Да, упрямства нам обоим всегда было не занимать.

* * *

Когда мерседес-купе наконец двинулся с места, я вспомнила про Леру и опустила козырек с зеркалом, чтобы извинится перед ней.

На ее лице было знакомое мне до боли выражение - злобной, обиженной лягушки, сразу же делающим его некрасивым и отталкивающим. Секунду я неприязненно разглядывала, изучая со стороны эту нелепую, вызывающую отторжение гримасу. Не удивительно, что она так раздражала Валеру! Теперь я впервые почувствовала себя на его месте.

Я знала - это Лерино лицо. Мое лицо, довольной кошки, выглядит сейчас совершенно по-другому.

В желудке стало гадко и противно, словно я только что проглотила какую-то слизкую дрянь. Извиняться сразу расхотелось. Я решительно подняла зеркало и порулила к дому, уверенная: там меня ждет, если не скандал, то, по крайней мере, весьма неприятный разговор. Я знала, на что обиделась Лера встретив Валеру, я забыла о ней напрочь. И разозлилась на нее в ответ за ее обиду, ее надутый вид, за предстоящие мне оправдания и за то, что все это неминуемо испортит мой праздничный настрой. Мне хотелось бы, чтобы она разделила сейчас со мной радость победы, обсосала все нюансы встречи с бывшим любовником, подтвердила: я была на высоте. Хотелось отпраздновать с ней свой триумф, заявиться вместе на дискотеку, танцевать до утра, ловя ее мои - любовные и торжествующие взгляды. Хотелось, чтобы она была мной, понимающей меня, как никто другой!

Но я знала: она и есть - я. Классическая каноническая я с исполненным укоризны лягушачьим фейсом, появлявшемся у меня на счет "три", как только я теряла уверенность в своем любимом.

И я же - ее любимая, давшая ей повод для сомнений.

Я знала: повод ничтожный. И знала: при моей ранимости, мне достаточно самого ничтожного повода, чтобы испытывать неподдельный страх и отчаяние. Я чувствовала раздражение, рикошетом поразившее меня при виде ее замкнутого, недружелюбного лица. И знала: оно лишь маска, скрывающая истинные смятенные чувства.

Я раздвоилась, и, словно взбесившийся заяц, скакала с одной позиции на другую, принимая истинность и ложность их обеих.

Я не ощущала своей вины и до отвращения не хотела каяться. Но именно то, что Валера не ощущал своей вины и, не желая повиниться, принимал оборонительную позицию, и превращало наши мелкие конфликты в непреодолимые катастрофы.

Я с удивлением осознала, что первый раз в жизни понимаю Валеру: истоки всех его чувств и поступков, доводивших меня до бешенства и крика. На девяносто процентов они были лишь реакцией на мои слова и упреки. Точно так же, как нынче Лера, я отказывалась признавать его право невинно попетушиться перед барышнями, потрясти перед их осоловевшими глазами павлиньим хвостом. А он, так же, как теперь я, не желал объяснять то, что, по его мнению, я должна была понимать априори. Возможно, он вовсе не изменял мне направо и налево. Просто я сама ставила его перед выбором: либо слезно просить прощения за несуществующую измену, бубня "я больше не буду", либо, с присущим нам обоим упрямством, доказывать свою невиновность до тех пор, пока тебя не занесет, и невинный флирт не превратится в реальную вину.

"Я оправдываю Валерия, чтобы оправдать себя", - подумала я вдруг.

Это открытие было настолько неприятным, что помогло взять себя в руки, обуздав бурлившие во мне чувства.

В глубине души я уже приняла решение: если Лера начнет высказывать свои "фэ", я развернусь и поеду на дискотеку сама. Но сейчас резко перечеркнула свои намерения. Именно так поступил бы Валера!

А я - не он. Я - это мы, Валя и Лера.

Мы просто не можем расколоться из-за такой ерунды на две мятежные половинки.

* * *

Мои опасения подтвердились. Лера в сапогах и черном белье сидела на диване, молча, исподлобья глядя на меня. Ее тело уже не казалось возбуждающим. У него был отталкивающий вид - как у крепости с целым рядом пушек на стенах. Одно неверное движение, и они разом выстрелят тебе в лоб градом убийственных обвинений. Бедный Валерик, не мудрено, что у него не было никакого желания каждый раз пробивать такую оборону.

- Накинь халат, ты простудишься...

Она не ответила.

Я разделась и, повесив одежду на спинку кресла, опустилась рядом с ней, раздумывая, что лучше: начать разговор самой или делать вид, будто ничего не произошло. Валера всегда предпочитал второй вариант. Я, кажется, тоже.

- Давай поедем на дискотеку, - предложила я.

- Неужели ты все-таки вспомнила обо мне? - грянул первый выстрел предупредительный.

- Ты обижена? - Мое удивление было чересчур искусственным. - Почему?

- Кто этот мужчина?

- Разве ты не знаешь его? Я жила с ним три года. Ты не могла не видеть его раньше. - Пожалуй, следовало сказать это помягче, не так, словно я уличаю ее во лжи.

- Ты никогда не говорила мне о нем. - Неужели нельзя было сказать это по-другому, не так, словно она уличает во лжи меня?

- Не было желания вспоминать. Я бросила его, как только появилась ты.

- А, как только появился он, бросила меня! - выпалила Лера.

Я поморщилась. Упрек был слишком несправедливым. Ведь я сидела сейчас рядом с ней, я проговорила с ним всего двадцать минут. Она зажала меня в угол, оставляя только два варианта: вступить в войну или выбросить унизительный белый флаг.

Я помолчала, пытаясь поставить себя на ее место и представить, что должен был сделать Валера, - и чего он никогда не делал - чтобы успокоить меня. Наверное, дать мне попыхтеть пять минут и толерантно все объяснить. В общем-то, не так уж сложно...

- Послушай, Лера, - начала я. У меня было чувство, словно я делаю осторожный шаг по канату. - Ты, действительно, зря обижаешься. Валера мой бывший любовник. Вспомни, ты должна была его видеть...

- Да, в зеркале я встречалась с ним не раз... - согласилась она нехотя. Она не собиралась сдавать позиции, просто выжидала, озадаченная моим маневром.

- Ну вот...

Она резко прервала меня.

- Но я понятия не имела, кто он для тебя! Я знаю его только как хама, с которым мы постоянно сорились! Он доводил нас до слез! Я всегда ненавидела этого мужчину. Не понимаю, почему ты вдруг стелешься под него?!

От ее крика канат задрожал под моими ногами. Нет, это отнюдь не простой трюк, а смертельный номер "Канатоходец под обстрелом".

- Я любила его...

- Если так, то мне тебя жаль!

"Конечно, - дошло до меня наконец. - Лера никогда на занималась любовью вместе с нами. Хотя и в его, и в моей спальне есть зеркала, мы всегда проделывали это в темноте, невидимые никому, и ей в том числе. Кто знает, может, с зазеркальным Валеркой Леру связывал не роман, а совсем иная связь? И там он был ее сволочным родственником, соседом или коллегой по работе... "

Впрочем, какая разница?

- Ты права, у нас были кошмарные отношения, - как могла спокойно признала я, продвигаясь вперед еще на несколько шагов. - Мы постоянно препирались, разбегались, сбегались. Он измучил меня. Я счастлива, что рассталась с ним.

- Ага. А встретив его снова, тут же позабыла обо всем на свете, подставила она мне подножку.

Я пошатнулась, но все же удержала равновесие.

- Да, - согласилась я, - я забыла обо всем. Но ты должна меня понять. Это же такой кайф - размазать по стенке бывшего мучителя. Раньше мне ни разу не удавалось взять над ним верх. А теперь он ищет меня по Киеву с собаками. А тут вот она я - красивая, обеспеченная, желанная, любимая тобой. Может, я ни разу не посмотрела на тебя, но если бы не ты, я не могла бы чувствовать себя такой сильной. Вся моя сила была в том, что у меня есть ты, а, значит, никто другой мне не нужен.

Это было великолепное сальто-мортале на середине каната. И я стояла в центре арены, принимая восторженные аплодисменты публики.

- Правда? - Ее глаза потеплели.

- Ну конечно же правда!

Как ни странно, объяснение принесло облегчение не только ей, но и мне. Поступив вопреки своим чувствам, я добилась именно того чего хотела - сейчас мы испытывали общую, нашу с ней, радость победы над Валерой.