Внизу, у озера, туман все еще плотным слоем висел среди хижин и деревьев, словно серая вата. Тускло светился красный знак «Гагары», показывавший, что на базе есть свободные хижины. На парковке не было ни одной машины.

Кардинал открыл дверь домика, который снимал недавно Говард Мэтлок, и поднырнул под заградительную ленту. Оказавшись внутри, он щелкнул выключателем, но свет не зажегся: видимо, владелец отключил электричество до тех пор, пока здесь не поселится очередной платежеспособный постоялец. Видимо, по той же причине хижина сейчас не отапливалась. Кардинал включил фонарь и осветил кровать, потом кресло, потом тумбочку. Оперативная группа так занята поисками в лесу, что здесь, в помещении, они закончат работу не раньше завтрашнего дня. Все личные вещи Говарда Мэтлока были на прежнем месте, вплоть до наполовину опустошенной пачки «Мальборо» у лампы с эмблемой «Гагары».

В темноте и тишине Кардинал вновь попытался представить себе, что же здесь произошло. Вот американец сидит в белом плетеном кресле, смотрит телевизор, и тут раздается стук в дверь. Но кто к нему пришел, кто убил его и увез в его же собственной машине? Может быть, кто-нибудь следовал за ним от самого Нью-Йорка?

Кардинал уселся на край кровати. Пытаться разобраться в этом деле было все равно что стараться поймать дым. В половине подобных случаев — по крайней мере в таком маленьком городке, как Алгонкин-Бей, — полицию вызывает на место преступления сам убийца. Теперь же Кардиналу предстояло распутать совершенно таинственное происшествие, и никаких нитей у него не было. В его город приехал американский гражданин. Если за ним не следовали от Нью-Йорка, то логично предположить, что за весьма краткое время он успел кого-то смертельно обидеть, в буквальном смысле смертельно. И этот кто-то не просто убил его, а еще и скормил медведям. Почему?

Кардинал чувствовал, что кончик нити где-то поблизости, но никак не мог его ухватить. Он посмотрел на дверцу шкафа. Ее открывали, но теперь она была закрыта и засыпана порошком, с помощью которого эксперты ищут отпечатки пальцев.

Кардинал встал и потянул на себя дверцу. Не успела она открыться и наполовину, как чья-то рука намертво обхватила его за шею. От удара кулаком в живот он согнулся.

Потом он откинулся назад, хватая ртом воздух. Ловким движением его сбили с ног и уложили на пол, лицом вниз, заломив руку за спину. Он ощутил затылком холодное дуло пистолета. Кобура с его собственной «береттой» болезненно впивалась в ребра.

— У вас вроде как не должно быть оружия, а? — Мужской голос. Молодой человек, говорит без акцента.

— Нет.

— Ага. А это тогда что? — Куртку Кардинала расстегнули и вытащили «беретту».

— Ты делаешь ошибку, — успел сказать Кардинал, прежде чем его голову снова пригнули к полу.

Рука залезла к нему во внутренний карман и вынула бумажник.

— Ты коп?

— В свободное время. Когда меня не избивают в туристических домиках.

Человек уселся ему на спину.

— Просто не верится, что ты сам сюда явился, — проворчал он. — Один, среди ночи. Мало ли кто тут мог быть, а?

— Как раз намеревался спросить, кто вы.

— Ладно. Значит, так. Я тебя отпущу. Пушку твою заберу себе, но тебя я собираюсь отпустить, если будешь себя прилично вести, ясно? Не пытайся ничего сделать, а то опять тебя уложу мордой вниз.

— Договорились.

— Поднимешься и упрешься руками в стену. А я встану у двери.

Незнакомец отпустил его, и Кардинал сделал глубокий вдох, прежде чем встать и отряхнуться. Бог ты мой, ну и унизительное положение.

Наведя на него короткоствольный «тридцать восьмой», перед ним стоял самый юный гангстер, каких Кардиналу доводилось видеть. Прилизанные светлые волосы, бледноватый пушок на щеках и подбородке. На нем, словно для солидности, был надет стильный спортивный пиджак в клетку «пье-де-пуль». Он приотворил дверь и выглянул наружу, осматривая стоянку машин.

— Ты и правда явился один. — Во рту юнца сверкнули зубы. Казалось, их было там слишком много. — Ладно, а теперь повернись и руки на стену. Сам знаешь эту позу — ноги развести пошире, встать на цыпочки.

«Тридцать восьмой» поблескивал при свете, сочившемся из окна. Кардинал сделал как ему было сказано. Теперь он смотрел в стену.

— Сколько тебе? — поинтересовался он. — Лет восемнадцать?

— Больше. И вообще у нас есть темы поважнее. — Парень охлопал его, ища подколенную кобуру, но Кардинал таких не носил. — Для начала: как мы будем расхлебывать эту кашу?

— Кто «мы»? Не «мы», а ты. Ты только что напал на сотрудника полиции. К тому же у меня такое чувство, что лицензии на ношение этого «тридцать восьмого» у тебя нет, мой мальчик. Разве что ты служишь в федеральной полиции.

— А ты коп, который допустил, чтобы у него отняли пушку. Мы же не хотим, чтобы об этом поползли слухи по городу, а?

— Да, это будет ужасно. Отдай ее мне, и я сейчас же застрелюсь.

— Что ты знаешь о Говарде Мэтлоке?

— А тебя не Малькольм Масгрейв прислал? Он всегда придумывает хитрые пути, чтобы обставить конкурентов, выделяется этим даже среди своих не очень-то щепетильных коллег по Конной полиции.

— Я тебе задал вопрос, — напомнил юнец. — Что ты знаешь про Говарда Мэтлока?

— Он американец. Он дипломированный бухгалтер высшей квалификации. Он мертв. А почему он тебя так интересует?

— Пушки у меня, так что, думаю, вопросы лучше буду задавать я. Зачем ты сюда вернулся? Всю работу на месте ваши уже должны были закончить.

— Да, ты явно из федералов. Наверное, пора тебе представиться и рассказать о своих дальнейших планах.

— Я спросил, зачем ты вернулся в хижину.

— Полагаю, по той же причине, что и ты: чтобы побольше разузнать о Говарде Мэтлоке. Когда турист приезжает в мой город и его скармливают медведям, это не очень-то хорошо выглядит. Разве что он вовсе не турист, но и в этом случае я испытываю понятное беспокойство. Я вернулся сюда, чтобы получше понять, что это был за тип. Я вернулся, потому что мне многое неясно. Я вернулся, потому что не могу сообразить, как двигаться дальше. А теперь, если ты не против, я продолжу свою работу.

Кардинал какое-то время подождал, прислушиваясь. От двери не доносилось ни звука. Он обернулся и посмотрел.

В дверном проеме никого не было. Его «беретта» лежала на кухонном столе, обойму из нее вытащили. Он слишком поздно добрался до двери, чтобы хоть что-то увидеть. Кардинал негромко выругался. Пропажу обоймы трудно будет потом объяснить начальству.

Он закрыл дверцу шкафа и еще раз обвел взглядом хижину, прежде чем запереть ее снаружи. Приходилось признать, что парень действовал ловко: застал его врасплох, отобрал оружие, а потом растаял, как туман. По дороге к парковке Кардинал подумал, что ему, видимо, придется проверить всех живущих в городе блондинов англосаксонского типа. Добравшись до своей машины, он обнаружил обойму от «беретты» на крыше, над водительской дверцей.

Когда он вернулся домой, Кэтрин, абсолютно неподвижная, сидела в позе лотоса. Он открыл дверь, и пламя свечи заколебалось от ветерка. На телевизоре стояла пирамидка благовоний, и от нее спиралью поднимался дымок.

— Ты сегодня поздно, — заметила она.

— Тут пахнет как в буддийской пагоде. — Он всегда отпускал комментарии насчет ее благовоний, а она всегда их игнорировала. — Ну, как мой свами?[3]

— Скорее Будда. Так растолстела в больнице, теперь никак не похудею.

— Ты не толстая.

— Они мне там давали столько хлеба и картошки… На меня теперь ни одна моя вещь не налезает.

Кэтрин действительно набрала один-два килограмма, пока лежала в психиатрической лечебнице Онтарио, с ней всегда это происходило, — но в целом, по мнению Кардинала, его жена выглядела великолепно. Может быть, бедра стали чуть тяжелее, живот чуть округлился, но для женщины, у которой двадцатишестилетняя дочь, она выглядела просто потрясающе.