И тут внимание присутствующих привлек шум и смех возле арочного прохода к одному из смежных залов.

– Это болгары, – пояснил Николай, увидев, как княжна повернулась в сторону богато одетых мужчин с длинными вислыми усами. Все они были в роскошных меховых папахах. – Посланцы царя Симеона.[87] Надо бы проследить, чтобы наш красавчик Александр не поссорился с ними, – негромко проворчал Николай, но Светорада все же расслышала его слова.

– Вы и это возлагаете на меня? – спросила почти заинтересованно.

Широкие брови Николая удивленно выгнулись. На княжну глянул с легким недоумением.

– Разве я неясно выразился? Тебя, девочка, должен интересовать только наш божественный император. С посланцами же Симеона сегодня будет общаться Евстафий Агир. Кстати, девочка, я в курсе, что ты знакома с нашим проэдром, но советовал бы держаться с ним попрохладнее. Он и так уже осмелился высказать сегодня базилевсу, что Ипатий Малеил недоволен тем, что его невесту решено оставить в Палатии. Агир слишком дерзок, как и все в его роду. Думают, что древность их рода поможет им против гнева автократора.

– Он хороший друг Ипатия, – негромко сказала Светорада, на что патриарх сухо отметил, что ей менее всего сейчас стоит заботиться о престарелом Ипатии. Слово «престарелый» он произнес с нажимом.

«Ну и заноза же этот священник», – даже обиделась за Ипатия княжна, но вслух спросила, что посоветует ей его святейшество насчет жены Агира, Анимаисы, которая не сводит с нее выжидательного взгляда.

– О, эта… – прищурился в сторону важной матроны патриарх. – Думаю, тебе следует с ней подружиться – только пойми правильно слово «подружиться». Достойная жена проэдра куда более сговорчива, нежели ее муж, она сможет тебе кое в чем помочь, если поймет, что чаша весов склоняется в твою сторону. Эта Анимаиса страсть как хочет стать зостой патрикией[88] при дворе, а вот кто за нее похлопочет, ты или Зоя, это еще вопрос. Так что ты можешь использовать Анимаису как шпионку. Но учти, пока ты не в силе, она будет служить одинаково как тебе, так и этой блуднице Карбонопсине, которая жаждет надеть венец августы.[89] Ну, это мы еще поглядим, – закончил он, окинув Светораду оценивающим взглядом, а затем удовлетворенно кивнул каким– то своим мыслям.

После этого они со Светорадой не разговаривали, и через какое– то время, поняв, что Николай ей больше ничего не скажет, княжна отошла к делавшей ей знаки Анимаисе.

– На тебя все обращают внимание, Ксантия, – обмахиваясь вышитым веером, заметила та. – А император уже несколько раз справлялся о твоем самочувствии и о том, будешь ли ты на пиру.

– А кесарь? – не удержалась от вопроса княжна. – Что говорит обо мне кесарь?

– Александр? Гм. По крайней мере сегодня он больше всего занят этим Гаврилопулом, которого обошел на скачках. Говорит, что тот истинный ромей, гордый, умелый и не раболепный, как большинство из тех, кого приближает к себе его брат. Однако отчего вы спросили про кесаря?

Светорада неожиданно смутилась. Конечно, в глазах всех этих царедворцев значение имеет только сам автократор, а не заслоненный его властью самбазилевс. Но разве трудно понять, что молодой и красивый Александр куда интереснее невзрачного Льва? И Светорада ушла от ответа, заметив Анимаисе, что та зря надела в столь жаркий день соболиное оплечье.

– Зато я не появляюсь на люди в одеянии, в котором меня уже видели, – тут же съязвила жена проэдра и демонстративно скользнула взором по наряду княжны.

Обе женщины замолчали, причем Анимаиса столь яростно стала обмахиваться веером, что ее меховая опушка украшенного каменьями оплечья заколыхалась, как лес в бурю.

В большинстве своем ромеи были одеты немыслимо дорого. Их роскошные тяжелые одежды скрывали тела, а высокие головные уборы, казалось, увеличивали головы – вместилища духа, как они говорили. Здесь присутствовали самые важные и именитые сановники – гордые, ощущающие себя частицей могущественнейшей империи. Они переговаривались, обсуждая, кто какое место займет у золоченого трона, на котором будет восседать Лев Философ. Они затрагивали расхаживающего среди собравшихся гостей препозита Зенона, которому надлежало рассадить вельмож на пиру. Сам Зенон выглядел озабоченным и все время сверялся со свитком, в который то и дело что– то записывал, делал кое– какие пометки, вновь и вновь оглядывая гостей. Когда он подошел к Светораде и сообщил, что ей нужно остаться в главном зале Хрисотриклиния, Анимаиса, сообразив, что место этой выскочки княжны будет не последним, тут же ласково обняла Светораду и стала просить Зенона посадить их рядом, ведь они подруги как– никак. Светорада заметила вопрошающий взгляд Зенона и согласно кивнула: в конце концов, советы Анимаисы ей могут пригодиться.

– Ах, вы такая милая, Ксантия! – просто расцвела жена проэдра, отчего ее мелкие зубки сверкнули, как у хищного зверька. – Скажу, что даже мой Евстафий не сумел бы добиться подобного решения от этого зануды Зенона. А так мы будем сидеть за столом самого императора! Причем, как я поняла, место рядом с нами будет принадлежать милейшему юноше Иоанну Куркуасу. Он сейчас на короткой ноге с кесарем, да к тому же один из самых завидных женихов в Константинополе. Надо будет напомнить ему о моей дочке Пульхерии, с которой Иоанн некогда дружил, даже обменивался свитками античных стихов. Ах, наша Пульхерия такая образованная, такая воспитанная и так хороша собой, что из нее выйдет вполне добродетельная и милая жена. Породниться же Агирам и Куркуасам было бы более чем желательно.

Похоже, Анимаиса могла говорить без передышки. Светорада слушала ее, машинально следя за тем, как одетые в белоснежные туники слуги расставляют на столах подносы с румяными булками и фрукты в плетеных корзинках, как разносят в хрустальных высоких графинах прохладную воду. Здесь было весьма жарко, ее нарядное платье почти не пропускало воздух, а потому Светорада решила подозвать жестом одного из слуг. Но в этот миг раздался громкий звук трубы, присутствующие повернулись в сторону расположенной на возвышении золоченой двери, и, едва створки стали раскрываться, все как один согнули спины в поклоне.

Чей– то громкий голос объявил:

– Преклоните главы! Ибо грядет благочестивейший!

Незримый хор пел многие лета, из открытой двери потянуло прохладным сквозняком, и Светорада сладостно вдохнула его, ибо от духоты и запаха благовоний у нее уже ломило в висках. Наконец пение смолкло и всем было позволено выпрямиться.

Базилевс сходил по мраморным ступеням осторожно, как будто боялся упасть. Одной рукой он придерживал блистающий каменьями лор, другую держал чуть согнутой, и на нее изящно опиралась Зоя Карбонопсина. Вся в алых одеждах и высоком венце, она держалась так горделиво, словно уже носила звание августы. За ними с невозмутимым видом спускался советник Самона, и только позади него, скромно потупив очи, шла укутанная в длинное темное покрывало из шелка жена кесаря София Дука. Александра, ради которого затевался этот пир, с ними не было.

Светорада отметила про себя это с удивлением и какой– то грустью. Своевольный, неуловимый Александр… Она слышала, что и Анимаиса отметила его отсутствие, пробормотав, что, похоже, кесарю наплевать на все устои и традиции.

И тем не менее пир начался. Император занял место на золоченом троне, по правую руку от него оставалось свободное кресло, а далее расположились патриарх, Самона и иные сановитые вельможи, по левую же сели Зоя и приближенные к ней женщины. Действительно, здесь, вопреки традиции сажать женщин отдельно от мужчин, существовали иные законы. Гости держались более непринужденно, негромко переговаривались, рассаживаясь по местам, слышался звук отодвигаемых кресел, когда слуги освобождали знати проход к столам. Светорада видела, как император что– то негромко сказал своей любовнице, и она довольно рассмеялась.