ил у караванной дороги хан. Славился он скупостью и любопытством. Каждый день он задавал своим приближенным не меньше ста загадок. Все мудрецы из ханской свиты от забот и умственного напряжения полысели и все чаще оказывались в тупике. Тогда хан велел хватать на дороге каждого десятого прохожего и тащить в ханский шатер.
Приволокут путника, а хан начинает задавать хитрые загадки. Того, кто не ответит, секут плетьми.
Как-то поймали ханские слуги прохожего, у которого не было ни одного волоска ни на голове, ни на лице.
Удивился хан:
— Почему у тебя ни бороды, ни усов, ни бровей нет, и даже голова голая, как колено?
— Бреюсь каждый день.
— Не может быть! Ты врешь, но я тебя изловлю на обмане. Посажу в глубокую яму, а стража проследит — бреешься ты или нет. Уличу во лжи, велю запороть до смерти!
Увела стража беднягу. Был это Алдар-Косе. Почесывает он темя и думает: «Плохи мои дела. Бритвы нет. Доложит завтра караульный, что я не брился, засекут до смерти».
Однако делать нечего. Лег безволосый спать: утро вечера мудренее.
Едва солнце взошло, хан потребовал пленника. Вытащили его из ямы, повели. По дороге Алдар-Косе увидел осколок стекла и подобрал его.
Спросил хан:
— Ну как, побрился?
— Побрился!
— Как ты смеешь обманывать меня, хана? Пока ты храпел, слуги обыскали тебя и не нашли бритвы.
— Я бедный человек, — смиренно ответил безбородый, — цирюльник мне не по карману. Бритву приобрести не на что. Бреюсь вот этим. — И он показал кусочек стекла.
Удивился хан:
— Ну, счастье твое, что ловко ответил. Если так же находчиво ответишь на десять вопросов, так и быть, отпущу тебя, хотя без подарков, но и не битым.
И началось: почему то, отчего другое, зачем третье…
— Почему у меня два глаза, а нос один?
— От скупости. Гостя ты потчуешь одним блюдом, обнюхать его хватает одного носа. А два глаза вот зачем: одним смотришь, сколько гость берет еды, а другим проверяешь, сколько еще осталось.
Поморщился хан, но задал второй вопрос:
— Почему у меня два уха и один язык?
— Ты несправедлив и потому все приятное слушаешь правым ухом, чтобы запомнить, неприятное — левым, чтобы сразу забыть. А языка тебе хватает и одного. Ведь уже много лет подряд ты, как попугай, повторяешь одно и то же: «Пороть его плетьми!»
Стерпел хан и эту обиду и спросил в третий раз;
— Почему у меня две руки и один живот?
— Пищу ты запихиваешь в рот обеими руками. Дай тебе три руки и один твой живот — лопнет!
— Почему у меня две брови, а лоб один?
— Потому что ты хмуришься от злости вдвое чаще, чем размышляешь о добре.
— Почему у меня две челюсти и одно горло?
— Одной челюстью тебе не справиться с едой, ведь ты с жадностью жрешь в три горла, выдавая его за одно.
— Почему у меня два плеча и одна спина?
— Чтобы хоть чем-нибудь отличаться от гадюки, лишенной плеч, и от катун-травы, не имеющей спины.
— Может быть, ты скажешь, почему у меня пара усов и одна борода?
— Скажу, хан. У тебя усы хищной рыси, а борода глупого козла. Хищности в тебе вдвое больше, чем глупости.
— А почему у меня две щеки и один рот?
— Спеси и чванства в тебе столько, что надуваешься ты двумя щеками, а красноречия едва хватает на один рот.
— Почему у меня две ноздри, но один нос? — взбеленясь, спросил хан.
— Даже один нос ты успеваешь совать во все чужие дела, а ноздрей две потому, что ты вынюхиваешь и вареное, и жареное. От ярости хан едва нашел силы задать десятый вопрос:
— Скажи мне напоследок, облезлый ты пес, почему у меня два бока и одно седалище?
— Одним седалищем ты не по разуму и не по способностям восседаешь на ханском престоле. За это тебе намнут скоро оба бока.
— Хватит! — взревел хан. — Я целый час слушал твое глумление. Сейчас ты у меня заговоришь по-другому. Эй, нукеры, плети!
А у безволосого насмешника в глазах смех, а не страх:
— Не ори, хан! Это вредно для печени. Разреши задать мне один вопрос. Я уверен, что услышав его, ты повременишь наказывать меня.
— Ну шайтан с тобой, спрашивай.
— Не можешь ли ты, мудрый из мудрых, объяснить, почему, как только я сяду на вороного коня, в карманах у меня сразу удваиваются деньги?
Хан открыл рот от удивления, а плешивый добавил:
— Обрати внимание на масть коня. Пробовал я садиться на сивого, гнедого, буланого — ничего не получается. А как сяду на вороного, в кармане вместо трех золотых монет сразу оказывается шесть.
— А не морочишь ли ты мне голову, лысый пройдоха? — засомневался хан.
— Это легко проверить. Клади мне в карман кошелек с золотом и вели оседлать вороного коня.
Хан распорядился:
— Оседлать и привести сюда моего вороного аргамака!
Не успел Алдар-Косе оглянуться, — перед ним оседланный вороной скакун грызет удила, бьет землю копытом.
Хан, трясясь от жадности, наполнил самый вместительный из кожаных кошельков золотыми монетами:
— Садись скорей на коня, дорогой гостюшка! Как можно медлить в таком важном деле?
Алдар-Косе вскочил в седло, гикнул и был таков.
Ханские придворные в один голос посоветовали:
— Скорее, хан, снаряжай погоню за негодником!
Но хан схватился за седую гладкую бороду:
— Бесполезно! Ведь я дал этому проходимцу самого быстроногого коня!