Рейчел погладила его морду, и пес начал лизать ее руку. Она ощупала его шею, пытаясь обнаружить ошейник с биркой. Ничего. Ответственность за собаку лежала целиком на ней, и она не знала, что делать. Рейчел выпрямилась, чтобы поискать в чемодане что-то, во что можно было бы завернуть беднягу, но в ту же секунду, как она убрала руку, пес заскулил.

Мокрый и раненый он лежал на темной дороге Ничего удивительного, что он скулил.

— Все хорошо, малыш. Я только найду, во что тебя завернуть.

Пес снова заскулил, и Рейчел поняла, что никуда не пойдет. Она была не в силах отойти от бедняги. Положив одну руку ему на голову, она вытянула другую, надеясь дотянуться до багажника. Не получилось.

— Хорошо, дружок. Вот что мы сейчас сделаем. — Левой рукой она стала расстегивать пуговицы на своей легкой блузке от Версаче, потом рванула материю. Пуговицы отскочили, она скинула блузку, и только тогда поняла, как сильно вымокла, когда почувствовала, что лифчик прилип к коже. — Я оберну тебя этим и донесу до машины, а потом мы разыщем в городе ветеринарную лечебницу.

Однако блузка оказалась не настолько велика, чтобы завернуть в нее такую крупную собаку. За этим бесценным открытием пришло вскоре другое — женщине, даже после того, как она сбросила свои черные лодочки, было не под силу поднять раненое животное.

— Милый, прости, но я не могу тебя поднять.

Пес лизнул ей руку, и Рейчел чуть не заплакала. А что, если постепенно двигать его к машине? Не причинит ли это его задней лапе еще больше вреда? Вот если бы удалось наложить каким-то образом повязку.

Но повязки не падали с неба. У нее не было их, черт возьми. Расстроенная, Рейчел хмуро посмотрела на свои уже промокшие теперь колготки. Не слишком подходят, но сойдут.

Гарретт сидел, развалившись, на кожаном диване в офисе своего брата и с нетерпением ждал, когда Карл закончит говорить по телефону. Кондиционер от перегрузки вышел из строя, и тонкая струйка тепловатого воздуха мало чем помогала в техасской жаре, которая не ослабевала и с наступлением ночи. Гарретт стянул с себя рубашку и остался в одной тонкой белой майке из тех, что продавались три штуки за пять долларов в лавке рядом с его домом.

Наверное, ему стоило предвидеть жару и неработающий кондиционер. С того момента, как он приехал в Техас, его преследовали неудачи. Сначала самолет, на котором он летел, приблизился к грозовому фронту, и в течение двадцати минут его болтало словно на качелях. Потом, когда он еще не успел отойти от самолетной качки и езды на машине в Бремер, его заставили заменить отца и помогать жеребящейся кобыле. Хотя это было волнующее событие, сейчас его глаза болели от недосыпа, а каждый мускул на спине и плечах молил об отдыхе.

Гарретт встал, вытянул из пачки грозящую раковым заболеванием сигарету без фильтра и сжал ее в зубах, не обращая никакого внимания на пластмассовую табличку с надписью «Не курить» на письменном столе брата.

Карл прикрыл трубку рукой.

— Мне казалось, ты давно уже бросил эту привычку, — сказал он скорее осуждающе, чем вопросительно.

— Я действительно бросил. Но когда я раздражен, мне хочется выкурить сигарету.

Гарретт взглянул на младшего брата. Теперь, когда Гарретту перевалило за тридцать, а Карл приближался к этому рубежу, их фамильное сходство усилилось. Гарретт был сантиметров на восемь выше Карла, но оба они были рослыми и темноволосыми, как и все мужчины рода Маклинов. На самом деле Гарретт и Карл были братьями только по отцу, но такие тонкости кровного родства ничего не значили для Гарретта. Карл был его братом, просто и ясно. И когда он смотрел на Карла, он видел себя. Он видел также их отца.

Все, что бы ни делал Гарретт, никогда не удовлетворяло до конца Карла Маклина-старшего. Гарретт даже стал, как и отец, ветеринаром, но старик и глазом не моргнул. Он явно не хотел, чтобы его старший сын вернулся в Бремер и, как и он, работал в клинике.

Гарретт потер виски, пытаясь отделаться от грустного настроения. Карл повесил трубку и уставился на сигарету.

— Не волнуйся, — сказал Гарретт. — Я их не зажигаю.

— Любишь, чтоб висели на губе и шлепали, когда разговариваешь?

Гарретт криво ухмыльнулся. Он никогда не мог злиться на Карла.

— Ладно. Ты победил. — С нарочитой медлительностью он вынул сигарету изо рта, сунул ее обратно в пачку и спрятал в карман джинсов. Он ухитрился проделать все это, не спуская глаз с Карла, а потом эффектно поиграл бровями. — Посмотрим, как долго тебе удастся оставаться в рядах победителей.

Гарретт опустился в твердое деревянное кресло, стоящее возле стола Карла, отклонился назад и вытянул ноги. Он продолжал пристально смотреть на Карла, который, тоже едва сдерживая улыбку, вслед за братом включился в их старую игру: кто кого переглядит. Гарретт всегда выходил победителем.

Исключения не было и на этот раз. Карл заерзал в своем кресле и, в конце концов, отвел взгляд. Он поднял руки вверх и засмеялся:

— Сдаюсь, сдаюсь. Ты победил. Оказывается, существует в этом мире что-то неизменное.

Гарретт нахмурился. Прежнее настроение вернулось к нему.

— Не припомню, чтобы ты когда-нибудь лгал мне, братишка.

Карл вытащил карандаш из хромированного стаканчика на своем столе и постучал резиновым кончиком.

— Послушай, я, кажется, понимаю, почему ты зли…

— Разве я говорил, что злюсь? Ошибаешься, Карл, я не злюсь. Я даже не раздражен. Я совершенно измочален.

Карл снова поднял руки, сдаваясь.

— Я всего-навсего посредник.

— Так я и поверил.

Карл посмотрел в сторону, неожиданно заинтересовавшись пальмой в углу своего кабинета. Гарретт увидел, как брат набрал воздуха в легкие, увидел знакомый тик на его щеке. Карл явно обдумывал, как ему добиться желаемого от любимого старшего брата. В этом не было ничего невозможного. В детские годы Гарретт добровольно исполнял все его прихоти. Он был старшим братом и лучшим другом Карла в одном лице.

Когда Карлу было пять лет, он захотел получить коллекцию персонажей из «Звездных войн», которую собрал Гарретт. В десять лет — старый шлем Гарретта и настоящий футбольный мяч. В тринадцать чтобы Гарретт остался дома и не уезжал в колледж. Это был единственный раз, когда Гарретт отказал ему. Во всем остальном он был воском в руках Карла. С того самого дня, как брата младенцем привезли домой из роддома. Гарретт готов был сделать для Карла почти все. Но он испытывал смутное подозрение, что его заманили обратно в Техас обманным путем.

— Послушай, может, скажешь, зачем меня втянули в отцовские дела всего через долю секунды после того, как я въехал в город?

После паузы, такой долгой, что можно было бы успеть проглотить бегемота, Карл снова взглянул на него.

— Ты необходим старику. Ему нужна твоя помощь.

У Гарретта было иное мнение. Его отец никогда не нуждался в нем, а тем более в его помощи. К несчастью для Гарретта, его матерью была первая жена отца. Та, на которой его отцу пришлось жениться. Та, которая исчезла из города сразу после рождения сына.

Он полез, было за сигаретами, но осознал, что делает, и схватился за подлокотник кресла.

— Ты чего-то недоговариваешь. Чего?

— Зачем мне врать?

В этом-то и заключался вопрос. А ответа у Гарретта не было. Он встал и начал мерить шагами безукоризненно аккуратный кабинет Карла. Он остановился перед висевшим в рамке на стене дипломом Техасской юридической школы, вспомнив, как горд был, когда Карл получил этот диплом. Вздохнув, он подчинился желанию достать свои сигареты.

— Действительно, зачем?

— Гарретт, я…

— Неужели я должен просто взять и все забыть, стоит ему лишь щелкнуть пальцами? А ты? Тебе даже в голову не приходило, что, может быть, у меня сейчас налаженная жизнь в Калифорнии?

— Ты тысячу раз говорил мне, что скучаешь по Техасу.

Гарретт нахмурился. Он был не в том настроении, чтобы рассуждать логично.