Огромное количество осужденных на сожжение побудило префекта построить вне черты города постоянный эшафот, на котором возвышались четыре гипсовые статуи.

Эти статуи-футляры были внутри пустыми: в них помещали живых еретиков, дабы они медленнее и мучительнее сгорали[11].

Но что были эти муки в сравнении с теми, которые ожидают грешника в «геене огненной», как тому учит нас религия?

Страх перед такими муками заставлял, разумеется, многих эмигрировать во Францию, в Португалию и даже в Африку, к дикарям, или под покровительство Полумесяца (Турции)[12] — всюду, где господствовала свобода совести.

Другие «подозрительные», осужденные заочно, отправлялись в Рим, чтобы прибегнуть к папской справедливости, но эта попытка не приводила ни к какому результату, как это будет видно из дальнейшего, когда мы будем изучать отношение римской курии и инквизиции.

В это же самое время Изабелла, совесть которой все еще тревожилась по поводу конфискации имущества, обратилась с просьбой к папе дать вновь организованному инквизиторскому трибуналу определенные права и полномочия, для того, чтобы приговоры, вынесенные Сант-Оффицио в Испании, были бы бесповоротными и не нуждались бы в аппеляции.

«Сикст IV одобрил усердие королевы, успокоил ее сомнения и создал для Испании должность апостольского судьи, уполномоченного рассматривать аппеляции на действия инквизиции.

Дон Иньико Манрикес, архиепископ севильский, был облечен в это звание»[13].

Посмотрим теперь как инквизиция, вышедшая из своего инкубационного периода, приняла наконец определенные формы и стала прочной организацией инквизиционного трибунала, со своим единственным высшим начальником, которому были подчинены все инквизиторы испанского королевства.

Томас де Торквемада получил тогда титул кастильского генерал-инквизитора, и ему принадлежит введение новой системы, единогласно одобренной папой Сикстом IV, Фердинандом V и Изабеллой.

Второй указ от 17-го января 1483 года распространил по всей арагонской области исключительные полномочия Торквемады и его всемогущие права; полномочия и права, которые были утверждены 11-го февраля 1486 года Иннокентием VIII и затем его двумя преемниками на престоле святого Петра.

Совершенно невозможно предположение, которое старались доказать многие писатели, что папы, в момент учреждения инквизиции, не предвидели всех тех ужасов, которые она должна была принести.

Невозможно утверждать, что папы даже не подозревали, какие потоки крови прольются по всей Испании, какой невероятный деспотизм будет ею проявлен по отношению ко всем народам, подпавшим под ее судебную власть.

Невозможно думать, что глава церкви, наместник Христа, не отдавал себе полного отчета в тех мерах, которые применялись для того, чтобы можно было конфисковать имущество, а равно и в том, что в своих действиях Сант-Оффицио переходил данные ему точные указания.

В этот момент времени описанные нами в предыдущей главе события только произошли в Севилье. Первые же шаги Торквемады не оставляли сомнения относительно судьбы народа, находящегося во власти его фанатизма. Но ведь и во все последующие годы его деятельности, преемники Сикста IV продолжали оказывать ему свое покровительство, осыпать милостями, способствовать ему силою своих указов и всеми другими способами успешно проводить в жизнь его гнусную систему.

Притом, не с согласия ли папы были утверждены статьи, которые вылились окончательно в форме конституции и регулярного кодекса инквизиции, — в конституции, выполняемой в словах и духе всеми, кто поклялся поддерживать ее?

«Торквемада», говорит нам Ллоренте, «вполне оправдал возлагавшиеся на него надежды. Невозможно было найти человека более чем пригодного для проведения в жизнь намерения Фердинанда относительно усиления конфискации имущества, римской курии — относительно распространения ее фискальных и властных принципов и, наконец, самой инквизиции, которая решила провести при помощи пыток необходимую для нее систему террора».

Он начал с создания четырех второстепенных трибуналов: в Севилье, Кордове, Хаене и Квидат-Реале и разрешил затем доминиканским монахам занимать должности в разных местностях Кастилии. Монахи, привыкшие получать указания и полномочия непосредственно от самого папы, который до сих пор сам распоряжался назначениями, сперва сопротивлялись вмешательству Торквемады и лишь после долгих колебаний признали его верховную власть.

Это сопротивление упрочило намерение великого инквизитора придать инквизиции то единство действий, которого ей не доставало с самого ее основания, и учредить мощную центральную организацию, призванную умножить ее силу деятельности.

Томас де Торквемада. С гравюры 15 в.

В то время когда он подготовлял, с помощью двух юрисконсультов, Жана Гуттьереса из Шабо и Тристана из Медин, новую конституцию священного трибунала, Фердинанд V, со своей стороны, не теряя из виду интересов казны и желая получить как можно больше от конфискаций, также занимался организацией нового трибунала и создал королевский совет инквизиции, получивший название верховного совета. Королевская власть, очевидно, также имея право на часть лакомого куска и желая обогатиться за счет имущества жертв, отправленных на костер или приговоренных гнить в тюрьмах Сант-Оффицио, не могла отказаться от наблюдения за ходом дела.

Настоятельная необходимость доброприятельских взаимоотношений требовала, чтобы она была, по крайней мере, осведомлена о ходе действий, о количестве и ценности имущества тех несчастных, которые должны были быть принесены в жертву христианскому Богу, — а состояние которых должно было обогатить государственную казну.

Верховный совет состоял из великого инквизитора — председателя, одного епископа и двух докторов права, с титулом советников. Эти последние имели право решающего голоса во всех делах, касающихся гражданского права, и право консультативного голоса в вопросах духовного характера.

Осквернение гостии иудеями. Гравюра 15 в.

Это подразделение нередко приводило к крупным конфликтам, которыми папа широко пользовался, ибо он был, разумеется, той высшей инстанцией, к которой прибегали в случае раздора, а принципом римской курии всегда было ценить свое вмешательство на вес золота, — будь это вмешательство существенным или незначительным. Впрочем, это будет видно из дальнейшего.

Я не знаю в истории страниц более ужасных, чем повествование о начале инквизиции, когда церковь и король подписывали окончательный договор об единомыслии и спокойно, с необыкновенной ловкостью подготовлялись бесстыдно и беспощадно эксплуатировать человеческое стадо, перед тем как его уничтожить.

В то время человечество, связанное по рукам и ногам, телом и душой принадлежало королю и папе.

Король, помазанный церковью, представлял собой земную и материальную власть; — церковь представляла власть духовную и божественную.

Кроме них ничто не существовало на свете. Под их ногами копошилась подавленная, невежественная и покорная толпа, с которой можно было расправляться по своему усмотрению, которая не имела права распоряжаться ни своим имуществом, ни своей совестью, ни своей душой.

Что делает церковь?

Что делает король?

Они протягивают друг другу руки и восклицают:

«Дележ пополам»!

«Еретик и подозрительный, — каждый кто мыслит и соображает, — каждый, кто выделяется своим умом и образованием, — каждый, кто мешает или не нравится работой своей мысли, или некоторой самостоятельностью суждений, — каждый, кто осмеливается иметь совесть, — каждого такого я отправлю на костер», говорит церковь.