещание: утром я пойду, раз этого хочет Хеге, но только если не будет грозы. Молния есть молния, в грозу я никуда не пойду, и она это знает.

Он подождал, чтобы вальдшнеп пролетел второй раз, а потом пошел в комнату, где царили теплые летние сумерки, и лег спать. Но напрасно он надеялся, что вчерашний сон повторится. Он не увидел ничего даже похожего на тот сон — ни рощи, ни девушек.

Сухие осины Маттис-и-Хеге тянулись в голубом небе к утреннему солнцу. Маттис прошел мимо них. Губы его были крепко сжаты: зачем же вальдшнеп тянул над его домом, если все осталось по-старому? Может, надо просто подождать и посмотреть, что будет? Нет, сказала Хеге.

Теперь у него уже не было никакого желания идти работать, не то что ночью, когда его приветствовал вальдшнеп.

Если бы Хеге была другая, она ни за что на свете не отправила бы его в этот бесполезный поход, она поняла бы, что этого делать не следует. Но Хеге никогда не будет другой. Ей этого не нужно. Выходит, так.

Маттис тащился дальше.

Наконец он вышел из леса и перед ним открылся весь поселок. И с каждой усадьбой, почти с каждой, у Маттиса было связано воспоминание о какой-нибудь неудаче.

На дороге уже было оживленно. Машины по обыкновению загоняли людей в придорожные канавы. Обочины потускнели от пыли.

Маттис ходил по этой дороге не только в поисках работы. Случалось, Хеге давала ему деньги и отправляла в лавку за продуктами или просила отнести лавочнику очередную связанную кофту. И он никогда не знал заранее, гладко все пройдет или кончится жгучим позором.

На усадьбах люди как раз приступали к работе. Маттис видел их на каждом поле. Начало лета. Сейчас главное — прополка. Люди выглядели уверенными в себе, сильными, для них идти на работу было так же естественно, как жить и дышать. У одних в зубах дымилась трубка, другие шли насвистывая, третьи размахивали руками.

Ну что ж, надо, пожалуй, поговорить с хозяином. В первой попавшейся усадьбе? Нет, нет. Хозяева только разозлятся, ведь им придется придумывать отговорку, почему им сегодня не нужен работник. Маттис пропускал усадьбу за усадьбой. Ему казалось, что, увидев его спину, хозяева вздыхают с облегчением.

Зато им вряд ли когда приснится такой сон, как мне, думая он. И от этой мысли ему становилось приятно.

У него хранилось много позорных воспоминаний, но все они были разные. Он уже работал вместе с некоторыми из парней, что встречались ему и сегодня, и воспоминание об этом заставляло его опускать глаза в землю. Да и парии тоже торопились пройти мимо, словно их связывало с ним общее поражение, о котором им хотелось забыть.

Сегодня наверняка все будет по-новому, Хеге это знает, и я тоже.

Сейчас я поверну домой, подумал он, я не могу идти в усадьбы, где меня помнят еще по прошлым годам.

Но странно: едва он так подумал, как тут же поступил наоборот. Свернув с дороги, он направился к усадьбе. Почему? У него в голове мелькнуло одно воспоминание. Как раз с этой усадьбой не было связано ничего позорного.

Может, что-то здесь поддержит его и сегодня?

Сразу за углом дома Маттис столкнулся с хозяином. Сам хозяин, а с ним парень и девушка стояли с тяпками в руках: они собирались на поле полоть и прореживать турнепс. Маттис не видел их, пока не столкнулся с ними нос к носу, его лицо неожиданно вынырнуло перед ними.

— Добрый день, а для меня у тебя работа найдется? — спросил он с ходу, не спуская с хозяина испуганных глаз. Главное — не раздумывать. Он постарался повернуться так, чтобы молодые люди оказались у него за спиной.

Хозяин ответил ему в лад, тоже не раздумывая:

— Найдется, если ты умеешь прореживать турнепс.

Маттис приоткрыл рот, потом широко улыбнулся.

— Так я и знал, — сказал он. — Раз все переменилось, значит, должно быть именно так.

— Что ты хочешь этим сказать?

— А только то, что сегодня у меня все должно быть иначе. Но к тебе это отношения не имеет.

Девушка и парень переместились, теперь они стояли перед Маттисом. Они начали переглядываться, Маттис хорошо знал эти взгляды, они не сулили ничего доброго.

— Это связано с тягой, — нервничая, быстро сказал он хозяину.

— С тягой?

— Разве ты не знаешь, что это такое? — оживившись, спросил Маттис.

Только теперь хозяин сообразил, что за человек стоит перед ним, но было поздно — он не хотел отказываться от своего слова.

— Про вальдшнепов я, конечно, слыхал, — сказал он. — Но ты, по-моему, интересовался турнепсом? Сейчас я выдам тебе тяпку, и тогда мы сможем работать наперегонки.

Хозяин счел необходимым сказать это, промолчать было нельзя.

Маттис был достаточно чуток и сразу все уловил.

— Может, мы еще и побежим наперегонки? — спросил он и засмеялся.

Он приложил все усилия, чтобы его смех был похож на обычный.

Хозяин оторопел, но тоже поспешил рассмеяться.

— Тебе хочется посмотреть, кто первый добежит до поля? — подхватил он.

Они шутили, как шутят мужчины, то один брал верх, то — другой.

— Ты, верно, хочешь поесть перед работой? — Хозяин прервал веселье.

Маттис отрицательно покачал головой.

— У нас в доме еды хватает.

Хорошо, когда можно так сказать.

Теперь оставалось только начать работу. Маттис получил тяпку и пошел со всеми на поле, где рос турнепс. Поле показалось ему бескрайним, он не видел, где оно кончается — оно уходило за бугор и терялось из виду.

Маттис обернулся к хозяину усадьбы:

— Зачем тебе столько турнепса? — В голосе его было неодобрение.

Этого он не мог ни понять, ни одобрить.

— Уже? Ведь мы еще даже не начали полоть, — сказал хозяин усадьбы. Это звучало бессмысленно, но Маттис Дурачок сразу все понял и потупился.

— Можно я стану на эту гряду? — быстро спросил он, чтобы уйти подальше от опасной темы. Он показал на гряду у своих ног. Хозяин кивнул.

— Я думаю, Маттис, тебе эта работа уже знакома? Ты знаешь, на каком расстоянии кустики должны быть друг от друга? — Хозяин вынужден был задать этот вопрос: прореживание — важная работа, от нее зависит урожай, а значит, и награда за труды.

— Как не знать, ведь мне почти сорок, — ответил Маттис. — Всего трех лет не хватает, — прибавил он. Такому разговору приличествовал суровый тон. Маттис был даже горд своим ответом.

— Так-то оно так, — сказал хозяин. — Но мне интересно знать, какое расстояние тебя учили оставлять между кустиками. Ну-ка покажи.

Маттис показал на пальцах. Наугад.

— Нет, не верно, — сказал хозяин. — Видно, тот, кто тебя учил, сам этого толком не знал. Вот оно какое должно быть, гляди.

Маттис опять потупился.

Девушка с парнем переглянулись. Они заняли гряды так, чтобы работать бок о бок. Маттис получил две гряды между девушкой и хозяином усадьбы. Это ему понравилось.

— Внимание! — громко сказал парень. — Кто первый дойдет до конца поля? Марш!