— Ну, ходжа, я знаю твоего сородича, — сказал Салих, — это Алдар-Косе! Только наш Алдакен может придумать такое.

— Когда богатые баи уезжают с зимовки, то за юртами остаются кучи грязи, — сказал Алдар-Косе. — Чем богаче юрта, тем больше мусора и грязи. Так и в жизни: чем человек подлее, тем грязнее его след. А след должен быть чистым. Я говорю, друзья, об этом потому, что щепотка грязи может замутить большой кувшин чистой воды. Один плохой поступок может погубить хорошего человека. Никогда не прибегайте к хитрости, к обману без надобности и никогда не обманывайте друг друга.

— Э-э, ходжа, — впервые за все время улыбнулся Салих и повел своими могучими плечами, — ты учишь нас не обманывать друг друга. А сам обманываешь нас! Потом будешь всем рассказывать, как провел бедных жатаков?

Алдар-Косе оглядел бедняков и сказал:

— Вы знаете, почему по степи, как голодные волки, носятся жигиты Аблая?

— А ты, мудрый ходжа, — продолжал улыбаться хозяин, — знаешь, что, как только ты приехал к нам, мы сразу же выставили дозоры в степи? Если появятся жигиты, мы узнаем об этом раньше, чем их кони успеют пробежать сотню шагов!

— К старости люди становятся не так сообразительны, — стирая со своего лица вместе с потом последние морщины, сказал Алдар-Косе. — Поэтому мне очень хочется помолодеть, друзья…

И он снял чалму вместе с бородой, и золотисто-рыжий хохолок на его макушке тотчас же взвился вверх, как язычок пламени.

…Когда утихли взаимные вопросы о здоровье всех родственников, о благополучии, о дорожных новостях, появился казан с мясом.

— Но вы, друзья, позвали ходжу к себе в аул не для того, чтобы он давал вам советы по поводу пропавших баранов, — сказал Алдар-Косе. — Вы не знали тогда еще, что ходжа может помолодеть. И если вы хотели спросить совета у незнакомого ходжи, то мне-то можете рассказать о своих бедах!

— Нам нельзя помочь, Алдакен, — произнес Салих. — Мы погибли.

По юрте, словно порыв ветра, пронесся вздох:

— Да, погибли!

— Завтра все будет кончено!

— Куда мы денемся с детьми и стариками?

— Мы должны с вами жить, как губы с ладонью, — мягко сказал Алдар-Косе, — пальцам больно — губы на них дуют, губам больно — пальцы их гладят. Если говорят старики, что юрту согревает не очаг, а согласная жизнь, то так же можно сказать и про степь: в ней тепло не от солнца, а от друзей. Жир становится виден в воде, а друг — в беде. Я всегда с вами, вы же знаете…

Жатаки поведали Алдакену страшную историю.

С той поры, как они стали хлеборобами и сделались независимыми от баев, баи все время старались как-нибудь отомстить беднякам. У богатеев ненависть смешивалась со страхом: они ненавидели жатаков за то, что те обходятся без них, и боялись, что другие бедняки пойдут жить в этот аул.

В это лето, когда хлеба у жатаков встали особенно хорошо, Аблай и его сородичи, выбрав ночку потемнее, пригнали на поля табуны своих коней. И в одну ночь посевы перестали существовать. Это означало для жатаков конец всех мечтаний, голодную смерть или беспросветную кабалу у того же Аблая.

Конечно, богатеи отказались уплатить за потраву. Жатаки пожаловались в город, чиновникам. И вот в аул Мошеке-Обжоры приехал бий-судья. Он должен был завтра утром рассмотреть жалобу жатаков на богатеев.

— Несколько наших поехали в аул, — сказал Салих. — Но как можно выиграть спор с баями? Мы просим за потраву сто коней и сто баранов.

— А бай Аблай уже пригнал в подарок судье сорок коней, — добавил Жакай. — И целый день его сородичи угощают судью. И говорят, что мы сами уничтожили свои посевы.

— Ложь толста без свидетелей, — заметил Алдар-Косе, — при свидетелях она быстро худеет.

— Э-э, Алдакен, бий присудит им все, что они захотят! — поник головой Салих. — Своих ножен сабля не режет!

— И все-таки вам можно помочь! — воскликнул Алдар-Косе. — Но для этого я должен сегодня же быть в ауле Обжоры!

— О Алдакен! — Салих беспомощно улыбнулся. — Кони у нас плохие, твой конь тоже устал. Нужен свежий скакун.

— А по дороге нет никаких табунов? — спросил Алдар-Косе. — Или кочевки?

— Есть, есть кочевка! — закричали наперебой жатаки. — Ты ее застанешь еще у Старых колодцев! Жена внука Сансызбая, толстуха Борсык, возвращается от своей матери!

— Вот у нее я и обменяю своего коня на нового скакуна! — вставая, сказал Алдар-Косе. — Пора мне снова постареть — помогите надеть бороду и чалму. Если я успею вовремя, богатеи заплатят вам за все!

— Алдакен, не забудь, что тебя ждут Дальние горы, — напомнил Салих.

— И жигиты Аблая! — добавил Жакай.

— Все помню, — преображаясь в старого ходжу, ответил Алдар-Косе. — Но нельзя бросать друзей в беде!

Подвели коня, Алдакен вскочил в седло.

Салих, Жакай и еще двое всадников поехали проводить Алдар-Косе.

Они умчались, а жатаки стояли молча, еще не веря блеснувшему перед ними лучу удачи. Казалось, сама Надежда взмахнула крыльями, и ветер от этого взмаха овеял усталых бедняков.

— Только бы доскакал наш Алдакен! — произнес кто-то. — Только бы его не догнали!

— Степь широка, конь хороший, да и не всякий, кто гонится, хочет догнать, — сказал седобородый жатак. — Он доскачет!

…Алдар-Косе так спешил, что возле Старых колодцев скакун его уже едва плелся.

— Доброму коню одна камча, худому — тысяча! — сердился Алдакен. — Ну что мне с тобой делать? Прости меня, дружище, — объяснял он коню, — но мы должны успеть. Вон я вижу три юрты — наверное, ту самую кочевку Борсык. Там я тебя оставлю и возьму себе другого коня. Ведь ты не выдержишь дороги, а я хочу, чтобы ты еще жил долго.

По каким-то причинам жена внука Сансызбая, толстая Борсык, не торопилась кочевать дальше. Или она решила отдохнуть у родника, или поджидала кого-то — сейчас Алдар-Косе это мало интересовало. Ему нужен был конь. Он уже знал, как этого коня добудет. И сейчас Алдакен больше всего на свете боялся, что не найдется в маленьком табуне подходящего скакуна.

Но скакун был. И даже не один — десяток отличных коней паслись вдали от юрт. Тут же рядом с ними щипали сухую выжженную травку два десятка отменных баранов. Верблюды, на долю которых при кочевке выпадает вся основная работа, лежали на земле, лениво пережевывая что-то. Смешной верблюжонок вертелся между ними. В иное время Алдар-Косе долго бы смеялся над его проделками, так как нет ничего на свете смешнее юного верблюжонка, за исключением, пожалуй, маленького ишачонка. Но сейчас нельзя было терять время.

Тощий старик в лисьем жарком малахае сторожил отару. Он отогнал двух злых псов и неприязненно посмотрел на Алдар-Косе, прикидывая, видимо, кто же старше, кто должен первый приветствовать? Чалма быстро перевесила чашу весов в пользу Алдакена — старик первым отдал салем, но тотчас же сообщил, что он не просто пастух, а родственник Борсык, хозяйки кочевки, жены внука самого Сансызбая.

— Да и сама Борсык не из простого рода, — продолжал словоохотливый родственник. — Мы из рода Текше.

Над степью разливалась томительная, тяжелая жара. Небо чистое — ни облака, ни птицы. Животным и то было душно, а старик в теплом малахае неумолчно молотил языком, перечисляя до седьмого колена всех своих родичей и родичей своих дедов.

«Видно, язык у него застоялся без разговора, — подумал Алдар-Косе, — и теперь скачет, как молодой конь. Однако пора приниматься за дело…»

И, улучив мгновение, когда старик переводил дух, Алдар-Косе, почтительно склонив голову, проговорил:

— Э-э, уважаемый бай-ага, я ничего не понимаю в торговых и обменных делах. А мои сородичи послали меня в аул к Мошеке-баю, чтобы я сменил этого коня на баранов. На сколько баранов я должен его сменять, мне неизвестно. Я бы хотел посоветоваться с таким почтенным человеком, как вы.

У старика в глазах мелькнули алчные молнии.

«Ого, ты еще и жаден, дорогой аксакал! — радостно подумал Алдар-Косе. — Значит, мы сторгуемся быстро!»

— Такой скакун — не скакун, — сказал старик, презрительно смотря на притомившегося коня Алдар-Косе. — Если его откормить как следует, то на мясо зарезать можно. Два барана дам за него.

— Жаксы, хорошо, — послушно сказал Алдар-Косе и, кряхтя и постанывая, начал вылезать из седла.

Пока старик отбирал баранов похуже, Алдар-Косе снял с коня мешок, расстегнул ремни, держащие седло, стащил седло на землю.

— Ничего, дружище, — потрепал он по гриве усталого коня, — мы еще встретимся. Здесь, в богатом табуне, живется легче! Отдохни как следует да и удирай!

— Вон твои два барана, — тщетно пытаясь приглушить торжествующие ноты в голосе, произнес старик. — Можешь забирать их.

Алдар-Косе подтянул к себе баранов, но коня не отпустил.

— Знаете что, почтенный, я передумал, — сказал он вздохнув. — Давайте сделаем так: я дам коня и двух баранов в придачу. А вы мне — трех баранов. Жаксы?

«Ну, удача сама идет мне в руки! — подумал радостно жадный старик. — Конь и два барана за трех баранов! Вот я обрадую Борсык!»

Он тут же выловил еще трех баранов и передал их Алдар-Косе. Одним арканом Алдакен связал пять баранов. Поглядел на них и сказал, теребя бороду:

— Я передумал. Давайте сделаем так: вот мой конь, мои пять баранов, а вы мне дадите верблюжонка.

«Пусть пеняет на себя этот старый ишак ходжа! — едва сдерживая победный крик, подумал старик. — О аллах, не дай мне дожить до такой старости, когда глупость кажется мудростью! За одного колченого верблюжонка он дает коня и пять баранов!»

Старик пинками прогнал неистовствующих собак, ловко подманил верблюжонка и, не обращая внимания на неодобрительные взгляды верблюдов, повел его к Алдар-Косе.

— Вот! — сказал он отдуваясь. — Ты сам хотел его!

— Добрый человек! — приложил руку к сердцу Алдар-Косе. — Пусть аллах пошлет вам много лет жизни! Вы мудры, как великий Сулейман! А что если нам обменяться так: я даю коня, пять баранов и верблюжонка, а вы мне — верблюда? Тем более, что один из них сам сюда идет!