— Во-первых, я говорю об излучении с громадной энергией. Во-вторых, известно, что лучи с длиной волны 240–280 нанометров наиболее губительны для живых клеток. Они так могут воздействовать на мозг, на дыхательные центры, что жертва погибнет от удушья. Как наш злосчастный медведь.

— Не согласен! — воскликнул Лодой Дамба. — Чтобы излучать так, червяк должен быть горячее солнца. Кроме того, кожа и кости для ультрафиолета непроницаемы.

— Ну и что? Возможно, в организме олгой-хорхоя имеется механизм ультрафиолетового лазера. Как известно, лазер дает мощное излучение, сам при этом не разогреваясь. Возможно, в излучении гобийского червяка есть еще какие-то жесткие компоненты, вроде гамма- и бета-лучей, которые убивают мгновенно. Все это еще предстоит выяснить. Дел у нас теперь столько, что… — не договорив, Волков встал. — В мое отсутствие меня замещает Равиль Саидович.

Потом повернулся к Демьяновой:

— В медицинской помощи нуждается арат Цэвэн, он пострадал от встречи с олгой-хорхоем. Поезжайте к нему немедленно и выясните, можно ли его отправить вертолетом в Улан-Батор. Конечно, очень важны для науки все типичные признаки поражения организма от этого излучения.

Начальник экспедиции шагнул к выходу из палатки, но еще раз обернулся к Демьяновой.

— Видите, Анна Семеновна, теперь и вы включились в серьезную научную работу.

К вечеру море стало сумрачным. О борта корабля тяжело били серые свинцовые волны, над самыми надстройками висело набрякшее небо. Оставалась узенькая полоска между молотом туч и наковальней океана, и корабль полз изо всех сил, все еще надеясь выскользнуть из-под удара грозы.

Правда, такая картина могла возникнуть разве что для наблюдателя из самой дальней дали: корабль несся, как гигантский плуг, мощно вспарывая океан. Все сорок два участника научно-исследовательской экспедиции разместились в уютных каютах, кое-кто еще сидел в библиотеке, некоторые отправились в кают-компанию смотреть фильм, доставленный вчера самолетом вместе с почтой.

Назар остался в своей каюте, тесном помещении, чуть побольше купе в вагоне поезда. Хорошо хоть какие-то удобства предусмотрены: цветной телевизор, мягкий диван, приемник, диктофон, кондиционер, климатизер, проектор с большим выбором диафильмов.

Сперва Назар попытался читать, затем включил телевизор, пощелкал тумблерами радиоприемника, но возникшее тягостное чувство не проходило, напротив — усиливалось. Выключил кондиционер, а климатизер настроил на усиленное озонирование воздуха, но и это не помогло. Что-то тяжелое, давящее вторгалось в психику, и бороться с этим было трудно. Когда же пойдут на спад эти вспышки на Солнце, чтобы можно было взяться за работу?

Со злостью отдернул штору. За иллюминатором в черноте ночи вспыхивали молнии, погромыхивало. Корабль шел ровно, о качке не было и речи: на столике горделиво возвышался длинноногий бокал, доверху наполненный соком.

Но все же что-то сопутствующее таким грозам действовало угнетающе. То ли пониженное давление плюс солнечная активность, то ли еще что-то. Все-таки человек — часть природы и живет по ее законам… Любое возмущение на Солнце, противостояние Марса, даже приливные атмосферные волны, вызванные гравитацией планет-гигантов Юпитера и Сатурна, — все это властно вторгается в психику, вносит возмущение в симфонию человеческой души…

В конце концов Назар полез в аптечку. Там отыскались великолепные транквилизаторы: мощные, не кумулятивные, приятные на вкус. Вообще-то он редко прибегал к лекарствам, но это сейчас было оправдано трудностью плавания в открытом океане. Вот уже восьмой день не видят они ничего, кроме однообразной морской глади…

Проглотив пару таблеток, Назар подумал и добавил к ним еще две: поправочный коэффициент на отвратительную погоду. По телу стала разливаться успокоительная теплота, кровь побежала по жилам быстрее, приятно защипало в кончиках пальцев, а в голове, напротив, стало легко и хорошо.

Он решил лечь и потянулся к шторе, чтобы задернуть ее, отгородиться от холодного негостеприимного мира… В этот момент там, за иллюминатором, сверкнула яркая молния, осветила страшные апокалиптические тучи, их неправдоподобно лиловые рваные края и… парусный корабль, которые несся по бурному морю.

Это было невероятно. Однако Назар отчетливо видел в двух-трех кабельтовых странный парусник, стремительно мчавшийся параллельным курсом, лишь постепенно отставая… Его накрывали волны, но он упрямо взлетал на следующий чудовищный вал, чтобы снова провалиться в бездну. По морю неслась каравелла, настоящая каравелла! На таких ходили Колумб и Васко да Гама. Высокие надстройки на носу и корме, три мачты. На гроте — красивый косой парус, на бизани — поменьше, тоже косой, на фоке — почти квадратный.

В памяти мелькнул эпизод из детской кинокартины: залитая ярким солнцем, в море выходит празднично расцвеченная флагами каравелла. Гремит оркестр, ослепительно сияют медные пушки, а над кораблем сверкают белизной крылья парусов, похожих на утренние облака. У борта ласково плещутся синие волны. Каравелла, выкрашенная в темно-коричневый цвет, удивительно гармонирует со всем миром и легко скользит по воде. Именно скользит: не вспарывает ее, не бороздит, а несется неслышно, словно над волнами летит огромная сказочная птица…

На палубе улыбающиеся моряки машут шейными платками и треуголками. Все как один загорелые, белозубые, с мускулистыми руками. А на капитанском мостике, небрежно сбивая тросточкой клочья белой пены, которую туда взметнул ветер, стоит тоже загорелый, обветренный ветрами семи морей просоленный капитан. У него красивое мужественное лицо. Из рукавов богатого камзола выглядывают знаменитые брабантские кружева, на широком белом шелковом поясе висит длинная шпага с затейливым эфесом, над которым работали лучшие мастера Милана, а ножны украшены драгоценными камнями…

Вспышка молнии продолжалась миг, но изображение впечаталось в сетчатку глаза и длилось, поражая неправдоподобностью: неподвижные, как дюны из грязно-серого песка, застывшие волны и замерший в стремительном беге странный парусник!

Назар вскочил, заметался. Потом решился: сорвал со стены спасательный жилет, без которого капитан запретил научным сотрудникам выходить на верхнюю палубу, кое-как напялил и выскочил в коридор, который плавно изгибался вдоль борта.

Пробежав по нему, бросился наверх, миновал один пролет, второй, третий… Мелькнула мысль воспользоваться лифтом, но осталось всего два пролета — и вот он выскочил на верхнюю палубу.

Едва удержался под ударом шквального ветра, лицо стало мокрым от мельчайшей водяной пыли. Гром грохотал так, словно над самой головой рушились горы, в рваных, быстро бегущих тучах мелькал красноватый отблеск молний.

Назар подбежал к борту. Волны дыбились далеко внизу, брызги тоже не достигали вознесенной на высоту пятиэтажного дома палубы.

В неверном блеске молний Назар снова увидел старинный парусный корабль. Теперь он был уже позади и все отставал: даже при ураганном ветре не парусам тягаться с атомной турбиной!

— Каравелла… — прошептал Назар, — настоящая каравелла… И позвать никого не успею! Вот дурак, фотоаппарат не захватил…

Стремясь не терять парусник из виду, он пошел, поскальзываясь на мокрой палубе, вдоль борта. Мрак постепенно заволакивал каравеллу, она становилась все меньше и меньше, молнии освещали только паруса, потом только самый большой из них…

Назар все ускорял шаги… Быстро выскочил на корму, чтобы бросить прощальный взгляд на парусник, и в этот момент палуба под ногами резко дернулась, ушла назад. Назар, невольно ускорив бег, чтобы не упасть, налетел на фальшборт, больно ударился о него грудью. На мгновение перехватило дыхание, и тут он в страхе понял, что силой инерции его перебросило через борт. Он косо летел вниз в бешено бурлящие волны и еще в воздухе увидел, что корабль резко набрал скорость и как бы поднялся выше.