Повар кланялся графу, удостоившему своим посещением кухню.

Гость уже спал после утомительного пути. Граф не стал его беспокоить учтивой беседой и сам отправился отдыхать в графские покои, приказав слуге пригласить завтра к обеду соседа, барона де Жельвиля, и, что особенно важно, его преосвященство епископа Оранжского, пребывающего, как он узнал, в этом округе.

Утро было прекрасное, как обычно в этих благословенных краях. Нострадамус даже не ощущал своей несносной подагры и не противился, когда граф предложил ему пройтись в поле, взглянуть на ближний, принадлежащий ему лес, где, по преданию, водились феи. И он подмигнул гостю.

Во дворе переминались с ноги на ногу лошади конного отряда сопровождения, заставив Нострадамуса вспомнить о разбойниках, которых, видимо, так опасался граф Спада и которые когда-то оказали ему неоценимую услугу.

Вскоре приехал верхом барон де Жельвиль и въехала во двор громоздкая карета его преосвященства епископа Оранжского.

Оба они с любопытством рассматривали скромно одетого знаменитого прорицателя в докторской шапочке, почтительно встретившего прибывших рядом с ослепительным столичным графом.

Настал час обеда, и хозяин пригласил гостей к столу, лукаво взглянув на Нострадамуса, что не ускользнуло от него.

Когда подали рагу из кролика, граф встал и провозгласил тост, держа бокал вина в руке:

— Прошу осушить кубки в ознаменование великой ошибки великого предсказателя, мэтра Нострадамуса, который полагает согласно своему выбору и предвидению, что кушает мясо черного кролика с красными глазами, а рагу сделано, увы, господин пророк, из белого кролика.

Нострадамус отрицательно качнул головой:

— Ошибка только в том, уважаемый граф, что вы черное назвали белым. Утверждаю, что вы пробуете рагу, сделанное из черного кролика.

Произнеся это, Нострадамус опустился на одно колено, протягивая королю свое послание.

Король принял сверток бумаги и дал знать, чтобы мэтру помогли подняться.

Это действительно было необходимо, так как подагра сказывалась, и Нострадамус тщетно силился, опираясь рукой о колено, приподняться. Придворные, взирая на это, переглядывались и ухмылялись.

На помощь подоспел граф Спада, подхватив Нострадамуса под руку.

Екатерина Медичи улыбкой показала графу, что одобряет его.

Нострадамус стоял перед венценосной четой.

— Мы слышали о вашем искусстве врача и предсказателя, мэтр, — сказал король. — И нам интересно было бы воспользоваться и тем, и другим вашим искусством, чтобы не бояться чумы, и, как подсказывает мне моя супруга, королева Екатерина, нам хотелось бы знать судьбы наших семерых детей.

— Что касается чумы, ваше величество, то я охотно предотвращу заболевание ею, имея при себе сыворотку, каковую надлежит ввести с вашего высочайшего позволения в кровь, текущую в жилах венценосного семейства. Что же касается других опасностей, всегда подкарауливающих любого смертного, даже восседающего на троне, то я рискнул бы умолять ваше величество не только о том, чтобы защитить меня от злобных нападок людей невежественных в недоступных им науках, но и вам, самому непобедимому королю Генриху Второму, которому нет равных среди европейских владык, остеречься от участия в рыцарских поединках, так любимых сердцу отважнейшего из отважных.

Король поморщился.

— Не хотите ли вы, почтенный лекарь, излечить меня от рыцарской чести?

— Что вы, ваше величество! — воскликнул Нострадамус. — Я лишь обеспокоен возможными неожиданностями, рождающимися в адских чертогах врага человеческого, и готов сберечь вас, обожаемого народом короля, для процветания прекрасной Франции.

— Мне не по нутру ваши советы, прорицатель из Прованса. Может быть, в своих родных местах вы найдете менее преданных традициям чести рыцарей, чем на этом троне.

Генрих II поднялся и вышел из зала. Нострадамус похолодел от ужаса, он боялся поверить в непреложность своих предсказаний о судьбе короля-рыцаря. Екатерина Медичи осталась в зале, и аудиенция продолжалась.

Королева показала себя умнейшей и начитанной собеседницей, интересуясь самыми разнообразными вещами, начиная с астрологии и кончая способами гадания и оккультными науками, напомнив доктору, что король высказал желание узнать будущее своих детей.

Нострадамус не знал их трагических судеб, хотя о женитьбе в пятнадцать лет старшего, пока тринадцатилетнего сына, ставшего королем Франциском II, на будущей королеве Шотландии Марии Стюарт и о внезапной его смерти в семнадцать лет Нострадамус осторожно сообщал в одном из своих прежних зашифрованных катренах. Горькая судьба ждала одиннадцатилетнюю Елизавету, выданную из политических соображений замуж за жестокого и мрачного короля Испании Филиппа II, который, чтобы избавиться от нее, подарил к ее двадцатитрехлетию отравленные перчатки. Девятилетнюю Клавдию, будущую герцогиню де Лерен, ждала кончина в двадцать лет. Печальная судьба Франции будет связана с царствованием Карла IX, которому пока только шесть лет, и он считался милым Шарлем, но в бытность королем запятнал себя как вдохновитель (по совету матери) кровавой Варфоломеевской ночи, вскоре, сломленный, умер, уступив место на троне младшему брату, Генриху, провозглашенному уже королем Польши и примчавшемуся в Париж с вереницей юных красавчиков: «милашек», обезьян и попугаев, правя потом неумело и коварно, убитый за свои злодеяния самоотверженным монахом Клеменом, признанным за это чуть ли не святым. Двухлетнему Франциску придется снискать прозвище неудачника и за тщетные попытки добиться руки английской королевы Елизаветы I, и за неумелое правление Нидерландами, прожив лишь до тридцати лет. Нострадамус не предполагал, что столь крепкое с виду дерево Валуа прогнило и осуждено на вырождение. И лишь бойкая четырехлетняя Маргарита проявит себя незаурядным умом, жесткостью и распутством, как королева, жена Генриха IV, отказавшегося от нее с благословения папы Сикста V, которому предрек священный престол Нострадамус во время своих скитаний в Италии. Бессмертное перо Александра Дюма запечатлело ее как «Королеву Марго».

Не знал тогда этих подробностей Нострадамус, но дар прорицателя подсказал ему общую горькую участь всего королевского семейства. Сказать так Екатерине Медичи — это проложить себе дорогу на эшафот.

Но то, что Нострадамус угадывал чутьем прорицателя, он, не кривя душой, сказал королеве:

— Число семь, ваше величество, — это кабалистическое число. Оно как бы отражает судьбу вашего августейшего семейства. И я, до того, как сделаю гороскопы на каждого из королевских детей, сразу могу заверить вас, что всех их ждет поистине королевская судьба, каждый будет королем или королевой по меньшей мере один раз.

— Что значит «по меньшей мере один раз»? — перебила Екатерина.

В Европе есть страны, народы которых рады будут провозгласить своим правителем одного из членов высочайшего семейства Валуа, — поклонился Нострадамус, отгадав тайную мысль Екатерины Медичи, приглядывающейся к каким-нибудь из европейских корон для своих сыновей.

Екатерина отпустила прорицателя, улыбнувшись ему на прощание.

Не всегда улыбка ее зеленоватого лица предвещала хорошее. Это прекрасно знал Нострадамус, но, выполняя пожелание королевы, отправился во дворец кардинала Бурбон-Вандейского, где до глубокой ночи предавался видениям, стараясь предугадать судьбы пока еще малолетних королевичей и королевы. Ничего хорошего будущее им не сулило, кроме того, что малолетний Генрих будет королем дважды.

Нострадамус пришел в мрачное состояние, не зная, открывать ли то, что стало ему известно, пусть не во всех подробностях. Любые гороскопы отличаются расплывчатостью и многозначностью предсказаний. Написание их не представляло для Нострадамуса особого труда.

Его работа была прервана громким стуком в наружную дверь.

Возмущенный непрошеным ночным гостем, Нострадамус сам открыл дверь и увидел на пороге перепуганного королевского пажа.

Нострадамус раньше, чем юноша, успел вымолвить слово, воскликнул: