Тридцать пять лет назад он еще верил, что человек влиятельный и богатый может похоронить свою тайну так глубоко, что другие ни за что не докопаются. Но с тех пор и впрямь много воды утекло. Сменялись правительства, уходили в отставку президенты. И не было на свете тайны, которую удалось бы сберечь от посторонних глаз, если хоть один свидетель да остался в живых.

— Крэгг, ты меня изумляешь, — вздохнул Гриффит.

— Взаимно, Уинстон, взаимно. Однажды я задал хорошую трепку парню, который пытался утопить в речке котенка. — Франклин угрожающе шагнул вперед. — Угадай, что мне с тобой хочется сотворить!

— Парень, одно скажу: воображения тебе не занимать. Хоть романы пиши! Жаль тебя разочаровывать, но вот тебе истина: Анхела умерла и ее ребенок — вместе с нею.

— Ее ребенок?

— Наш ребенок, — поправился Гриффит, мысленно выбранив себя за оговорку. — Это трагедия всей моей жизни, Крэгг: я одним махом потерял и нежно любимую жену, и новорожденного сына.

— Печально, печально. И трагедия эта так на тебе сказалась, что не прошло и года, как ты женился вторично.

— Ну, что тебе на это сказать? Фермеру никак нельзя без хозяйки…

Франклин бесцеремонно ухватил старика за воротник.

— Ах ты, старый мошенник! — зарычал он, тряся собеседника, точно собака — кролика. — Ребенок этот вовсе не умер. Ты от него избавился. Вышвырнул своего сына из дому, точно мусор! Хотя нет — не поленился завезти его куда подальше!

— Неправда, — прохрипел Гриффит. — Говорю тебе, младенец помер. Даже вздохнуть не успел…

— Врешь! Нагло, бессовестно врешь! — Франклин с отвращением отшвырнул от себя старика. Господи, он едва не совершил непоправимое. До чего славно было ощущать под пальцами эту тощую, жилистую шею!

— Хватит блефовать, Уинстон! Я знаю правду, и все твои отговорки ни к чему не приведут. Ты, небось, баснословные деньги заплатил врачу, который принимал роды. Либо шантажировал подлеца. Вот он и подписал свидетельство о смерти, но всю жизнь ненавидел и презирал себя за это, искал забвения в вине. А на смертном одре рассказал-таки о содеянном тому, кто теперь готов пойти в суд и дать показания.

— Кто? — потребовал ответа Гриффит и тут же прикусил язык. — То есть чепуха какая-то! В толк не могу взять, о чем ты говоришь.

— А как насчет могилы? — тяжело выдохнул Франклин. — Там, где якобы покоится моя… твоя первая жена и ее младенец. — От лица Гриффита отхлынули все краски. — Подумай о могиле и о том, что в ней обнаружат, если назначат эксгумацию.

Старик словно усох и съежился на глазах. Он на ощупь отыскал подлокотник и рухнул в кресло.

— Ладно, твоя взяла, — бесцветным голосом проговорил он. — В могиле лежит только Анхела. Ты это хотел услышать?

Франклин вскинул голову. В глазах Гриффита Уинстона светилась непримиримая ненависть.

— Пожалей себя, парень. Хватит вопросов. Уходи — и мы оба забудем о том, что ты тут был. Договорились?

— Нет, — с трудом выговорил Франклин. — Не договорились. Мне нужен ответ на последний вопрос.

— Почему-то я так и подумал. — Гриффит невесело усмехнулся. — Ну, валяй спрашивай.

Франклин набрал в грудь побольше воздуху. Мир вокруг словно застыл, только кровь неистово стучала в висках да сердце глухо колотилось в груди.

— Я хочу знать, почему ты решил отделаться от меня, — тихо проговорил он.

Не успев договорить, Франклин уже пожалел о сказанном. Он приехал требовать правды, не умолять о милости. А вопрос прозвучал так, словно он смиренно просит объяснений.

Да какая разница, как прозвучал его вопрос! Он узнал то, за чем приехал, и даже больше. Такого он не то, что вообразить — даже понять не в состоянии!

А он-то придумывал всевозможные объяснения, пытался найти оправдание тому, как с ним обошлись. Представлял мать совсем юной девочкой: одна на всем белом свете, насмерть перепуганная бедняжка не видела другого выхода. Хотя все равно в голове не укладывалось: как можно бросить младенца на ступеньках чужого дома и уйти в ночь, не оборачиваясь.

А теперь Крэгг знал все, и нож входил в его сердце все глубже. Мать его была не девочкой-подростком, а взрослой женщиной. Она умерла, подарив ему жизнь, а ее муж избавился от сына, точно от ненужной вещи. Грудь снова сдавило от боли, но Франклин стиснул зубы и прибег к единственной панацее от всех бед — к ярости.

— А ну, отвечай, сукин ты сын! — зарычал он, разворачиваясь к Гриффиту. — Почему ты это сделал? Как мог выбросить на помойку собственную плоть и кровь?

— Никто тебя не выбрасывал, — холодно отрезал Гриффит. — Я обо всем должным образом распорядился. Тебе не на что жаловаться.

Франклин сжал кулаки и засунул их поглубже в карманы.

— Продолжай.

Гриффит подошел к буфету и плеснул себе виски из другой бутылки.

— Все оказалось легче легкого. Я нанял одного юриста — там, в Чарлстоне. — Гриффит поднес бокал к губам. — Ну, он, конечно, был не из тех, кем гордится Америка, но, как решить мою проблему, знал. И сделал все, что нужно. Измыслил подходящую байку, зарегистрировал тебя как найденыша, передал людям, которые согласились растить и воспитывать чужого ребенка… Выписал от своего имени чек на изрядную сумму, чтобы вдруг не передумали.

— Поскупился, небось, — холодно заметил Франклин. — Что-то я не заметил у них особого родительского рвения.

— Да слышал, слышал. Я и сам навел кое-какие справки с тех пор, как ты тут объявился. — Гриффит извлек из кармана сигару, откусил кончик, сплюнул его в пепельницу. — Как бы то ни было, ты и сам недурно о себе позаботился.

— О да, — зловеще улыбнулся Франклин. — Я уж расстарался.

— Ну что ж… — Гриффит отставил стакан и вытер губы тыльной стороной руки. — Ты приехал за ответами, и ты получил их. Сдается мне, говорить больше не о чем. — Старик шагнул к двери. — Воскресенье — мой единственный выходной. Так что я буду весьма признателен, если…

— Хватит в игры играть, старый мерзавец! — Франклин встал напротив двери, скрестив руки на груди. В крови его пульсировал адреналин, пальцы дрожали от нетерпения: им так хотелось сомкнуться на жилистой стариковской шее! — Говори, почему ты отдал на сторону собственного сына!

— В этом-то и дело, парень. — Голос Гриффита звучал холодно и сурово. — Ты не мой сын. Моя жена мне изменила. Взяла себе полюбовника, никчемного бродяжку, у которого только и было за душой, что смазливая рожа да хорошо подвешенный язык. — Губы старика дернулись. — Ты — его отродье, не мое.

— Моя мать… Твоя жена сама тебе об этом сказала?

— Жди, как же! — зло рассмеялся Гриффит. — Рога-то она мне наставила, а вот сознаться — ни в какую! Анхела твердила, что ты — мой, вплоть до самых родов. Думала, что, если будет стоять на своем до последнего, я ей поверю. — Глаза старика превратились в щелочки. — Но считать-то я умею! За девять месяцев до того она выставила меня из супружеской спальни. На шаг к себе не подпускала! Не то, что своего полюбовничка!

Франклин задумчиво мерил шагами комнату. Слишком многое на него свалилось, слишком многое предстояло обдумать и принять. Мать его умерла при родах, а отец его не этот желчный старик, а какой-то бродяга…

— Кто он был? — Франклин повернулся к Гриффиту. — Мой отец. Как его звали?

— А то я помню! Да это и неважно. Я слыхал, он вскорости погиб, с лошади навернулся, что ли. И месяца не прошло с тех пор, как я его выгнал на все четыре стороны. Еще вопросы есть?

Франклин покачал головой. Он уже получил куда больше ответов, чем надо. Он — никому не нужный плод незаконной связи между неверной женой и приблудным бродягой. Зная все, он теперь даже не особенно осуждал Гриффита Уинстона. Его праведный гнев вполне объясним. Какому мужчине понравится, что его жена обнимает другого? Если бы Джессика предпочла кого-то еще, а не его, если бы мечтала о поцелуях соперника…

— Крэгг, ты что, оглох? Еще вопросы есть или мы закончили?

— Закончили, — угрюмо кивнул Франклин.