— Не верю.

Рафаэлька разрыдался. Бедный мальчуган. Уже второй человек отказывался верить в талант Блондинки.

Тут Рафаэлька потянул Ваську Кулакова за рукав:

—Дядь Вась, вы сами расскажите...

—Что рассказать?

—Как с биноклем сидели. На крыше.

—Ну, сидели. Что с того...

—Видели ведь, как все было?

—Ну, видел. Ходила по тебе, спящему, эта курица, видел.

Рафаэлька просиял и воскликнул, обратив взгляд к Александру Григорьевичу:

—Вот видите! А если все равно не верите — тоже можете на крыше с биноклем посидеть.

Мы рассмеялись.

Но учителю было не до смеха.

— Да пойми же ты, несмышленыш!- с жаром доказывал он.— Курица не приносит за день два яйца. На собаке не растут помидоры. Яблоня не ходит на базар. Ясно тебе? И вечного двигателя не бывает. Это же элементарно.

Рафаэлька обиженно надул губы. Потом круто повернулся и припустил со школьного двора.

Зато наутро на первой же перемене он появился вновь. На этот раз в глазах его полыхало не ликование, а испуг.

Случилось что-нибудь?— полюбопытствовал я.

Случилось...— тяжело уронил Рафаэлька, и я, подозревая худшее, осторожно спросил:

Блондинка пропала?

Рафаэлька покачал головой и достал из кармана яйца:

—Опять два...

Вот это было уже слишком! Два дня подряд по два? Ничего себе результативность!

На этот раз на Александра Григорьевича мы обрушились уже в учительской.

—Не верю!— уныло повторил он.— Вот вы физика спросите — бывает ли в принципе вечный двигатель? А это одно и то же.

Мы были в отчаянии. Наверное, никогда в истории бескорыстные рыцари науки не испытывали таких мук. Шутка сказать — Александр Григорьевич с порога отметал голые, как скорлупа, факты. А его сравнение бескорыстного усердия Блондинки с легендой о вечном двигателе просто убивало.

Уже не надеясь, что удастся склонить учителя если не к вере, то хотя бы к сомнению, Замира Артыкова пролепетала:

—А может, Блондинка не как все. Может, это курица этого... как его... нового поколения. Как компьютер... Может, это курица двадцать первого века... Может, она способна совершить революцию в сельском хозяйстве? А мы ее проспим, а?

От ее бесконечных «может» вполне могла закружиться голова.

Но Замирка с такой мольбой посмотрела на биолога, что он сжалился и вздохнул:

— Понимаю... Таинственный случай... Но поймите — нет чистоты эксперимента!

Это была почти победа. Биолог, похоже, колебался. Значит, для полного триумфа рафаэлькиной Блондинки оставался удачный эксперимент. Учитель был прав, требуя эксперимента. Разве нельзя было, к примеру, допустить, что умница-Блондинка заразила своим благородным примером одну из подруг по яичному цеху—и та тоже начала послушно плыть по проложенному Блондинкой фарватеру и тем самым ловко мистифицирует всех нас сенсационной и мнимой урожайностью Блондинки.

Бороться за чистоту эксперимента вызвались все, однако решено было допустить лишь тех, у кого имеются бинокли, хоть театральные. Но и таких оказалась почти дюжина.

Мы условились, что встретимся на рассвете у ворот бабушки Ханифы. Рафаэльке было поручено спать как обычно, чтобы эксперимент был чище вымыслов барона Мюнхгаузена.

Собравшись, мы полезли на крышу соседской кладовки, принадлежавшей бабке Наталье. Только отсюда удобно было наблюдать за верандой, где спал Рафаэлька. Именно отсюда уже следил за ней Васька Кулаков.

Начинало светать. Самое время объявиться Блондинке — курице второго поколения. Девять биноклей были нацелены на веранду. Еще двое не торопились лезть на крышу, ожидая, когда подоспеют решающие события и не желая размениваться на детали.

Глядите!..— выдохнула Замирка.— Идет...

Где она, где?..

Да вон же — крадется к веранде. Ух ты! Все точно! Ну курица! Эх, надо было уговорить и Александра Григорьевича...

Заслышав эти слова, полезли на крышу и двое, что ждали внизу — Андрей Никитенко и толстяк Мубар Ахмедов. Первым ступил на крышу Андрей. А вот когда к нам захотел присоединиться и Мубар, что-то под нашими ногами подозрительно всхлипнуло, хрустнуло, загудело, затрещало, задрожало, закачалось... И вдруг соломенная крыша, обмазанная глиной, ушла из-под наших ног, и мы, объятые ужасом, полетели в сарайчик. Слава бабке Наталье! В сарайчике она держала сено для коровы. В него мы и угодили, радуясь тому, что не напоролись на рога или вилы. Отделались легким испугом. Зато крыша отделалась.... дырой. Выскользнув из сарайчика, мы уставились на Мубара с нескрываемым негодованием.

Из-за тебя провалились!..— всхлипнула Замирка.

Почему из-за меня?— злился Мубар.

А ты самый жирный.

А у тебя бинокль самый тяжелый!— нашелся Мубар.

Ясно было одно — эксперимент трещит по швам. Ни одной подходящей крыши рядышком больше не было. К тому же, того и гляди на шум выйдет бабка Наталья, и тогда нам будет не до эксперимента. Еще хуже, если шум разбудил и Рафаэльку. Это тоже мешало чистоте эксперимента. Ведь Рафаэлька должен честно спать, чтобы Блондинка была вне подозрений. Все рушилось вслед за крышей... И только светлая голова Сервера Мамбетова в этой ситуации сработала как микрокалькулятор.

Побежали в Дом пионеров! — предложил он и, не дожидаясь расспросов, молниеносно объяснил:

Там же телескоп... Вот мы и...

Идея была поразительно гениальной. Сейчас нам мог помочь только телескоп пионерского планетария. Уж если он солнечные пятна видит, будто это клякса на промокашке, да кратеры на Луне, то уж Блондинку, хоть на ней и пятнышек нет, наверняка разглядит, да еще и увеличит до размеров коровы.

Не знаю как насчет Блондинки, а вот светлая голова Сервера явно была головой следующего поколения. Опытным образцом...

Нельзя было медлить; ведь Блондинка уверенно семенила к веранде.

Минут через пять мы сгрудились у телескопа и завертели рукоятками.

Телескоп нехотя оторвал линзы от Луны и уставился в сторону дворика бабушки Ханифы. Сервер прильнул к окуляру и, силясь разглядеть что-либо в мутном, неохотно светлеющем утре, с сомнением процедил:

Что-то не вижу никакой Блондинки...

Дай-ка посмотреть,— я припал к окуляру и, вглядевшись, отпрянул:

Какая тебе Блондинка! Это же бабка Наталья.

Впрочем, всей бабки Натальи я не видел, а только разъяренное ее лицо — оно заполняло все. Овраги морщинок бороздили это огнедышащее лицо.

Бабка Наталья металась. Заслышав подозрительное беспокойство во дворике, она едва не застигла нас, мы успели улизнуть, и теперь она причитала по обвалившейся крыше, беззвучно раскрывая рот.

Но надо было искать Блондинку.

«Чуть дальше надо взять» — сказал я сам себе, малость передвинул ствол и сразу же напоролся на чьи-то огромные ноги. Теперь оставалось легонько подняться вверх по туловищу и...

Рафаэлька!— воскликнул я.— Это же Рафаэлька!

Спит?— осведомилась Замирка.

Глазами хлопает. Ну и глаза! По-моему, он сходит с ума... Что-то там случилось...

Дай поглядеть.

Я уступил Замиркё место, и она принялась разглядывать Рафаэльку, потом перевела телескоп пониже и в страхе отпрянула от телескопа.

Что с тобой?— Сервера явно позабавил испуг Замирки. Испуг был не искусственным, а вполне из натурального сырья.

П-пог-лядите... — пролепетала Артыкова. — Чудеса какие! Мамочка!..

Мы по очереди заглянули в телескоп. На рафаэлькином одеяле, окруженные барханами складок, покоились три гигантских валуна овальной формы.

Это же куриные яйца!— охнула Замирка. — Неужели Блондинка сегодня три снесла? Ой, что будет... Александру Григорьевичу даже сказать страшно.

Еще бы!— кивнул я, смущенный новостью не меньше Замирки,— За такие антинаучные сказки и из школы могут попросить. В лучшем случае — двойку в аттестат.

Все это произошло, когда я разглядывал лицо бабки Натальи...

Жаль все-таки, что наш телескоп не оборудован фотоаппаратом. Как теперь докажешь учителю чистоту эксперимента? Опять ведь не поверит.