И что самое важное, я полном сознании. Речи быть не может о каком-либо полусне или прочих галлюцинациях.

Внезапно ускользающая дорога. Дерево. Проскакиваю над какими-то кустарниками, над забором, давлю на тормоза… удар. Я чувствую его до сих пор. Боль, пронзающая позвоночник, ребра, боль, вынуждающая к движениям, которые невозможно сделать. И тишина, из которой проступают лица… сколько их?

Что они со мной сотворили?

У меня горячка. Я не сошел с ума. Существует логическое объяснение. У меня горячка.

Я считаюсь счастливчиком. Прошел курс пилотажа, и даже первый стажировочный срок на базе без малейшей аварии. Ни разу даже не сломал ничего. Да, я считаюсь счастливчиком. Меня прозвали «Кибернетический Жиль…»

И называют еще как-то. Могу вспомнить, если напрягусь. Но что-то плохо у меня получается. Правда, в самом деле горячка.

Не помню. Нет ли здесь какой-либо связи между этим и тем лицом, которое я в первый раз увидел на фоне кружащегося цилиндра?

Кибернетический Жиль. Да, теперь я припомнил. И понять не могу, чего еще ищу. Что пытаюсь поймать. Ничего другого нет. Никаких позабытых слов. Никаких лиц.

— Ты вышел из корабля и направился в сторону гор, — слышу голос Реусса. Закрываю глаза. Крепко зажмуриваю веки.

И не выдерживаю.

— Когда это было?

Он нахмурил лоб. С минуту внимательно разглядывал меня, неожиданно насторожившись.

— Не перебивай, — попросил наконец. — Расскажу все по порядку…

Хотел пожать плечами, но мне это не позволили оплетающие все тело провода.

— Когда? — повторил я. Теперь мой голос прозвучал лучше.

— Две недели назад. Точнее — шестнадцать дней…

Я задержал дыхание.

— Не волнуйся. Тебе нужен покой…

Опять. Честное слово, с меня этого достаточно.

— Я помню, что было, когда я пошел к холмам, — заявил я. — Помню, как я оттуда возвращался и когда. Помню, что Сен послал мне навстречу букетик фиалок. Меня интересует, что дальше. А прежде всего, что вы делаете вот с этим? — я указал на второй жгут проводов, точнее, на то место, где они исчезали из поля зрения. Местом этим была приставка стимулятора. Они задействовали аппаратуру. Влияли на напряженность полей вокруг моей нервной системы. И не только. Также — на функционирование центров мозга. О стимуляции я знал побольше, чем любой из них. Поскольку был кибернетиком. Узнающим автоматическую корректировку. Более чем узнающим.

В ту минуту, однако, я не смог отыскать в себе прежнего уважения к аппаратуре и ее возможностям. И не потому, что был подключен к ней. Я чувствовал, что мог бы найти немало аргументов против той позиции, которую совсем недавно занимал в этом вопросе. Странно.

Может, наконец, перестану я удивляться.

— Ты помнишь больше, чем тебе кажется, — хмыкнул Реусс. — Ты никогда еще столько не помнил. Тем не менее, позволь, я договорю. И не перебивай.

Он выпрямился, глубоко вдохнул и расстегнул рубашку на груди. На нем был легкий, продуваемый комбинезон, какие мы носили на базе в часы, свободные от занятий.

— Автоматы наводки, как ты знаешь, имеют вмонтированную блокировку безопасности. На тот случай, если на линии огня окажется человек. Твоим несчастьем было, что ты стоял под деревьями. Однако, на какое-то мгновение, очевидно, выступил. На долю секунды, но автомат что-то заметил. Если бы не это… — он замолчал.

Я спокойно слушал.

— Сигнал, посланный излучателю, уже нельзя было остановить. Это же тысячные доли секунды. Автомат все же успел изменить угол прицела. Поток пошел вверх. Мы это видели. Сперва мы даже подумали, что с тобой ничего не случилось. Упал, но мог сделать это и умышленно. Или от воздушной волны. И сразу после этого рухнуло вырванное с корнями дерево.

Дерево. Прилететь в чужую планетную систему, высадиться на тихой, зеленой планете и позволить придавить себя падающему дереву. Я не мог рассчитывать ни на что более забавное.

— Комбинезон не позволил раздавить твое тело. Только… — он запнулся. Я ждал.

— Ты был без шлема… — выговорил он. — Твоя голова…

Ага. Получил по голове. Это многое объясняет.

— Оперировал? — спросил я.

Он кивнул.

— Что за операция?

Он встал. Обошел возле кресла, на котором я лежал, и наклонился. Но не смотрел мне в глаза.

— Возьми себя в руки, Жиль, — сказал он таким тоном, каким обращаются к ребенку. — Твое состояние… короче говоря, я мог только одно. Попробовать пересадку. Это удалось. Ты будешь совершенно здоров. Ты уже здоров, — быстро добавил он. — Тебе просто надо набраться сил.

Я окаменел. Моя раскаленная голова стала холодной, как лед. По спине пробежали ледяные мурашки.

— Мозг, — прохрипел я.

— Да. Но тебе не о чем тревожиться. Это делается химически, ты же знаешь. У вас здесь превосходная аппаратура…

— Не оправдывайся, — сказал я.

Тон моего голоса должен был его насторожить. Он посмотрел на меня иначе, чем до этой минуты.

— Послушай, Жиль, — произнес он. — Мы прикидывали, говорить ли тебе об этом. И когда. И решили, что ты должен знать правду. Причем, сразу. Какое-то время тебе придется иметь дело, как бы это назвать… с мысленными иллюзиями. Будут появляться образы, для тебя непонятные. Люди. А это может довести человека до чего угодно. Если он не понимает, в чем тут дело. А так ты справишься с собой без труда. Тем более, что протянется это сравнительно недолго…

— Чужая память? — спросил я. И сам удивился, как холодно это прозвучало.

— Что-то в этом духе. Ты не специалист, но, наверно, слышал, что раньше об этом думали. Некоторые суеверия, какие-то наиболее иррациональные предрассудки сохранились у людей до сих пор. Знаешь же, как это бывает…

Я знал.

В любом случае, вот уже несколько минут. Только это оказалось не знанием, а всего лишь «суеверием». Я суеверен. Так, по крайней мере, случится, если я не восприму того, что он мне намерен сказать, с безразличием человека, читающего рекламу пасты для зубов.

— Пересадка мозга, — продолжал он, — считалась равнозначной пересадке личности. Разумеется, до того, как начались эксперименты. Явная чепуха. Личность — это нечто большее, чем один-единственный орган, пусть даже такой, как мозг. Огромную роль играют, к примеру, нейроны. А они рассредоточены чуть ли не по всему организму. Но оставим это. Ты на сто процентов остался собой, Жиль. Сам в этом убедишься… через некоторое время. Но ты должен знать. Эти неясные образы… мысли, обрывки воспоминаний, чужеродные твоему прошлому, все это может серьезно задержать процесс привыкания. И даже довести до психоза. Поэтому мы не имели права молчать.

С ними все в порядке. А с Реуссом — в особенности. Я должен это понять.

— А моя память? — спросил я. — Откуда она взялась?

— Как это откуда? — переспросил он. Ему бы на сцену. Удивление в его голосе прозвучало чуть ли не подлинным.

— Отвечай, — рявкнул я.

— Это твоя и только твоя память. Каждый человек помнит свое прошлое, — убежденно заявил он. — На всякий случай, но уж воистину ради перестраховки, запрограммировали автомат… ну, рассказали то, что о тебе знаем. Главным образом Гускин и Сен. Я предложил использовать модуляцию. Тебя соединили с компьютером, в котором были записаны сведения о тебе, и еще раз — на мозговые поля. Пока ты спал…

— Хватит, — сказал я. — Хватит.

Он замолчал.

Теперь я уже никогда не узнаю, кем я был на самом деле. Пока я спал, они могли запихнуть мне в голову все, что хотели. Что было необходимо для того. Чтобы я поверил, что и в самом деле являюсь Жилли, которого они прозвали «Кибернетический Жиль»… Хотя, теперь меня вряд ли станут так называть. «Технарь» не позволит. Этот станет носиться со мной как с ребенком. Точнее, с двумя детьми…

Я приподнялся на локтях. Более подходящим было бы выражение «рванулся вперед», если бы не мое состояние и не эти идиотские кабели.

— Реусс!

Он глянул на меня и мгновенно отвернулся. И словно сжался.

— Реусс, посмотри на меня, — произнес я резко.