Лаборантов у меня было двое: Степан Михайлов, которого я быстро научил разбираться в керамике и нехитрых тайнах ведения плана раскопа, и Наташа Кирьянова — большеглазая, застенчивая, казалось, всему на свете удивлявшаяся студентка нашего факультета, приехавшая со мной из Москвы. Ещё было девять десятиклассников и Володя Карцев.[12]

В ту далёкую уже, холодную и мокрую осень я впервые заложил раскоп на Польце. Лаборантов у меня было двое: Степан Михайлов, которого я быстро научил разбираться в черепках и нехитрых тайнах ведения плана раскопа, и Валя — застенчивая, большеглазая, казалось, всему на свете удивлявшаяся студентка, приехавшая со мной из Москвы. Ещё было девять десятиклассников и Володя Карцев.

На долю Володи выпала нелёгкая судьба. Мать его была больна, он был старшим, и, чтобы поддержать семью, ему пришлось распрощаться со школой.

Медлительный, неторопливый, с большим, полным, ещё ребяческим лицом и крупными, уже рабочими руками, он выделялся среди остальных не только старанием и тщательностью работы, доходившей до виртуозности, но и своей пытливостью, безостановочной и ненасытной. Он хотел знать всё. Это было не праздное любопытство: Володя не мог выполнять работу, если от него был скрыт её смысл. Каждый черепок, каждое орудие, каждый отщеп, звякнувшие под его лопатой, Володя очищал от песка, вытирал о ватник и старательно разглядывал, пытаясь понять, что к чему. Наверное, потому что в известной степени считал и себя археологом, раз уж пошёл работать в археологическую экспедицию. Затем начинались вопросы. Эти вопросы, задаваемые медленно, бесконечно добродушным и благожелательным голосом, выводили из себя Валю, на участке которой работал Володя. Думаю, иногда он этим злоупотреблял: порой в его глазах мне случалось замечать огонёк лукавства, вспыхивающий и исчезающий в щёлках припухлых век… Простые, односложные ответы его не удовлетворяли. Валя выходила из себя, в сердцах кричала, бежала на другой конец раскопа, где нужно было отмечать новые находки, а Володя неприметно ухмылялся и снова брался за лопату.

Во время перерыва он подсаживался ко мне, и у нас начинался долгий разговор, останавливаемый только началом работы.

Последние годы Володя учился в Ростове, в сельскохозяйственном техникуме, поэтому я не ожидал его увидеть здесь. Но оказалось, что с ученьем ему опять пришлось проститься из-за болезни матери, он вернулся домой, в Купанское, работал осень и зиму в бригаде плотников, а теперь, узнав о моём приезде, поспешил сюда.

— Теперь на мотовозе буду работать, Данилов меня берет, — говорил Володя, привычно растягивая слова и налегая на «о». — Дома пока всё в порядке, матери легче, а то без меня она тут маялась… Значит, вы на всё лето? Вот бы мне опять покопать с тобой!

— Ты же знаешь, Володя, что для тебя всегда и место и лопата найдутся. Приходи, я только рад буду. Поставлю тебя лаборантом, мне же легче…

— Не выйдет. На постоянную работу берут, тут думать уже не приходится. Да и по хозяйству дома тоже дел много, матери помогать надо. А так бы пошёл. Хочется! Я ведь здесь раскопки производил, не говорили тебе ещё?

— Пока не слышал. Где же это тебе довелось?

— На площадке. Весной этой, когда плотничал. Мы около девятнадцатого барака яму выгребную копали. Песок там, копать легко. Вот я копаю и смеюсь, что настоящий шурф закладываем, вот-вот сейчас покойника откопаем. Надо мной, конечно, смеяться стали: чего здесь в песке найдёшь интересного? Песок — он и есть песок… А я не зря говорю: ещё с первых штыков приметил, что вроде бы на этом месте пятно какое-то от древней ямы. Тут как раз Юра Нестеров подошёл, он в соседнем бараке живёт, у нас клубом заведует. Помнишь, приходил как-то к нам в ту осень? Подошёл, посмеялся: дескать, опять по раскопочному делу? Ну а я говорю: подожди, вот откопаю сейчас… И понимаешь, как раз в это время лопатой кость задел. Смотрю — вроде бы на человечью похожа. Тут уж я всех из ямы выгнал. Зачистить, говорю, следует, посмотреть, что и как… Мужики, конечно, ругаются, дескать, время идёт, работать надо, а ты тут с костями возишься, чистить их вздумал…

Саша с Вадимом, в момент прихода Володи игравшие в бесконечный бридж, давно оставили карты и слушали его рассказ.

— …Ну, значит, расчистил я его по правилам, скелет этот, замерил, даже компас ребята притащили… Тут народу набежало, столпились все, смотрят. Он, значит, на спине лежал, головой к реке, на запад, и ноги чуть приподняты, градусов на двенадцать. Вокруг угольки и пятно от ямы, в которую его положили.

— А с упокойничком было что-нибудь? — не выдержал Андрей.

— А с покойником что-нибудь было? — не выдержал Вадим.

— Особенно ничего, только вот колечко одно с лучиками, вроде бы серебряное. Я его под черепом нашёл, когда разбирать стал… и волосы чёрные, так, пучок небольшой. А кости совсем плохие, и череп рассыпался…

— А колечко, колечко-то где?

— А я принёс его! Его хотели в школу взять, да я не дал: затеряете, говорю, а я Андрею Леонидовичу отдам, когда он приедет. А кости у Нестерова, в клубе…

— Принёс я его! В школу хотели его взять, да я не дал: затеряете, говорю, а я археологам отдам, когда приедут…

Володя полез за пазуху и достал пакет. Он развернул газетную бумагу, вытащил спичечный коробок, поставил его на стол и осторожно открыл. В нём лежало серебряное височное кольцо — плоское, со щитком внизу, от которого отходили семь лопастей, оканчивающихся расширениями, как будто на них повисли крупные капельки металла.

— Вятичи! — ахнул Саня. — Доподлинные! Баба была…

— Вятичи! — ахнул Саша. — Самые что ни есть… Женщина была.

— Женщина? — переспросил Володя. — Вот я и смотрю, что кости больно тоненькие, слабый человек был… А волосы чёрные, поди, косы.

— Вятичи вятичами, да не совсем, — в раздумье проговорил Вадим, рассматривая находку. — Тут даже и не скажешь сразу: лопасти это или лучи? И вятические кольца побольше да поопределённей… Здесь же сразу как бы и вятичи и радимичи. Похоже, круг здесь и смыкается!

Володя Карцев в раскопанном им случайно погребении нашёл височное кольцо. В те времена женщины ещё берегли мочки своих ушей и украшения вплетали в волосы. Раскапывая курганы на территориях, занимаемых некогда славянскими племенами, известными по летописям, археологи выяснили, что у различных племён были различные типы украшений, в частности височные кольца. У двух славянских племён — вятичей и радимичей, согласно легенде ведущих своё происхождение от двух братьев, Радима и Вятко, пришедших в наши края «из ляхов», — украшения оказались очень похожими. Разница была только в височных кольцах да в тех территориях, на которых их находили. Судя по погребениям, Радим отправился вниз по Оке, а Вятко прошёл севернее, на Верхнюю Волгу. Южные, западные, северные границы этих племён были очерчены довольно точно, а вот восточная граница до сих пор оставалась загадкой.

Вадим полагал, что именно здесь, на Переславщине, могло происходить смешение родственных, когда-то разделившихся племён. И вот это височное кольцо, сочетавшее в себе признаки обоих типов, казалось, подтверждало его догадку.

— А по-русски так и будет — то ли лопасти не получились, то ли лучи расплылись при отливке. По размерам вроде радимичское, а по орнаменту — вятичское. Стало быть, обособленности не было, смешивались и перемешивались, женились друг на друге, жили вместе, новую культуру создавали…

— Это какую же? — спросил Андрея Володя, внимательно прислушивавшийся к разговору.

— Общерусскую, паря, ту самую, в которой и сейчас живём! — не удержался, чтобы не съязвить, Саня, хотя ответ был в общем правильный.

— Вот, отцы, завтра и начнём копать на этом бугорке! — резюмировал Вадим. — А мы ещё голову ломали, откуда начинать…

— Значит, будете там раскопки вести? — обрадовался Володя.

— А как же! Пока на Польце не начали работать, весь бугор перекопаем! — ликовал Саша. — Ты не слышал, может быть, там кто-нибудь ещё что находил?