- Послухайте меня, Симон Артемович, - начал Микола, бережно поддерживая старика под руку и стараясь при этом не шататься. - Що я казав? - вопрошал он гордо, поглядывая по сторонам. - Тильки одно... Советские люди, колы треба, все могут сделать. И реки, мабуть, и горы...

Соселия неодобрительно покосился на Миколу.

- Та нет, - поспешил поправиться Горобец, - за яким бисом горы. На Черниговщине поле ровненьке, трактор иде гарненько... Подывышься - небо кругом. Но я, Симон Артемович, бачив машину яку. Экскаватором называется. Ковш у нее, як хата, - такий великий. Зачерпнет землю в яме - та высыпе. Зараз гора вырастае... Як кажуть, все можно зробить.

Старик шел молча, постукивая палкой по дороге.

- Я бачу, Симон Артемович, вы мне не верите, - уже растерянно сказал Микола.

Ему никак не хотелось огорчать старика, к которому за этот месяц он уже успел привязаться. Нехорошо получается. От этой неприятности Микола даже начал трезветь.

- Вы, Симон Артемович, мабуть, видели самолет? - Микола старался на живых примерах пояснить свою мысль.

Соселия не поворачивал к нему головы, обиделся еще больше. Зачем спрашивать о самолете, когда он, Симон Соселия, не только видел самолет, но и летал на нем в Тбилиси. Ай, как нехорошо, дорогой!..

Микола понял, что разговор не получается, но все же надеялся исправить свою ошибку.

- А когда не було ще самолетов... мабуть, рокив... - Он задумался, припоминая, когда же все-таки появились первые самолеты. - Мабуть, лет пятьдесят назад. Тогда вы, Симон Артемович, не верили, що могуть люди летать?

Опять не так сказал. Старик мог обидеться, если годы его вспоминают не к месту, и, не дожидаясь ответа, Микола продолжал:

- Бачив я у Киеви дуже быстрые самолеты - реактивными называются.

- Видел, дорогой, в Тбилиси. "Ту-104" называется.

Ничем старика не удивишь, но Микола обязательно хотел, чтобы его правильно поняли.

- А есть ще самолеты без людыны, - выпалил он. - Сами летають, сами садятся.

Старик не проронил ни слова, освободил руку - один дойдет - и, опираясь на палку, пошел независимо. Надоели ему эти детские сказки. Он спутников видел, самолетами не удивишь.

- Не верите, Симон Артемович? - Микола безнадежно махнул рукой. - Думаете, брехня? Ни. Сдается мне, що скоро не только самолеты без людей, но и сами люди будут летать без самолетов. Взяв в руки якую-нибудь бисову ракету - и зараз поднявся выше хаты.

Соселия презрительно посмотрел на гостя. Немножко выпил - и уже заговаривается. Совсем не умеют пить у них на Черниговщине.

- Дывысь! - крикнул Горобец, указывая вверх.

Старик нехотя поднял голову.

Высоко в небе летел человек. Он протягивал руки навстречу луне, огромной и яркой.

Соселия разглядел не только человека, но и любопытного орла, который, не отставая, летел следом. Луна уплывала, а вместе с ней и человек без крыльев.

Собственные глаза никогда не соврут. А если так, то зачем не верить, что люди могут делать горы? Люди - они все могут. Правильно сказал Микола.

И если старик Соселия поверил в человека без крыльев, то Микола в эту минуту уже ничему не верил. Стоял посреди улицы, протирал глаза, махал перед собой руками, чтобы отогнать странное и непонятное видение. Он озирался по сторонам, смотрел на незнакомую ему улицу, горы, старика, стоящего рядом, прислушивался к звучному хохоту загулявших гостей и тоже не верил. Не верил, что сейчас он в грузинском селе, около скотного двора, - это только кажется...

Почему-то сразу стало светло. Горобец поднял голову и увидел две луны. Одна выглядывала из-за облака, другая, огромная, опускалась за линию гор. Микола заморгал, зажмурился, вновь открыл глаза. Две луны, и почти что рядом!

- О, бисова горилка, чого ты не зробиш! - сказал он, почесывая в затылке, и ему сразу стало легко от этого простого объяснения загадки летающего человека.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Если вы случайно не заглянули в последующие главы, то

вам ничего не известно о Багрецове, но представьте себе

положение Бабкина, когда он увидел... Нет, так ничего

не получится, нужен обстоятельный рассказ...

Диск пролетел над самой горой. Бабкин несколько раз окликнул Димку, потом заглянул в люк и заметил, что трос пропал. Оказалось, что он тянется вдоль нижней светящейся поверхности диска и дальше конец его болтается на ветру.

Димка исчез...

Убегала земля. Расплывалась в тумане река, будто наполненная сверкающей ртутью. Черные зубчатые тени гор теряли свои очертания. У самого люка мелькнуло рваное облако, похожее на елочную вату, осыпанную блестками, и сразу стало темно.

Тимофей поежился от холода, поднялся вверх по лесенке. Хотелось разобраться спокойно. Он не любил торопиться с выводами, но думал, что Димка поступил правильно. Наверное, пролетая над горой, зацепился за какое-нибудь дерево и решил освободиться от троса. Может быть, уже сегодня доберется до жилья. Тимофеи и мысли не допускал, что с Димкой могло случиться несчастье.

Он вспомнил, что скоро включится радиостанция. Надо послушать, работает ли анализатор? Возвратившись в кабину, Бабкин включил приемник. Анализатор работал четко. Значит, Димке удалось его исправить. Но как же все-таки он решился взобраться на диск? Неужели за столько лет дружбы Тимофей не сумел изучить Димкин характер?

Он был довольно противоречив. Димка не боялся пойти наперекор мнению большинства, был честен и принципиален, часто говорил, что думал, отчего наживал себе врагов, но страха перед ними не испытывал, хотя некоторых следовало бы и опасаться. И в то же время в пустяковых случаях Димка оказывался самым последним трусом. Мог испугаться ужа, боялся мышей и особенно пиявок: если пиявка присосалась к ноге - все кончено, целое лето не станет купаться. Димка стороной обходил коров, потому что в детстве какая-то комолая буренка прижала его к забору. Да если вспомнить все, что с ним случалось, то, пожалуй, Димку никто бы не назвал храбрецом.

И вдруг такое мужество! Конечно, выхода не было. Стервятник со взрывчатой начинкой рано или поздно уничтожил бы "Унион".

Холодно. А там наверху будет еще холоднее. Неужели, чтобы перевалить через отроги Кавказского хребта, надо забираться так высоко? И Тимофей понял, что это не просто перелет, а самые настоящие испытания диска.

Он по-хозяйски осмотрелся: все ли здесь в порядке, готов ли "Унион" к высотному полету. О себе не хотелось думать. Кабина закрывается герметически, воздуха здесь и в коридоре хватит. Смущало другое. Диск испытывался не раз, а вот новая конструкция "Унион" - вряд ли. Его огромная гофрированная оболочка должна была расширяться от внутреннего давления газа при уменьшении давления на высоте. А вдруг там наверху она лопнет?

Словно ледяная вода, холод растекался по кабине. Тимофею казалось, что вода уже подобралась к нему и тонкими струйками ползет дальше по ребристому полу.

Надо закрыть люк. Тимофей прошел коридором, в последний раз посмотрел на землю - она обледенела, приближался рассвет - и захлопнул обе крышки люка. Диск продолжал подниматься. Чтобы сохранить в кабине хоть остатки тепла, Тимофей закрыл дверь в коридор.

Чувствуя повсюду обжигающий холод металла, Тимофей искал места, где бы пристроиться. На краю аккумуляторного каркаса было теплее - при работе аккумуляторы немного нагревались. Надо бы двигаться, похлопать себя по спине, помахать руками. Но здесь, на тонком ребре, приходится лишь балансировать. Спрыгнуть нельзя, ноги примерзнут к полу. Вот когда Тимофей по-настоящему пожалел о потерянных ботинках. Второй бы хоть остался. Стоял бы Тимофей, как аист, на одной ноге. Все-таки легче.

Думал он об этом с усмешкой, чтобы подбодрить себя, отогнать страх, иначе ослабеет воля, помутится разум, все станет безразличным, ненужным. Мороз будет медленно сковывать движения, усыплять. Уже не сможешь лишний раз потереть руки, пошевелить пальцами ног.