– Не хватало еще, чтобы и мое заведение затронула их свара, – ворчал, наблюдая, как люди теснятся возле узкого выхода из дворика эргастирия.

– А много ли сейчас русов в Царьграде? – осведомилась Светорада, на что получила ответ: ромеев все равно больше. Неизвестно, что хотел сказать этим Фока, но тут и Сила неожиданно решил присоединиться к своим. И не важно, что на Руси его племя было примученным Олегом Вещим к союзу с Русью. Тут, на чужбине, все они были единым народом.

Взволнованная, ничего не понимающая Дорофея спрашивала, что случилось, когда Светорада увидела, как во дворик вбежал заплаканный длиннобородый человек. Княжна и раньше встречала его тут, знала, что это боярин Фост, который уже не единожды приводил торговые суда в Царьград. Сегодня он возглавил делегацию просителей– русов к эпарху. И вот вернулся – в разорванной одежде, без шапки, со слезами на глазах.

– Убили! – рыдал Фост, почти повиснув на руках Фоки. – Мстислава, сына моего, убили собаки проклятые!

Только через какое– то время, напоив Фоста водой и расспросив, Фока выяснил, что приключилось у эпарха. Как оказалось, ничего хорошего. Эпарх согласился принять русских купцов, однако держался с ними неуважительно, слушать ничего не пожелал, даже говорил оскорбительные слова, грозился выслать всех из Константинополя без товара. Вот Мстислав, горячая головушка, и двинул ему в зубы. Ах, не уследил отец, не сдержал парня!.. Но уж как наболело это самоуправство ромейское! И тут же кто– то из охранников эпарха выхватил клинок и полоснул Мстислава по горлу… Да и на остальных русов кинулись, хорошо, что витязь Рулав и его товарищи помогли отбиться и оттащили Фоста от мертвого сына. Так и ушли, отбиваясь, только в городской толчее сумели скрыться, но ведь эпарх все одно послал за ними равдухов,[62] чтобы те схватили нарушителей закона. До того, что ромеи сами первыми решились на смертоубийство, им и дела не было, даже не позволили унести тело Мстислава, рассказывал, задыхаясь от горя и гнева, боярин.

Дорофея, встревоженная происходящим, все тянула Светораду за рукав, умоляя уйти, но та отмахивалась, слушая сбивчивую речь боярина. Внезапно шум со стороны улицы усилился, все громче становились крики и звуки трубы, свидетельствующие о начале вооруженного столкновения.

– Уходили бы вы и в самом деле, госпожа, – заметил Фока, нервно оглаживая свою широкую белокурую бороду. – Раз до такого дошло, то может произойти что угодно. А так пройдете за моей корчмой к дороге, что ведет к воротам Ксилокерка, а там и охрана, и двуколку нанять можно. Тут же теперь опасно оставаться.

Что он имел в виду, было не совсем ясно, но перепуганная Дорофея уже увлекала госпожу прочь. Этой ромейской армянке, всю жизнь прожившей за мощными укреплениями Константинополя, было страшно представить, что может случиться здесь, среди воинственных варваров, особенно когда где– то рядом творится нечто похожее на бой. Однако Светорада знавала в своей жизни и набеги, и схватки, и даже кое– что похуже. Она не потеряла присутствия духа, спокойно последовала за Фокой в боковой проход, откуда направилась по узкой улочке в сторону ворот Ксилокерка.

Здесь, в предместье, где селились прибывавшие извне варвары, жители уже привыкли ко всякого рода заварушкам. Сейчас их дома крепко запирались и было слышно, как матери сзывают детей, как опускаются на окошках ставни. Вскоре улица опустела. Но если ромеи старались поскорее укрыться, то оказавшиеся тут на постое русы, наоборот, спешили на улицу. Многие из них были вооружены, кое– кто и щит прихватил, и все бежали в сторону, откуда доносился шум.

Светорада понимала, что волнения ее земляков в чужом граде не приведут к добру. Горстка иноземцев – славян ли, варягов ли, сопровождавших их, – это всего лишь жалкая толика того, что они могли противопоставить вооруженным силам столицы мира. И княжна с тревогой посмотрела на стену, откуда начальники городской охраны имели возможность видеть все, что происходило вокруг. Когда она заметила, что по широкой стене движется вооруженный высокими пиками отряд схолариев, то не на шутку встревожилась. Это были воины столичных отрядов, которые имели очень широкие полномочия в случае вооруженных мятежей. А мятежниками сейчас выступали как раз соотечественники княжны.

Позже Светорада уже не могла припомнить, что толкнуло ее кинуться на звуки разгоравшейся схватки. Где– то сзади отстала зовущая ее Дорофея, а Светорада уже пробиралась сквозь разбегающуюся толпу зевак туда, откуда доносился шум. Ей страшно было и подумать, что случится, если на русов нападут схоларии. И хотя здесь, в предместье, за городскими стенами, приезжие имели право носить оружие, схоларии при их многочисленности и прекрасной военной выучке могли вмиг расправиться с непокорными, осмелившимися нарушить покой столицы.

Вскоре Светорада увидела сгруппировавшихся русов… Она замерла, укрывшись в нише двери какого– то дома, и смотрела, как варяги и русы стоят стеной, кричат, отбивая выпады равдухов. Похоже, тут и впрямь не обошлось без жертв: несколько убитых русов уже лежали на открытом пространстве между возбужденными стычкой русами и преграждавшими им путь равдухами. Но и равдухи заметно испугались, хотя, в отличие от русов, все они были в броне и шлемах, с большими каплевидными щитами и направленными в сторону мятежников пиками. Однако, несмотря на вооружение, они не осмеливались нападать, выжидали. От русов исходила явная угроза: все высокие как на подбор, гораздо крупнее ромеев, разъяренные несправедливостью властей, они стремились во что бы то ни стало доказать, что не позволят себя унижать. И Светорада, понимая безрассудство своих соотечественников, все же ощутила некую гордость за них.

В это время один из русских витязей вышел вперед, стал между своими и равдухами и, подняв руку, призвал к вниманию.

– Вызовите вашего хозяина, ромеи! – начал он на довольно неплохом ромейском. – Ни нам, ни вам не нужно кровопролитие, и дело еще можно кончить миром, если ваш эпарх Юстин явится на переговоры.

Равдухи только пятились, прикрываясь щитами. Они не отвечали, смотрели из– под надвинутых на глаза шлемов.

– Да чего с ними разговаривать! – крикнул кто– то из толпы русов. – Сомнем, как былинку, и сами до их Юстина доберемся! Как же это так, сначала торговать нам не давал, а теперь еще приказал наших братьев убивать!

Словно в подтверждение этих слов, русы двинулись на затор, образованный защитниками столицы. Те медленно отступали, и это воодушевило русов. Светорада даже разглядела в толпе Голубу, неожиданно оживленную и веселую, видимо решившую, что после этого ее наверняка не сговорят для эпарха. Вот дура! Именно сейчас дела принимали такой оборот, что ради мира ее едва ли не на коленях поставят перед Юстином Маной. Ибо все равно равдухи дальше Ксилокеркских ворот Константинополя не отойдут и не пустят чужаков в город. А там уже и отряд схолариев подоспеет, начнется резня.

Светорада оглянулась на стену, где уже не было видно рядов топорщащихся остриями копий. Значит, отряд схолариев уже спустился и теперь движется сюда между домами предместья. Очень скоро русы могут оказаться в кольце между мощными щитами равдухов и копьями схолариев. А тех, кого не убьют сразу, ждет тюрьма, палач или рудники.

В какой– то миг княжна заметила среди русов своего охранника Силу. Надо же, древлянин, похоже, уже не думал, что присоединился к тем, кто, возможно, некогда воевал с его племенем. И что ему неймется, если он и в рабстве устроен почти в роскоши, о которой никогда и не помышлял в своих диких лесах? Вон какой оживленный, даже веселый. А что до этих смутьянов самой Светораде, когда ее жизнь давно налажена и спокойна?

И все же она двинулась к ним, стала пробираться среди этих грубых, теснящих ее людей. Их тут набралась добрая сотня, но этого бесконечно мало… Княжна пыталась определить, кто тут главный, пока не заметила среди них рыжую голову рослого ярла Фарлафа. Еле смогла протолкаться к нему, схватила за руку. У Фарлафа при взгляде на княжну удивленно поднялись брови, и он смотрел на нее озадаченно и подозрительно.