Страх ушел, отступив перед все возрастающим желанием, перед чудесными непривычными ощущениями. Казалось, он точно знает, что делает, владеет секретом, как заставить ее забыть обо всем на свете.
Конрад оторвался от нее и встал, увлекая за собой. Глаза его потемнели от страсти и горели жадным огнем. Такой взгляд она уже видела. У Майка.
– Я хочу тебя, – хрипло выдохнул он. – Пойдем ко мне.
– К тебе?
– В моей комнате кровать больше, – улыбнулся он, не поняв причины внезапной дрожи, пробежавшей вдруг по ее телу.
Она потянулась к нему и поцеловала в отчаянном порыве вернуть желание, которое внезапно оставило ее. Ее неискушенность в искусстве любви, конечно же, разочарует опытного покорителя женских душ и тел. И у него, возможно, есть набор непристойных ласк, предназначенных для женщин определенного пошиба. А впрочем, кто она теперь? Сопротивляясь этой мысли, Мария вновь поцеловала стоящего так близко от нее мужчину, стремясь порывом страсти заглушить доводы разума.
Желание не вернулось. Конрад принял ее порыв за волну чувственности, подхватил Марию на руки и понес в свою спальню. Опустив на пол, потянулся к ней, чтобы раздеть. Жадные руки скользнули по складкам одежды, но женщина выскользнула, пытаясь застегнуть рубашку.
– Нет! Пожалуйста, я…
– Ты хочешь, чтобы я дал тебе несколько минут?
– Да. Да, пожалуйста.
– Хорошо. Вернусь через пять минут. Несколько мгновений она стояла, бессильно привалившись к стене. Это выше ее сил! Сейчас она скажет ему, что передумала, что это все ошибка. Потом соберет вещи и уедет.
На минуту испытала от этой мысли огромное облегчение. Но вскоре поняла: она должна пройти через это. Ради своего же будущего. Иначе уже никогда не победит комплекс неполноценности. Надо уяснить для себя, все ли мужчины одинаковы. Если это так, то нечего ждать от них простой человеческой радости. Но если любовь и вправду прекрасна – а ведь до сих пор Конрад был необыкновенно деликатен, – тогда случится чудо и ее жизнь обретет полноту и целостность.
Отдавая себе отчет в том, что назад дороги нет, Мария отправилась в свою комнату, отыскала элегантную ночную сорочку и переоделась. Капелька духов – и она готова. Вернулась в спальню и стала ждать. Он вошел почти сразу за ней.
В комнате горела лишь одна лампа, в свете которой четко вырисовывалась изящная женская фигура. Конрад остановился как вкопанный, не в силах отвести от нее глаз.
– Я хотел сам тебя раздеть, – тихо сказал он наконец.
Потом улыбнулся и стал вынимать из ее волос заколки.
– Почему вы никогда не носите волосы распущенными, мэм? – ласково поддразнил он.
Рыжие волосы тяжелыми волнами упали на плечи. Локоны обрамляли лицо, словно блестящий начищенный до блеска медный шлем.
У мужчины перехватило дыхание.
– Какая же ты красивая!
Конрад ласково гладил ее волосы, пропуская шелковые пряди между пальцами, но вдруг глаза его сверкнули, и он в жадном порыве притянул женщину к себе. Жарко целуя, опустил руки на ее бедра, и даже сквозь шелк сорочки она почувствовала его обжигающие прикосновения.
Мария напряженно сжала кулаки, ногти до боли впились в ладони. А он поглаживал ее бедра, живот, потом ухватил край сорочки и потянул вверх. От прикосновений женщина приглушенно вскрикнула, напряжение не отпускало ее.
Шелк сорочки скользил по коже, как бы нехотя открывая наготу. Наконец Конрад отшвырнул рубашку в сторону и отступил на шаг. Мария опустила голову, не в силах смотреть ему в лицо. Он протянул руки и коснулся ее груди.
– Ты прекрасна.
Его восхищение ободрило, но не избавило от страха. Он наклонился и стал целовать ее тело. Поцелуи были нежными и горячими. Для его губ и пальцев не существовало запретных мест. Ее же пальцы все еще сжимались в кулаки, а зубы нервно постукивали.
– Успокойся, – прошептал он. – Не думай ни о чем.
Мария послушно пыталась расслабиться и ответить на его ласки. Но смущала нагота. Мужчина тяжело дышал, и вдруг она услышала низкий, горловой звук, почти рычание. В испуге отпрянув, с ужасом увидела в его глазах первобытную страсть. Конрад подхватил ее на руки и опустил на кровать.
– Подожди, милая, – хрипло выговорил он, – Подожди минутку.
Он отвернулся, предоставив Марии несколько драгоценных мгновений, чтобы прийти в себя. Она стыдливо забралась под простыни. Кровать была огромная. Интересно, он всех своих женщин приводит сюда?
Беспорядочные мысли не подсказывали выхода. То возникало категорическое «нет», то приходило понимание, что для «нет» уже поздно. Сегодня ей предстоит узнать что-то важное о себе, да и о жизни вообще. Сегодня или никогда!
Смотреть, как мужчина раздевается, она не могла. Натянула простыни до самого подбородка и отвернулась. Услышала: открылся и вновь был задвинут ящик. Обнаженное тело опустилось рядом с ней.
Ее желание остаться под простыней вызвало улыбку.
– Скромница моя, – прошептал он. – Не бойся.
Рука скользнула под простыню, осторожно сдвигая легкий покров с женского тела.
– Свет! Выключи свет!
– Но я хочу видеть тебя.
– Нет! Выключи! Выключи!
В голосе прозвучала чуть ли не истерическая нотка. Конрад повиновался. Приподнявшись на локте, внимательно взглянул на нее, а потом выключил настольную лампу.
Она отпустила край простыни – свою последнюю защиту, и попыталась расслабиться, предоставив мужчине делать то, что он хочет.
Мария лежала на спине, отрешенно глядя в потолок и чувствуя напряженность, как и тогда, когда он попытался овладеть ею. Только теперь и сердце было словно кусок льда. Это ужасно! Ничего страшнее она в жизни не испытывала. Еще хуже, чем опасалась.
Конрад был нежен и терпелив. Потребовав выключить свет, она совершила ужасную ошибку. Когда он касался ее, невольно вспоминался Майк, и тело непроизвольно напрягалось. Подсознательно она ожидала боли, хотелось избежать любых прикосновений. Конрад целовал ее, шептал ласковые слова, но она была слишком напугана, чтобы что-либо осознавать.
– Расслабься, моя хорошая.
Она повиновалась, потому что все-таки хотела его. Но тело отвыкло от интимных контактов. Она была настолько напряжена, настолько не готова к сексу, что Конрад, пытаясь овладеть ею, причинил боль. Ведь старался быть осторожным и чутким, но настолько загорелся сам, что не вытерпел и с силой вошел в нее.
Она закричала. Целуя ее, он просил прощения, пытался успокоить.
– Прости меня, милая. Я не хотел сделать тебе больно. Я буду осторожен. Обними меня.
Но она с силой оттолкнула его.
– Нет! Оставь меня!
– Дорогая, прошу тебя…
– Не смей! Оставь меня!
Мария даже представить себе не могла, насколько отталкивающим окажется для нее этот опыт. Так и есть – секс всегда несет страх и боль. Даже с таким искушенным мужчиной. Значит, это ее вина. Фригидна, Майк был прав. Ей не суждено узнать наслаждение любви, о котором пишут в книжках, не суждено доставить радость мужчине. И себе тоже. Она обречена на одиночество. Потому что никогда, никогда в жизни не рискнет вновь пройти через это унижение! Она никогда не испытывала такого стыда, никогда так себя не презирала.
Слез не было, а они бы хоть немного расслабили. Конрад пытался утешить ее, но сдался и затих на другом краю постели. Часа через два, убедившись, что он спит, Мария поднялась и выскользнула из постели.
Шелковая сорочка лежала на ковре, словно серебристое озеро. Она подняла ее, надела. Когда глаза привыкли к темноте, прокралась к дверям. Осторожно прикрыв за собой дверь, выскользнула в коридор и в нерешительности остановилась, не зная, что делать дальше. Прошла, осторожно ступая босыми ногами, в гостиную, и только здесь осмелилась зажечь свет. Дрожащими руками открыла бар и налила себе полный бокал. Даже не взглянув на этикетку. Когда она опрокинула бокал, поняла – коньяк. Огненная жидкость обожгла горло, и тепло стало медленно растекаться по телу. Вскоре дрожь прошла, сознание затуманилось, напряжение понемногу улеглось.