С А-1 мы встречались несколько лет. Отношения у нас складывались непросто, за одним исключением: в сексе все шло как по маслу. Как только мы скидывали с себя одежду, все обиды, все неприятности тут же забывались, и казалось, что весь мир в наших руках. Я знала, что могу попросить его в постели о чем угодно, и он это сделает, и он знал про меня то же самое. И по большей части на все наши желания мы отвечали друг другу радостным согла­сием, но если в чем-то и отказывали, что бывало крайне редко, то никто не обижался. Он был первый мужчина, который сказал мне, что я красивая, и которому я сразу поверила, он был первый мужчина, перед кем я не смуща­лась ходить нагишом. И я восхищалась его внешностью, я его просто боготворила: он был высокого роста, но не слишком, мускулист и волосат. Его темные, прямые воло­сы, его рассудительный и серьезный голос были восхити­тельно старомодны. Этот мужчина должен был жить где-нибудь в пятидесятые годы и быть каким-нибудь промыш­ленным магнатом.

Но и ссорились мы с ним, бывало, по-крупному. Чув­ство мое к нему было настолько страстное, что я не знала, как с ним справиться. Слишком уж оно было глубокое и сильное, и одновременно какое-то для меня скользкое, как жидкая ртуть, которую никак не поймать пальцами. Этим делом мы занимались в спальне, на его кухонном столе, и на рабочем столе в его конторе, когда начальство расходи­лось по домам. В лифте. На университетской почте.

И делали мы это любым способом, какой только мог прийти нам в голову, какой только можно себе предста­вить, от экзотического (двойное проникновение, паузы, мочеиспускание) до обескураживающе прозаических и ту­пых (но с миссионерским усердием), когда он, например, смотрел по телику футбол. С тех пор я много раз проде­лывала это с другими людьми гораздо грязней, но никог­да и ни с кем после него не ощущала такой свободы — словно с меня спадали какие-то цепи, и не было границ моим возможностям.

Он был первый, кто принялся шлепать меня по попе ракеткой для пинг-понга. В ответ я взяла кожаную плетку-двухвостку, когда он становился на четвереньки, прикры­вая от ударов гениталии. У него была богатая коллекция самой изощренной и кондовой порнографии — прежде я никогда такой не видела, кроме того, мы постоянно поку­пали и доставали все новые журналы и с энтузиазмом изучали наши приобретения. Он особенно любил — соитие в воде, анальный секс, лица женщин, закапанные спер­мой, напоминающей лягушачью икру. Все это заняло в нашей коллекции достойное место. Даже вещи, которые не очень ему нравились, такие как скотоложство и лесбий­ский секс, не выбрасывались — он был настоящий коллек­ционер. Нам нравилось спокойно разглядывать мужские и женские тела в откровенных позах. Для нас это было просто упоительно. Куда лучше, чем подглядывать тайком где-нибудь в раздевалке спортзала или бросать вороватые взгляды на чье-нибудь голое тело, пока на него не набро­шена одежда или не погашен свет.

Потом в моей жизни появился А-2, и я решила рас­статься с А-1 — мы были вместе уже несколько лет и при­выкли друг к другу. А-2 оказался очень чутким любовни­ком. Он был не только нежным и ласковым, но сильным и основательным, и он никогда не торопился. И еще мне казалось, что он никогда не делает лишних движений, я была очарована тем, как он ходит большими и размерен­ными шагами. Белокожий, с белокурыми волосами, он порой выглядел совершенным подростком. Да он и в са­мом деле был совсем мальчик, только очень крупный. На протяжении всего нашего романа я всегда чувствовала, что никакое мужское тело, никакое мужское прикоснове­ние до сих пор не казалось мне столь правильным и точ­ным. В том, что он проделывал со мной, не было ничего лишнего, все и всегда было четко отмерено и гармонично. Его пальцы, его язык неизменно совершали именно то, что я всегда ждала от мужчины, таким я себе представляла безупречного любовника. Тело его было худощаво, но мускулисто. Он был высок, но не слишком, в самый раз. В общем, ничего лишнего.

Дома у него была стиральная машина, а у меня тогда еще не было. Как-то раз я забежала к нему постирать и обнаружила в стиральной машине свои трусики.

—  Интересно, как они сюда попали? — спросила я.

—  Когда ты на той неделе ушла, я страшно скучал, ну вот и решил их немного поносить, — ответил он.

Я внимательно их осмотрела. Бедра его были столь узки, что трусики пришлись ему впору, он не порвал и даже не растянул.

—   Хочешь, оставлю тебе несколько штук? — пошутила я.

—   Пожалуй, — серьезно ответил он.

У меня был ключ от его квартиры. Проснувшись и позавтракав (если очень хотелось есть, то яйца всмятку с жареным хлебом, а если не очень — капучино и тоненький кусочек халы), я прыгала на велосипед и мчалась прямо к его дому. Вставал он обычно поздно, и когда я приезжала, то заставала его еще под душем. Дверь в спальню обычно бывала распахнута, и я тут же направлялась к шкафчику, в котором лежало штук двадцать, а то и больше, трусиков. Выбрав какие-нибудь, я клала их в ящичек его тумбочки, стоявшей возле кровати, и возвращалась в гостиную. Он выходил и одевался. Никаких комментариев по поводу трусиков, их он оставлял на потом.

Почти все дни мы проводили вдвоем. Он работал дома, а я в то время подрабатывала в книжном магазине непо­далеку. Когда я сидела в магазине, он, бывало, делал пере­рыв и приносил мне горячий кофе или чай. Мы читали литературные приложения к журналам. Я советовала ему, что стоит читать, а что — барахло. Коллеги мои по работе были: чокнутая тетка лет за пятьдесят, непросыхающая от абсента, и всегда отсутствующий начальник с вечно несча­стным лицом. Почти каждую неделю мне приходилось отрабатывать их часы, но меня это не расстраивало. Там же были книги, много книг. Бывало, в магазин заходили известные авторы, и это были волнующие моменты. Правда, я приметила, что все они сначала мчались к полкам, что­бы проверить, стоят ли на месте их книги и хорошо ли видны заголовки и их имена, а уж потом подходили ко мне поздороваться.

После работы А-2 обычно ждал меня дома, сидя на диване. Я входила и молча, без лишних слов направлялась прямо к нему. Он сидел, закинув руки за спину, пока я зубами расстегивала молнию на его джинсах. Это было не так-то легко, но мне удавалось. Наконец, о боже, вот она, перед самым моим носом шелковая или кружевная ткань, распираемая спрятавшимся под нею крепким членом. Я прижималась лицом к его промежности и всей грудью с наслаждением вдыхала сквозь трусики аромат скопивше­гося пота, мочи и первых нетерпеливых капелек семени. Я трогала его губами, лизала языком ткань трусиков, пока она не намокала и не прилипала к нему.

А-2 любил вертеть мной, ставить меня то так, то этак. Он, не торопясь, раздевал меня догола, но оставлял трусики. Когда он входил в меня — почти всегда в задний проход, — он сдвигал их немного в сторону; он всегда при этом сжи­мал свой пенис у самого основания, там, где яички.

Прошло несколько месяцев, и оказалось, что одних трусиков ему недостаточно. Я купила себе летнее платье, коротенькое и цветастое. Он примерил его на себя. Я не могла удержаться от смеха и немедленно трахнула его прямо в этом платье. Лишь немного подпортило удо­вольствие то, что у А-2 бедра узкие, уже моих, а ноги красивей.

Как-то раз в выходные он предложил:

— А давай-ка мы с тобой сходим по магазинам!

Он не поскупился на несколько коротеньких, прелест­ных платьиц, которые поселились в его шкафу по сосед­ству с трусиками.

Я знала, что у него есть и другая женщина. Он сооб­щил мне об этом еще до того, как мы стали с ним спать. Вероятно, я пыталась уверить себя, что там у них все уже почти кончено: жила она далековато, в другом городе, в нескольких часах езды, а кроме того, насколько я успела узнать, вела она себя с ним как настоящая стерва. Но вот как-то раз ему пришло в голову съездить в этот го­род, захотелось вдруг встретиться с тамошними друзья­ми. Несколько дней я ходила, стараясь не замечать раз­дражающий вес ключа от его квартиры в кармане, но потом не выдержала, уж очень сильным было искуше­ние. Я пришла к нему на квартиру, перевернула все вверх дном, пытаясь найти хоть какое-нибудь свидетельство ее существования: фотографии, письма. И нашла-таки. Одна фотография особенно меня поразила, даже сердце заще­мило: и в самом деле прекрасное лицо, ослепительная улыбка и пижама, расстегнутая до пупа. Я отыскала но­мер ее телефона, имя, и позвонила. Трубку никто не снял. Я оставила на автоответчике сообщение: «Это по­друга А-2, я просто хотела поговорить с вами — не беспо­койтесь, это не срочно». Она перезвонила.