— Послушайте, я бы сюда пешком быстрей дошла!
— Ну да, сейчас вечер, везде пробки, приходится крутиться, — попытался оправдаться он.
Я посмотрела в правое окошко, потом в левое. Нигде ни одной машины.
— Где вы видите пробки?
Я прикинула, что теперь наверняка опоздаю, минимум минут на десять, и позвонила в агентство, чтобы они были в курсе.
К югу от Гайд-парка он пристроился в конец пробки длиной в километр — даже я знала, как и где ее можно было объехать.
— Извините, вы хоть знаете, где мы едем?
— Конечно.
— Послушайте, я опаздываю на очень важную встречу. — (Понимаешь, такую важную-важную, на которую девицы, как правило, ездят посреди ночи, предварительно надев под платье тоненькую рубашку с кружав-чиками и гармонирующие с ней по цвету лифчик с трусиками).
— А вы что, знаете, как лучше доехать? — фыркнул он.
— Нет, но это ваша работа, а не моя.
— В это время везде пробки, что я могу поделать?
— Чушь собачья. Вы могли бы ехать совсем по другим улицам, где нет пробок. А вы уже двадцать минут возите меня вокруг моего дома. А потом выезжаете как раз туда, где пробка! Я же вижу, уже не маленькая!
Он посмотрел в зеркальце, чтобы убедиться, что я действительно уже не маленькая.
— Я же сказал, ничего не могу поделать.
— Хоть извинились бы!
В ответ молчание. Минут десять мы сидели, не говоря ни слова; машина наша еле ползла. Я кипела от злости и нервничала: ведь наверняка же опоздаю.
— Можете хоть выпустить меня?
— Конечно, мадам, как прикажете.
Я вышла, не заплатив ему ни пенса. Пробка действительно была плотная. Неподалеку я заметила другое такси, в самом начале Норт-Энд-роуд, и направилась прямо к нему. И этот водитель всего за пять минут доставил меня к дому клиента и взял лишь четыре фунта, так что сдачу с десятки я оставила ему на чай.
К счастью, клиент оказался человек отзывчивый, он все понял и сразу предложил мне выпить. Я обожаю этих типичных англичан: закончил привилегированную частную школу, в тридцать лет — и уже исполнительный директор в компании, во главе которой стоит отец. Эти люди, перед тем как выпить, всегда говорят «чин-чин». Поклонник Бориса Джонсона (Английский политик-консерватор и историк). Я разделась до белья у самой лестницы наверх, и он наблюдал, как я медленно по ней поднимаюсь в спальню.
Я постояла немного наверху, потом обернулась и посмотрела через плечо.
— Ну, и что будем делать?
— Будем заниматься с вами любовью.
— По полной программе, как Бэрри Уайт?
— О, да.
Чуть ли не целый час мы с ним мерялись силами под простынями. У него были мягкие, густые волосы, которые слегка отдавали каким-то металлическим запахом.
— Что мне сделать, чтобы ты кончила?
— Это очень непросто. Пришлось бы кувыркаться здесь всю ночь.
Я обычно не кончаю с клиентами. Некоторые даже и не целуются, но я считаю, что это чушь. Подумаешь, губы, это всего только губы. Но оргазм я всегда приберегаю для кого-нибудь другого. Это для меня совсем нетрудно — оргазм мне всегда давался не сразу.
— Звучит захватывающе.
— Да, но для этого нужно штук шесть похотливых мужиков подряд и что-нибудь типа отбойного молотка. У вас случайно тут не припасено в кладовке? Впрочем, и планеты сегодня не так расположены.
— Ладно. В следующий раз буду знать.
Прощаясь, он сунул мне в руку свою визитную карточку и сказал, что хочет как-нибудь встретиться просто за выпивкой.
— Теперь ваш ход, — сказал он, провожая меня по ступенькам к уже ждущему такси.
В мелькающем свете уличных фонарей сквозь окошко машины я вынула его визитку. Цвет розовый и зеленый, гравировка, изящный шрифт, и вообще, если б у меня никого не было... — было бы очень неплохо, хотя не представляю, как потом объяснить друзьям или родственникам, при каких обстоятельствах мы познакомились.
— Не нравятся мне люди его сорта, — сообщила мне начальница, когда я отзванивалась ей по дороге домой. — Наверняка ведь напишет отзыв.
В интернете существуют сайты, где наши клиенты могут оставлять свои отзывы о прелестях, чарах и профессионализме девушек, с которыми они имели удовольствие провести время. Так вот, бывает всякое: скажем, тебе кажется, все прошло на высшем уровне, а тебе потом напишут такой отзыв, что хоть стой, хоть падай. Жаль, что у нас нет возможности повернуться и ответить: сам дурак.
Мой водила, похоже, уже в третий раз объезжал вокруг одного и того же квартала в Кенсингтоне. Они все, наверное, думают, что я ничего не замечаю.
— Ну и как он тебе показался?
— Ну, в общем-то, настоящий джентльмен.
На другом конце «провода» я услышала недоверчивое фырканье.
— Вертела им, как хотела.
Я очень скоро привыкла повторять эту фразу, правда была это или нет, неважно. Мне не хотелось терять ее расположение, и чтоб она из-за меня лишний раз переживала.
mardi, к 30 decembre
— У меня есть для тебя клиент, и он желает на тебя пописать, — сообщила мне начальница.
Клянусь, если б кто-нибудь послушал записи моих разговоров по телефону, он бы подумал, что я... да что там, я и на самом деле такая!
— Что-что он желает? — переспросила я, хотя все прекрасно слышала, слово в слово.
— Пописать. На тебя. Да не волнуйся ты, дорогая, не в одежде, конечно. Ты будешь в ванне.
— В какой ванне? Полной мочи?
— Да нет, не пугайся, в обыкновенной ванне с водой. Я перевела дух.
— Ты же знаешь, я не делаю с ними ничего, что меня унижает.
Не на работе — пожалуйста. Понимаю, это звучит странно, но даже когда В. унижал меня, как только мог, я знала, что делает он это потому, что ему это нравится, потому что он неравнодушен ко мне. Но чтоб совершенно чужой человек проделывал со мной подобные штуки — ни в коем случае.
— Нет-нет, это совсем не то, что ты думаешь, дорогая, — продолжала она. — Он вовсе не хочет унизить тебя. Он хочет пописать на девушку, которой это самой нравится.
Я в конце концов согласилась, но только при одном условии: мой гонорар будет значительно выше обычного. Клиент оказался довольно приятным молодым человеком, и к тому же чрезвычайно застенчивый. Мы немного поговорили, немного выпили: я — капельку виски, он — большую кружку пива. Это, чтоб была жидкость в мочевом пузыре для меня, подумала я. Когда настало время приступать, я раздела его до пояса (снизу), сняла с себя полностью все рабочее обмундирование, залезла в ванну и встала там на колени.
Он посмотрел на меня, потом поднял глаза на стенку и тяжело вздохнул. Прошло две минуты, но ничего не происходило. Я уже стала потихоньку замерзать.
— Что-нибудь не так? — спросила я.
— Что-то не получается. Я слишком возбужден, — отозвался он. Потом снова посмотрел вниз. — Гляжу на тебя — и он становится... в общем, он встает. Гляжу куда-нибудь в сторону — он снова встает, наверно, потому что я все время думаю о том, что собираюсь сделать.
— Попробуй подумать о чем-то таком, что тебя не возбуждает.
— О чем?
— Ну, о том, как твоя мать покупает для тебя трусы. А ты стоишь рядом, и она держит тебя за руку. Она еще молодая, лет тридцать пять, не больше.
Он засмеялся. Я почувствовала, как первая струйка потекла у меня по шее и по грудям.
Потом я долго обмывалась в душе, а он на меня смотрел. Пока я сушила волосы и одевалась, он вдруг стал издавать какие-то странные звуки, какой-то негромкий скулеж, как ребенок, который чего-то очень хочет, но стесняется сказать.
— Что это с вами?
— Мне кажется, у меня еще что-то осталось, — сказал он, и, вспыхнув, указал на свою шишку. — Вы, конечно, не обязаны соглашаться, но не писать же мне в стакан и...
— М-м-м, нет, спасибо большое, — ответила я. — Здоровье и осторожность прежде всего.
— Некоторые считают ее полезной для здоровья и пьют, — предложил он.