— Не знаю, — ответила я, оторвавшись от газеты. — Скорей всего, морозильник. Я выросла вместе с этим периодически возникающим и замолкающим звуком, он действовал на меня так, словно в квартире поселился жизнерадостный сверчок, я привыкла к нему и звук его находила даже каким-то уютным и успокаивающим.
Он открыл дверцу морозилки.
— Господи, да что же это... когда в последний раз вы ее размораживали?
Размораживала? А разве он не сам размораживается, если его оставить на достаточно долгое время, как старые галоши в чулане — «пусть полежат, когда-нибудь да пригодятся»?
— Мне кажется, я его вообще никогда в жизни не размораживала.
Он внимательно обследовал внутренний ландшафт морозилки, напоминающий снежную пустыню, в которой лежали покрытые иголками инея буханка хлеба и несколько бутылок водки, похожих на древнеегипетские мумии.
— Вы хоть понимаете, что нарастающий здесь лед делает ее негерметичной?
Чего-чего?
— Что вы сказали?
— Дверка плохо закрывается. И этот звук означает, что морозилка постоянно пытается компенсировать утечку воздуха, который просачивается через щель.
Да нет, постоянный сквозняк у меня на кухне совсем не поэтому.
— Надеюсь, это не означает, что я должна покупать новую морозильную камеру?
— Нет, не означает.
— И я надеюсь, что разморозка холодильников — это часть вашей работы.
— Нет, не часть.
Очень жаль, что квартирная хозяйка не гарантирует замену бытовых приборов. Надо обязательно повнимательней почитать контракт, когда придет время его возобновлять. Так вот, вооружившись полотенцами, ножом и тазиком, словом, всем, что оказалось под рукой, я предприняла атаку на ледяные торосы, покрывшие внутренность моей морозилки, как какой-нибудь бесстрашный полярный исследователь или сумасшедший маньяк из ближайшего пригорода с кайлом в руках, в то время как мастер на все руки распивал мои чаи, с видимым удовольствием заедая всякими сладостями и вкусностями и почитывая самые пикантные материалы в самой известной в стране газете. А кафельная плитка как была вся в трещинах, так и осталась.
vendredi, к 20 fevrier
А-2 приобрел себе каучуковую любовницу и теперь столь доволен и счастлив со своим идолом, что стал проявлять активную заботу и о моем благополучии. Я делаю все, что могу, чтобы не сказать ему прямо, что если то, что он хочет предложить мне, пахнет взрывом на фабрике резиновых изделий, то я пас, большое спасибо.
Мы встретились за чашечкой кофе, чтобы заодно посмотреть, кто у нас в городе красивый мужчина. Или, скорее, это он хотел поискать для меня какого-нибудь красавчика, а я делала все от меня зависящее, чтобы не допустить с его стороны низкого сводничества.
— Посмотри мне через левое плечо, — шипит А-2, и я послушно смотрю ему через левое плечо.—Да не смотри ты на него прямо в упор Просто взгляни и отвернись.
Что происходит? Где мы находимся? Детский сад, что ли? Хочешь меня поцеловать? Поставь галочку «да» или «нет».
— Ты теперь похож на мою маму, — фыркнула я. — Да и вообще, он совсем маленького роста.
— Да откуда ты знаешь? Он же сидит.
— Ну, уж тут поверь моему опыту, у меня глаз наметанный.
На нем голубая рубашка, застегнутая на все пуговицы и заправленная в штаны, подтянутые на поясе слишком высоко.
— И вообще, у него такое лицо, будто он ничего, кроме романов Патрика О'Брайана не читает.
— Перестань надо мной издеваться. — А-2 явно за своими каучуковыми деревьями не видит леса. — И к тому же нельзя ведь отвергать человека оттого только, что у него другие вкусы, нет, даже не за вкусы, а всего лишь за предположения о его вкусах.
— Отвергала, отвергаю и буду отвергать.
Через несколько минут, когда мы уже перешли к шоколадному мороженому, он высмотрел еще одного красавца.
— Посмотри, слева от тебя. Высокий. Читает.
Гляжу. Ну да, похоже, ноги у него под столом длиннющие, как только умещаются. Читает какой-то роман, погодите-ка, ну да, «Реквием по мечте».
— Ничего, — задумчиво ответила я. Но постойте-ка... нет. — Отставить, он курит, так что не пойдет.
— Но раньше ведь у тебя были парни, которые курят.
— Что было, то прошло. А если уж иметь дорогое и бесполезное хобби, я бы предпочла, чтобы это были лыжи. Или еще лучше, желание покупать и дарить мне дорогие безделушки.
— Если ты и дальше будешь так себя вести, к старости точно останешься одна.
И это говорит человек, который однажды мне жаловался: когда ему было двадцать три, он целых полгода ни с кем не спал и поэтому считал, что жизнь его кончена. Это говорит человек, который до сих пор вожделеет к своей первой возлюбленной, которую не видел с семнадцатилетнего возраста. С такими друзьями — кому нужны родственники?
Я насмешливо улыбнулась.
То есть период престарелой умудренности у меня уже миновал? и кроме того, тебе не стоит забывать, мой покрытый тальком дружок, все мы умираем в одиночку.
samedi, le 21 fevrier
У меня клиент, с которым я уже дважды встречалась. Мркественное лицо, широкие скулы, прозрачные, водянистые глаза и ресницы, которым позавидует любая красавица. Шикарный мужчина, настоящий красавец, мужественный, благородный. Умный. Мы говорим про книги, он работает каким-то там инженером и терпеть не может свою работу, и мы разговариваем про театр, про фильмы.
Я в восторге от Бена Кинсли, Энтони Шера. Он снисходительно улыбается. Понятия не имею, почему он не женат. Может, ему просто нравится быть одному?
Я вышла из дома и пошла в сторону реки, надеясь поймать такси. На пути к стоянке проходила мимо станции метро, где сидел какой-то безногий и просил милостыню.
— Подайте инвалиду безногому, подайте инвалиду убогому, — скулил он тоненьким голосом.
Я почувствовала, как по бедру у меня с внутренней стороны побежала вниз капелька пота. Потом капелька докатилась до того места, где начинается чулок, и впиталась в него, растворилась. Через минуту безногий снова затянул свою песню.
— Подайте инвалиду безногому, подайте инвалиду убогому.
Голос его пел уныло и скучно, то есть он не просто произносил слова, он действительно выпевал их, стараясь попасть в ритм шагов проходящих мимо прохожих.
— Подайте инвалиду безногому, подайте инвалиду убогому.
На стоянке такси несколько минут не было ни одной машины, и образовалась очередь. Ко мне подошел какой-то кругленький низенький человечек с битком набитыми пластиковыми пакетами в руках.
— Принимаете ли вы Иисуса как Господа вашего? — спросил он. Голос его звучал как-то рефлекторно, словно говорил не живой человек, а автомат, и сама фраза казалась почти бессмысленной, как будто он говорил это вместо «здрасьте».
— Извините, нет, я еврейка, — ответила я.
Этот шаблонный ответ для меня имеет, скорее, культурный, нежели религиозный смысл, но его вполне достаточно, чтобы отгонять этих сумасшедших, как назойливых мух.
Он сочувственно кивнул. Глаза его так и не поднялись выше уровня моего плеча.
— Евреи хотели себе царя, и Бог дал им царя, но он был, понимаете, одержим маниакальной депрессией и предпочел удалиться, он скрылся в густом кустарнике и оттуда кричал на свой народ.
— Что и говорить, не очень-то хороший царь, так себе царишка, — сказала я.
— Я замерзну, пока буду стоять там на мосту, — сказал он и, подхватив свои сумки, потопал прочь.
dimanche, к 22 fevrier
Вот что получила я за сегодняшний день:
1 фунт стерлингов сдачи (с двух фунтов в автобусе) Пару белых носков (в спортзале, где я их забыла в прошлый раз) Предупреждение об опасности (от друга) Серебряный браслет с янтарем (от клиента) Пять штук этих странно ярких, какого-то колдовского цвета маргариток (от одного воздыхателя, с которого я не беру ни пенни) Счет от мастеров-сантехников (разве вручить его мне должен не их начальник?) Странные взгляды от водителя такси (он что, обо всем догадался?) Простуду.