Император, не поднимая глаз, аккуратно проглотил еще одну ложку супа.
– Садитесь, Александр. Мы уже выпили за ваше здоровье. Окажите уважение всем этим людям и выпейте за наших подданных, которых вы заставили ожидать вас.
– Ожидать? – окидывая взглядом собравшихся, удивился Александр. – В вашем обществе, базилевс, для подданных даже ожидание кесаря покажется манной.
И он расхохотался.
– Да он пьян! – негромко возмутилась сидевшая подле Светорады Анимаиса.
Молодой кесарь и впрямь выглядел возбужденным, лицо его разрумянилось, глаза лихорадочно блестели. И все равно при взгляде на него Светорада почувствовала, как ее сердце учащенно забилось. У нее перехватило дыхание, она не могла отвести от него глаз. Высокий, гибкий, стремительный и такой дерзкий… Ей всегда нравились дерзкие… И как красиво перетягивает алая лента его черные, подобные завиткам гиацинта волосы. И эта небрежная грация в движениях, так отличавшая его от всех придворных, скованных церемонными правилами. Словно свободный ветер ворвался в эти роскошные покои и расшевелил тут всех, ибо гости на пиру и впрямь оживились, кто– то заулыбался, кто– то, наоборот, возмущался, все переговаривались.
Кесарь лишь на миг задержался среди растерявшихся мимов, растрепал кудри одному из них, потом дружески приобнял за плечо Гаврилопула, посматривающего в зал из– под кустистых бровей. Но к ним уже спешил Зенон, что– то сказал Александру, и, едва тот отпустил возничего, евнух тут же отвел Гаврилопула в соседний зал. Александр же легко поднялся на возвышение, где стоял стол базилевса, и почти рухнул в предупредительно придвинутое слугой кресло. Светорада видела, как ему налили ее супа и он стал быстро есть. Княжне стало немного досадно, что он, подобно другим, не отдал супу должное, поедая все с жадностью, словно и впрямь не на шутку проголодался.
Базилевс что– то сказал ему, но Александр никак не отреагировал. Не видел он и взглядов своей жены, которая чуть подалась вперед и внимательно смотрела на него. Светорада отметила, что Софья по– своему красива: она обладала так восхваляемой в Византии иконописной красотой, в которой, однако, было нечто сумрачное и недовольное. Губы ее скривились в гневе, и она отвернулась от мужа, всем своим видом выражая возмущение. Зато патриарх держался с Александром почти весело, что– то говорил ему, пока тот не засмеялся и, закончив есть, повернулся к Николаю.
– Да, – различила Светорада сквозь шум и переливы музыки его веселый голос, – у меня сегодня и впрямь удивительный день. Слава Всевышнему! Такая победа… и такая встреча!..
Он вдруг выпрямился в кресле, стал оглядывать собравшихся. Наконец его взор остановился на Светораде. Княжне показалось, что ее толкнули в грудь, сердце стукнуло и подпрыгнуло, а потом упало куда– то, но уже в следующее мгновение жаркий пламень разгорелся в теле, поднялся к щекам, и они запылали. Она на секунду опустила глаза, словно испугавшись его светлого, небесно– голубого взора, столь яркого на фоне темных кудрей и бровей… Когда же осмелилась посмотреть… Она даже сама не сознавала, какой огонь горит в ее глазах. И Александр вдруг замер, не донеся руку до бокала, застыл, восхищенный и пораженный, и только через миг его лицо озарилось счастливой улыбкой.
– Доводилось ли вам, достопочтенный Николай, – обратился он к патриарху, – поймать в море живую наяду? Ту, что воспламеняет вашу кровь, полонит сердце, заставляет забыть обо всем на свете?
Весьма странный вопрос, особенно учитывая, что он был задан главе Церкви. Светорада не слышала, что ответил патриарх. Ей было и страшно, и весело одновременно. Значит, ее Тритон, как и она сама, не забывал их тайных свиданий, безумства страсти, упоения любовью… И она сейчас не думала, что ей надлежит очаровать правителя ромеев, она вообще не способна была думать в этот момент, ибо наслаждалась ощущением всепоглощающего счастья. В такие минуты ни о чем не думаешь, они мгновенны и прекрасны!
Светорада, не отдавая себе отчета, взяла бокал, жадно выпила густое темное вино, которое услужливый стольник не успел разбавить водой. Это не преминула заметить Анимаиса, сказала что– то предостерегающее, дескать, благородным женщинам недопустимо пить неразбавленное вино, как каким– то поселянкам. Но Светораде было все равно. Поверх бокала она посмотрела туда, где сидел Александр. И уже не могла отвести глаз. Не видела, как за ними следят патриарх, Зоя, даже сам император. Император смотрел особенно – заинтересованно и ревниво, словно уже имел на нее права и был удивлен подобным поведением избранной им красавицы и непокорного брата. Да и вообще, многие догадались, что тут происходит нечто особенное, стали смолкать голоса, люди переглядывались, кто– то значительно вскинул брови, кто– то негромко рассмеялся.
Однако обстановку разрядила Зоя. Обратившись к Светораде, она спросила, может ли госпожа Ксантия предложить двору еще какие– то небывалые кушанья. И в кои– то веки Светорада растерялась, не сумев сразу ответить. Она сейчас и думать не могла о кухне!
Ее замешательство вызвало смешки среди придворных. Но тут неожиданно к Зое обратился Александр, полюбопытствовав, где его крестник? Ведь прекрасная Карбонопсина почти всегда появляется с маленьким Константином, словно желая всему миру напомнить, на каких правах она воцарилась в Палатии. Это было достаточно грубо, но, похоже, здесь привыкли к перепалкам между Зоей и Александром. Зоя все– таки что– то ответила, дескать, она польщена, что кесарь печется о крестнике, даже будучи во хмелю. Но Лев резко прервал обоих.
– Довольно! – И сделал знак Зенону.
Опытный препозит тут же хлопнул в ладоши, музыканты заиграли иную музыку, более веселую, живую, с плавными восточными переливами и резкими ударами бубнов. Дверь распахнулась, и на смену удалившимся мимам в зал впорхнула стайка танцовщиц в шароварах и с гирляндами бубенчиков на руках и бедрах. Они стали плясать и извиваться, и хотя лица девушек были прикрыты полупрозрачными вуалями, все видели, как весело блестят их глаза. Кружась, они вскидывали обнаженные руки, подрагивали нагими животами, сладострастно поводили бедрами.
По знаку Зенона стольники внесли большие кувшины с вином, стали наполнять кубки. Мужчины заулыбались, оживились, а вот женщины начали вытирать салфетками губы и отодвигать блюда.
Подле Светорады стала подниматься и Анимаиса.
– Все, пришло время, когда благородным дамам следует покинуть пиршество. – Она выразительно и требовательно посмотрела на Светораду.
Однако та продолжала сидеть с отрешенным видом. Помявшись немного, Анимаиса опустилась на свое место, хотя Зоя и Софья встали и величаво покинули зал Хрисотриклиния. С ними ушли и иные знатные патрикии, однако были и такие, которые остались на местах и теперь вместе с мужчинами наблюдали за плясками восточных танцовщиц.
Светорада тоже смотрела на них. Только бы не на Александра!.. Ей надо было успокоиться, отвлечься. Она видела, какие взоры бросают на танцовщиц строгие царедворцы, видела, что даже на лицах церковников играют улыбки, а сам император бьет в ладоши, стараясь попасть в такт мелодии. У него, надо сказать, была очень приятная улыбка – снисходительная, довольная. Воистину этот человек любил женщин, как уверял Светораду Николай. Хотя, признаться, и сам владыка смотрел на покачивания бедер и подрагивание грудей танцовщиц с явным удовольствием.
У Светорады шумело в голове – от волнения, от выпитого вина, от усталости. Слишком необычным и долгим был для нее этот день. Еще сегодня княжна проснулась в своем доме с Ипатием, а сейчас она в центре мира, сидит среди вершителей людских судеб и чувствует устремленные на нее взгляды. Княжна старалась об этом не думать. Она просто вслушивалась в ритмичную музыку, наблюдала за движениями танцовщиц и вспоминала, как жила в хазарской столице Итиль и тоже предавалась подобным пляскам, полностью отдаваясь музыке и ритму. А эти плясуньи… Светорада готова была поспорить, что могла бы сплясать не хуже их. И почти машинально, не сводя с них глаз и даже не поднимаясь с места, она повторила движения их плеч, словно пустив волну по телу – колыхнула грудью, чуть двинула станом, бедрами, повела головой, так что ее янтарные подвески заколыхались.