— Все это я учил еще много лет тому назад на действительной. По команде «К ноге!» ружье опирается о правое бедро. Конец приклада приходится по одной линии с носком ноги. Правая рука, сама собою, вытянута и держит ружье так, что большой палец обхватывает ствол, а другие пальцы должны обхватить приклад в передней его части; а по команде «На плечо!» ружье легко взбрасывают на правое плечо дулом кверху.

— Ну, будет тебе языком трепать! — послышался снова голос фельдфебеля Насаклы, а затем команда: — Смирно! Равнение напра-во. О, ччорт, как ты это делаешь...

— У меня оно «на плече», и по команде «Равнение на-пра-во!» моя рука скользит по ремню, и я поворачиваю голову направо, а по команде «Смирно!» моя голова смотрит прямо на вас.

Снова раздался голос фельдфебеля:

— На руку! К ноге! На руку! На плечо! Штыки — примкнуть. Штыки — отомкнуть! Ружья — на перевес! На молитву — шапки долой! Накройсь! На молитву — на колени — становись!.. Прямо по мишеням пальба — шеренгой! Шеренга — пли! Полуоборот направо — шеренга — пли! Прямо по цели — штабной вагон! Прицел 200! Готовьсь! Шеренга — Отставь! Шеренга — пли! Шеренга — пли! Шеренга — пли!.. Отставить!.. Прямо по цели постоянный, редко начинай!.. Стой!.. К ноге… Вольно!

Фельдфебель стал свертывать себе папиросу. Тем временем Швейк. с любопытством разглядывал номер своей винтовки и, наконец, сказал:[25]

– Четыре тысячи двести шестьдесят восемь! Такой номер был у одного паровоза в Печках. Этот паровоз стоял на шестнадцатом пути. Его собирались увести на ремонт в депо Лысую-на-Лабе, но не так-то это оказалось просто, господин фельдфебель, потому что у старшего машиниста, которому поручили его туда перегнать, была прескверная память на числа. Тогда начальник дистанции позвал его в свою канцелярию и говорит: "На шестнадцатом пути стоит паровоз номер четыре тысячи двести шестьдесят восемь. Я знаю, у вас плохая память на цифры, а если вам записать номер на бумаге, то вы бумагу эту также потеряете. Если у вас такая плохая память на цифры, послушайте меня повнимательней. Я вам докажу, что очень легко запомнить какой угодно номер. Так слушайте: номер паровоза, который нужно увести в депо в Лысую-на-Лабе, – четыре тысячи двести шестьдесят восемь. Слушайте внимательно. Первая цифра – четыре, вторая – два. Теперь вы уже помните сорок два, то есть дважды два – четыре, это первая цифра, которая, разделенная на два, равняется двум, и рядом получается четыре и два. Теперь не пугайтесь! Сколько будет дважды четыре? Восемь, так ведь? Так запомните, что восьмерка в номере четыре тысячи двести шестьдесят восемь будет по порядку последней. После того как вы запомнили, что первая цифра – четыре, вторая – два, четвертая – восемь, нужно ухитриться и запомнить эту самую шестерку, которая стоит перед восьмеркой, а это очень просто. Первая цифра – четыре, вторая – два. а четыре плюс два – шесть. Теперь вы уже точно знаете, что вторая цифра от конца – шесть; и теперь у вас этот порядок цифр никогда не вылетит из головы. У вас в памяти засел номер четыре тысячи двести шестьдесят восемь. Но вы можете прийти к этому же результату еще проще…

Фельдфебель перестал курить, вытаращил на Швейка глаза и только пролепетал:

– Карре аb![26]

Швейк продолжал вполне серьезно:

– Тут он начал объяснять более простой способ запоминания номера паровоза четыре тысячи двести шестьдесят восемь. "Восемь без двух – шесть. Теперь вы уже знаете шестьдесят восемь, а шесть минус два – четыре, теперь вы уже знаете четыре и шестьдесят восемь, и если вставить эту двойку, то все это составит четыре – два – шесть – восемь. Не очень трудно сделать это иначе, при помощи умножения и деления. Результат будет тот же самый. Запомните, – сказал начальник дистанции, – что два раза сорок два равняется восьмидесяти четырем. В году двенадцать месяцев. Вычтите теперь двенадцать из восьмидесяти четырех, и останется семьдесят два, вычтите из этого числа еще двенадцать месяцев, останется шестьдесят. Итак, у нас определенная шестерка, а ноль зачеркнем. Теперь уже у нас сорок два, шестьдесят восемь, четыре. Зачеркнем ноль, зачеркнем и четверку сзади, и мы преспокойно опять получили четыре тысячи двести шестьдесят восемь, то есть номер паровоза, который следует отправить в депо в Лысую-на-Лабе. И с помощью деления, как я уже говорил, это также очень легко. Вычисляем коэффициент, согласно таможенному тарифу…" Вам дурно, господин фельдфебель? Если хотите, я начну, например, с "General de charge! Fertig! Hoch an! Feuer!"[27] Черт подери! Господину капитану не следовало посылать вас на солнце. Побегу за носилками.

Пришел доктор и констатировал, что налицо либо солнечный удар, либо острое воспаление мозговых оболочек.

Когда фельдфебель пришел в себя, около него стоял Швейк и говорил:

– Чтобы докончить… Вы думаете, господин фельдфебель, этот машинист запомнил? Он перепутал и все помножил на три, так как вспомнил святую троицу. Паровоза он не нашел. Так он и до сих пор стоит ня шестнадцатом пути.

Фельдфебель опять закрыл глаза.

Вернувшись в свой вагон, Швейк на вопрос, где он так долго пропадал, ответил:[28]

— Кто учит другого беглому шагу, тот сам сто раз делает «На плечо!»

В дальнем уголке вагона дрожал от страха Балоун. За время отсутствия Швейка, когда часть курицы была уже сварена, Балоун слопал половину швейковской порции.

Перед отходом эшелона его догнал смешанный воинский поезд с разными частями войск. Там были и отставшие, и солдаты из госпиталей, посланные вслед ушедшим вперед частям, и всякие подозрительные субъекты, возвращавшиеся из командировок или из-под ареста обратно на фронт.

Из этого поезда вышел и вольноопределяющийся Марек, которого в свое время обвиняли в бунте, потому что он отказывался чистить отхожие места, и которого дивизионный суд оправдал. Дело его было прекращено, и потому вольноопределяющийся Марек явился теперь в штабной вагон к капитану Сагнеру, как начальнику маршевого батальона. Дело в том, что Марек оказался, так сказать, висящим в воздухе, ибо все время не выходил из-под ареста.

Когда капитан Сагнер увидел вольноопределяющегося Марека и принял от него препроводительную бумагу с весьма секретной пометкой: «Политически неблагонадежен! Рекомендуется осторожность!», он не слишком обрадовался. К счастью, он вспомнил генерала, увлекавшегося отхожими местами, который так настойчиво предлагал ему дополнить штат батальона «батальонным историографом».

— Вы очень нерачительны, вольноопределяющийся Марек, — мягко сказал он молодому человеку. — В школе прапорщиков вы только занимались глупостями; вместо того, чтобы постараться выслужиться и получить чин, который соответствует вашему образованию, вы то и дело должны были сидеть под арестом. Полку приходится краснеть из-за вас, вольноопределяющийся. Но вы можете исправить свои ошибки, если, благодаря добросовестному выполнению своих обязанностей, вы снова вступите в ряды честных воинов. Посвятите свои силы батальону. Я попробую помочь вам. Вы образованный молодой человек и наверно обладаете способностью хорошо и стильно излагать свои мысли на письме. Вот что я вам скажу. Каждый батальон нуждается на фронте в человеке, который вел бы летопись всего, что касается непосредственного участия батальона в боевых делах. Необходимо иметь описание всех победоносных походов и всех значительных и славных событий, в которых принимал участие и играл руководящую или выдающуюся роль ваш батальон, и необходимо исподволь приготовлять материалы для истории нашей армии... Вы меня понимаете?

— Так точно, господин капитан, понимаю. Речь идет об эпизодах из жизни всех частей армии. У батальона имеется своя история. На основании истории батальонов составляется история полка. История полков дает материал для истории бригад, история бригад — для истории дивизий и т. д. Я, конечно, приложу все свои силы и знания, господин капитан. — И вольноопределяющийся Марек даже приложил руку к сердцу.