Все еще не теряя надежды попасть в палату, Баллард спросил:

— Каковы его шансы на выздоровление, доктор?

Уитейкер вновь посмотрел на часы, вполголоса чертыхнулся и сказал:

— Что вы имеете в виду? Перелом костей черепа, сломанные ребра или колени?

— Колени?

— Да, он сильно ударился ими о приборную доску. Обычная история, когда автомобиль сваливается с утеса или насыпи. Иногда ноги даже выбивает из ботинок, которые так и остаются на педалях.

— Перелом костей черепа... — задумчиво произнес Баллард и вдруг, как будто эта мысль впервые пришла ему в голову, спросил: — А нет ли чего-нибудь, что находилось бы в противоречии с версией о дорожном происшествии?

— Гм... — Уитейкер задумался, и в его глазах вдруг зажглись искорки интереса, однако вскоре он с сожалением покачал головой. — Пожалуй, нет. Вообще-то перелом находится на стороне головы, противоположной боковой стойке автомобиля, но, возможно, он получил эту травму, когда вываливался из машины. Хеслипу чертовски повезло, что она не придавила его. — И, немного поразмыслив, доктор добавил: — Конечно, вероятность применения какого-либо традиционного орудия убийства абсолютно не исключена, однако подобное предположение кажется мне притянутым за уши.

— Он детектив, доктор. А детективы, раскрывая чужие тайны, подвергаются опасности.

— Как и врачи. Будь я проклят, если знаю почему. — Он снова взглянул на свои чудовищно большие, как у аквалангиста, часы. — Подарок жены, — объяснил он. — Она, видимо, считает меня профессиональным ныряльщиком. Но я понятия не имею, где бы погрузиться на глубину — разве что в ванне с теплой соленой водой. Так вот, если вам нужен какой-нибудь аргумент в пользу вашей догадки, то пожалуйста: травмы вполне могли быть нанесены каким-нибудь орудием вроде наполненного песком носка или обтянутой кожей дубинкой.

— Спасибо, доктор, — сказал Баллард и упрямо добавил: — Все же я хотел бы повидать его, поговорить с Коринной.

Уитейкер широко развел руки, сдаваясь перед его напором.

— Вот черт! — воскликнул он. От стола поднялась седая голова медсестры, и на доктора уставились расширившиеся от изумления глаза. — Ну что ж, заходите. Пациент все равно не заметит вашего присутствия. Только, пожалуйста, держите свои руки подальше от девушки. Она сейчас очень ранима.

Баллард, хотя и задетый, усмехнулся:

— Да, от нее лучше держать руки подальше. Барт был профессиональным боксером.

— Думаю, вы правы, говоря «был», мистер Баллард. Вполне возможно, на голове у него отныне будет пластина, не исключен также длительный парез и даже частичный левосторонний паралич — если, конечно, он не станет растением. — И, поразмыслив минутку, он добавил: — Сомнительно даже, придет ли он в себя.

Медсестра вновь укоряюще уставилась на них — крупная пышнотелая женщина с глазами узницы Бухенвальда и большой, смахивающей на мешок цемента, грудью.

— Доктор, вы не должны так выражаться.

— Черт! — отчетливо произнес Уитейкер. Лицо медсестры побледнело. Повернувшись к Балларду, он сказал: — Надеяться, что Хеслип сохранит свои умственные способности, можно только в том случае, если он выйдет из комы не позже чем через семьдесят два часа. Что до меня, то мне было бы очень трудно держать руки подальше от девушки, находясь с ней вдвоем в полутемной комнате, будь ее другом сам Джо Фрейзер.

Доктор кивнул и, резко повернувшись, направился к лифту. Баллард пересек холл и отворил дверь палаты, где лежал Бартон, с таким ощущением, будто ожидал, что в него вцепится сзади мясистая сестра.

Несколько минут он стоял моргая, пока его глаза не привыкли к полутьме после ослепительно белого холла. Шторы в палате были задернуты, горел только небольшой ночник, усугубляя впечатление темноты.

— Ларри? — Со стула возле противоположной стороны кровати поднялась темная фигура. — Ларри! Слава Богу, ты пришел!

Коринна прильнула к нему теплым, конвульсивно содрогающимся телом. Он тут же разомкнул объятия и шагнул назад, немного смущенный своей физической реакцией. В скором времени он уже различал черты ее овального лица, настолько хорошенького, что его можно было бы назвать красивым.

— Сильно расстроена, малышка?

— Я была так ужасно... одинока. Ты разговаривал с доктором?

Баллард кивнул.

Он подвинул свободный стул к ее стулу, но не сел, а подошел к изголовью кровати, вглядываясь в серое лицо Барта, увенчанное странной короной из бинтов. В его голове, словно магнитофон с усыпляющей записью, вновь и вновь звучали слова Барта: «Тут в одном деле есть кое-что забавное. Может, это только совпадение, но я хочу знать, что ты по этому поводу думаешь?»

— Ну и каково его мнение? — нетерпеливо поторопила Коринна.

— Пока все остается без изменений, — рассеянно ответил он. — Неужели же...

— Когда... когда он придет в себя?

— Это все равно что русская рулетка. Вопрос только, придет ли он в себя... — Ларри понял, что сболтнул лишнее, и перевел взгляд со смертельно бледного лица Хеслипа на Коринну. Ссутулившись, она молча заплакала. — Послушай...

Он сел рядом с ней, но она стряхнула с плеч его руку. Ее заплаканные глаза гневно вспыхнули.

— Ненавижу этого подонка! Ненавижу!

— Кого? — в замешательстве спросил Баллард.

— Кёрни. Его и все это проклятое детективное агентство.

— Но он платит за лечение, — сказал Баллард. Снова в голове его зазвучал магнитофон: «Кое-что забавное... Может, только совпадение... Нет... кое-что... не может быть. И все же...»

— Подумаешь, какой благодетель! — с горечью воскликнула Коринна. — У меня хорошая работа, я сама могла бы оплатить больничные счета, не нуждаюсь ни в чьих подачках. Кстати, если бы не Кёрни, никаких больничных счетов и не было бы. Не было бы...

— Но он мог разбиться и о стойку на ринге, — сказал Баллард.

— Бартон ушел с ринга четыре года назад... — Теперь Коринна уже рыдала открыто, не пряча своего убитого горем и в то же время рассерженного лица и даже не пытаясь сдержать струящиеся по щекам слезы.

— Но он так любил свою работу...

— Пошел ты ко всем чертям! — яростно воскликнула она. Но тут же прижалась лицом к его плечу и стиснула его кисть так сильно, что у него даже побагровели пальцы. — О Ларри! Я так жутко напугана!

Дверь приоткрылась, и в палату заглянула стройная, как тростинка, симпатичная рыжеволосая сестра.

— Вам придется подождать в холле.

Они встали. Коринна оставила свою сумочку на узком, снабженном колесиками столике около кровати. «Приготовилась к долгой осаде, — подумал Баллард. — Лучше не говорить ей, что Уитейкер обусловил полное, без тяжелых осложнений, выздоровление Барта тем, что в течение семидесяти двух часов он оклемается». Он взял Коринну за руку и повел к выходу. В дверях стоял Уитейкер. Маленький пижон доктор самодовольно кивнул.

— Все же без рук не обошлось, — съязвил он с сияющим видом.

— Что все это значит? — спросила Коринна, когда они пошли по холлу.

— Это значит, что он хотел бы тебя трахнуть, — объяснил Баллард. — Они с женой проделывают это в ванне, и он уже представляет тебя на месте своей жены.

— Но ведь потом не отмоешься! — воскликнула она. Это была заключительная реплика излюбленной шутки всей троицы, и она с удовольствием вспомнила ее. Ее лицо снова помрачнело, сделалось злым. Они остановились в дальнем конце холла, у большого, незастекленного, круглого, точно иллюминатор, окна возле запасной лестницы и стали смотреть на грязноватую и пустынную Буш-стрит. Чувства Коринны всегда кипели, она не умела глубоко их прятать.

— Твой противник на ринге, по крайней мере, пытается побить тебя, а не убить.

— Что ты хочешь сказать? — спросил Баллард с неожиданной для самого себя резкостью. Ее слова перекликались с его собственными, еще не вполне оформившимися мыслями: «В одном деле есть кое-что забавное...» Она невидящими глазами глядела на улицу. Своим лицом со строгими очертаниями девушка напоминала Нефертити, какой он увидел ее в энциклопедии, когда учился, и с тех пор никогда не забывал.