При мысли о Норвиче всегда комок к горлу подступает. Я чувствую себя партийным функционером, вспомнившим о героических прошлых временах. Такое случается, когда ты бросаешь взгляд назад. Напрягаешься, держишь себя в руках, пытаешься не раскиснуть. Пенсионеры живут воспоминаниями потому, что ничего не получают от правительства. На лампочки вроде хватает, но об электричестве -забудь. У меня свои собственные воспоминания. И это не военные истории о Блице. Весь этот бред про то, как стояли плечом к плечу в тяжелые времена. Сейчас эти вещи не работают, не в наше время, такая фишка может только канать с несколькими моими друзьями. Не со всеми и не в Норвиче.Мы совсем пацанами были тогда. Лет семнадцать-восемнадцать, немного тормозные. Я и Род шли после игры, и зря мы повернули на Кэрроу Роуд. Мы болтали о пустяках, шли, куда идем, как нормальные пацаны в нежном возрасте. Тут – оба-на – двадцать норвичских фанов. Просто наш прикид, должно быть, выдал нас – Челси. Они спросили, Челси, чо-как, и я прямо сказал им, потому что знал, всё равно нам выдадут по полной программе. Если бы я знал как будет больно.Они долго не раздумывали… Сначала, когда они пытались дать мне по яйцам, я уклонялся от ударов, затем глянул на Рода, но он стоял на коленях на улице с вытянутыми руками, словно его распяли, и три или четыре фермера но очереди били его по голове. Я вернулся и дал одному в челюсть, затем какой-то пидор толкнул меня вперед, и я ударился головой о бетонный фонарный столб. Я лежал на земле и только помню, что все было как в тумане. Они были очень заняты, выбивая из меня дух, и, должно быть, я был без сознания достаточно продолжительное время.Не знаю как, но мы ухитрились подняться и проковылять вдоль аллеи. Мы были по-настоящему напуганы. Ноги у меня подкашивались, а Рода качало из стороны в сторону. Пока шли, я почти ничего не видел. Вокруг все было мрачным, одни деревья и кирпичи, и могу я припомнить только запах дождя на асфальте, сильный застывший залах. Мы были на спуске, это и помогло нам, перепрыгнули через изгородь и уселись на землю, окруженные жалящей крапивой, тяжело дыша, словно старики, закашлявшиеся до смерти.Норвичские парни не преследовали нас, и мы глянули за забор через некоторое время и увидели, что они съебались, испарились, словно никогда и не существовали. А мы просто сидели там. Даже крапива не слишком жалила нас, что было бы последним оскорблением. Род прислонился спиной к забору, повторяя себе: блядь, блядь, блядь, как будто ему всадили иголку. В его глазах было что-то от психа. Я подумал, что ему снесло крышу, но больше беспокоился о себе. Должно быть, мы просидели так полчаса. Тело мое начало болеть, а голова раскалывалась пополам. Мы проклинали себя, потому что до станции пешком было довольно далеко, и мы не хотели, чтобы нас угостили еще раз.. В конце концов мы собрались и перелезли через забор, прошли по улице и повернули назад к стадиону. Там люди покупали билеты на следующую игру. Молодые ребята со значками Норвича, мужчины, женщины и дети. Здоровенный фермер, болевший за свою команду вместе со всем своим счастливым семейством. Я спрашивал себя , видели ли они, как нас избивали. По выражениям их лиц ничего нельзя было понять. Они вели себя как ни в чем не бывало, просто хорошо проводили время. Может быть, они и видели это шоу, а может быть, и нет, я не знаю. Но никто не пришел к нам на помощь, когда норвичане пытались поставить нас на чуток своих деревенских традиций.Не могу их винить, конечно. Испуганные люди, живущие говняной жизнью, не станут помогать двум подросткам – болельщикам Челси, но они могли хотя бы пойти в аллею посмотреть, живы мы или нас прибили, а им наплевать, оставили нас гнить. Вот это и заставляет задуматься обо всей этой чепухе насчет достойных граждан. Общество хочет закона и порядка и всего того, что связано с ними -виселицы, кастрации, разрядов электрического тока, но большая их часть – просто ограниченно мыслящие козлы, которые не хотят пачкать руки. Они могут высказать свое мнение, если оно не противоречит тому, что говорят другие, но они будут молчать как рыба, когда дело дойдет до хруста костей. Они плывут по течению, по большой волне, но через канализацию. Дерьмо и использованные гондоны. Может быть, они были немножко смущены или считали, что нам выдали по заслугам: нечего в таком возрасте уезжать из дома. Но после Норвича мы усвоили урок и повзрослели. Что-то вроде инициации.У меня неделю после этого болела голова и, будучи ребенком и думая слишком много о том, что могло бы быть и как это могло бы быть, я начал беспокоиться, не повредили ли они мне мозги. Представлял себе, как сгусток крови крутится в моей голове каждую минуту, будто выбирая момент, чтобы убить меня. Это ни стоило той боли, которую я испытал. Но когда в моей голове прояснилось, я почувствовал себя прекрасно, ко мне вернулся разум. Иногда вам нужно, чтобы в вас вбили немного здравого смысла, и все произошедшее подняло ставки. Мы поняли, что в жизни есть нечто большее, чем быть наглым хулиганом с большим ртом. Если вы рискуете тем, что вам могут вытрясти душу, лучше напасть первым. Лучше ездить с командой, в которой вы чувствуете себя максимально комфортно, и потом она не слишком плоха как защита, если дела повернутся к худшему.Весь смысл в том, чтобы войти в группу и действовать вместе, как на войне, когда все меняется. Все тянутся в одном направлении, и все глупости мирного времени выбиты из головы. Люди делают все, что нужно, чтобы выжить в тяжелые времена. И когда вы упираетесь в стену, в вас пробуждаются всякого рода скрытые возможности. Когда он еще был жив, мой дед называл это военным социализмом. Говорил, что все эти богатые подонки, закусив губу, вливаются в систему, на которую обычно им наплевать. То были другие времена, и мой дед рос с другими мыслями, но идея та же самая, в большей или меньшей степени. Имеет смысл, когда вы собираетесь ехать поискать неприятностей, собрать хорошую команду, которая будет держаться вместе до конца. Нет смысла ехать вдесятером куда-нибудь вроде Лидса, собираясь устроить хорошую драку, потому что вы не продержитесь и десяти минут. Как мухи на говно, эти норвические фермеры налетели, когда увидели нас стоящими неподалеку, и дали нам взбучку, словно забивали своих свиней. Мы были мелкими хулиганами, и после этого с нами уже не происходило ничего подобного. Это все немного смешно, потому что если вы собрали хорошую команду, тогда можно ехать куда угодно и почти всегда выскочить без слишком большого ущерба. Конечно, дела могут обернуться плохо, особенно против больших клубов или когда ты на важной игре. Местные делают все возможное, и ты, повернув за угол, увидишь, что против вас тысяча психов – северян, решивших отправить вас прямо в больницу. Ты изговняешься внутри, но лихорадка так возбуждает, что это начинает нравиться больше всего. Ты преодолеваешь страх и делаешь то, что останется с тобой навсегда, говорят, что это адреналин. Может это и верно. Но все, что я знаю, это то, что с этим чувством ничто не может сравниться, ни наркотики, ни секс, ни деньги, ничто.Когда-нибудь я стану старым склеротиком, напивающимся с двух пинт пива, и, Бог его знает, каким будет мир в котором мне придется жить. Меня одолеют болячки, и меня будут грабить всякий раз, стоит мне только выйти за дверь. Не будет никаких пенсий, и я буду просто сидеть v телевизора, смотря бесконечный поток мыльных опер, ожидая смерти. Но, по крайней мере, я немного пожил, пока во мне была сила. И я не буду платить за свои собственные похороны. Достоинство в смерти? Идите вы на хуй. У меня будет что рассказать каждому, кто захочет послушать, и пацаны будут удивлены тем, что в старые добрые времена была настоящая жизнь. Они будут смотреть на меня немного по-другому.Я и сам был такой. Слушал старых склеротиков, болтающих о своей молодости. Но если вы остановитесь и послушаете их, это еще не все. Люди нетерпеливы и называют эти неспешные рассказы брюзжанием. Старики крутятся на автобусных остановках и в библиотеках, в пабах, если у них оказалось немного свободных денег, пытаясь найти что-нибудь такое, что позволило бы им убить время. Но именно они могут рассказать кое-что об истории. Они могут рассказать вам о крупных беспорядках, связанных с футболом, или о сексе, или наркотиках, обо всем, что есть и в вашей жизни, ничего нового. Они просто смеются и говорят тебе, что мы пустое место, что Лондон стал мягкотелым.Ничего не изменилось. Мы просто теперь имеем возможность ездить по всему миру, и какой-нибудь деревенский идиот становится героем документального фильма, снятого всеми этими людьми, которые хотят быть Джоном Пилгером. Каждый сидит перед экраном, глядя на всех остальных. Послушайте пенсионера, ц он вам скажет, сколько насилия было в футболе в старые времена. Посмотрите на Миллуолл, их забирали в полицию столько раз, и никто не может всерьез доказать, что эти ребята не дрались субботними вечерами. Я слышал немало историй, и я верю им. Это все болтовня для газет и телевидения, общественный контроль, развлечение масс, одно долгое, блядь, подглядывание в одну большую дырку.Несмотря на выволочку, которую мы получили в Норвиле, мне нравится смотреть, как они играют. Традиции команды передаются от одного поколения игроков другому, и у каждого клуба свой собственный подход к игре. Это похоже на то, как ты наследуешь от отца склонность к насилию. нельзя сказать, что мой старик слишком склонен к этому но и, по меньшей мере, не настолько, насколько я знаю это по собственному опыту. Видимо, был достаточно осторожен большую часть своей жизни, ходил с опущенной головой и делал свое дело. Но мы обсуждали с ним футбольные команды, а в Норвиче любят мяч и артистичный футбол. Каждой футбольный болельщик уважает это. Будь то придурки, концентрирующие внимание на движениях противника или собиратели футбольных программок, строящие свои прогнозы на статистических данных игроков. Я смотрю и норвических фанов и высматриваю тех парней, которые на тогда сделали. У меня не получается узнать их. Думаю, что многие сошли с дистанции, ведь прошло столько лет. Женились, вросли намертво в бытовуху, потому что у них дети закладные, надо навещать родственников жены и все такое, но все-таки остается шанс, что в толпе может быть один или два из тех парней и сегодня.Достаточно забавно, что я не чувствую ненависти к Норвичу, даже к тем ёбаным свиньям, которые дали нам по мозгам у Кэрроу Роуд. Они просто обезличенные и безжизненые формы. Я знаю, что в этом нет ничего личного. Сейчас это просто сон, словно все это случилось с кем-то другим, словно я смотрю видео, повторяющее все это в замедленном темпе или фотографии в рамках на стенах. Когда вы думаете о ветеранах Челси, то вроде бы, судя по фотографии сидящих на восточной трибуне, это было так давно, но все будто вчера.Они стоят в середине, и вы можете видеть ряд красных маек вдоль поля. Белые пятна там, где должны быть их лица, похожие на лица норвичской команды. Немного страшно думать о том, что эти парни жили так давно, возможно, еще в Первую Мировую войну. Не знаешь, жив ли кто-нибудь из них. Они тогда, должно быть, были детьми. Но кто же эти на заднем плане фотографии? Это кучка бедных старых придурков, которые сидят за директорами и политиками и, когда заканчивается первый тайм, все кроме них идут в бар выпить. Эти ребята по-прежнему не встают с места. Вам становится смешно. Народ, рождающий героя. Это они, счастливчики, потому что по крайней мере у них есть свой дом и возможность видеть игру Челси.Затем вы думаете об их товарищах, которые не вернулись и лежат там с искореженными телами и разбитыми головами. Или заёбаны горчичным газом, покусаны заразными крысами, утонули в грязи, разорваны пулеметными очередями. Кошмар ещё тот, и мой дед рассказывал мне истории обо всем этом. Я имею в виду, что не считаю себя трусом или что-то вроде этого, но думаю, что никогда бы не пошел бы на эту Первую Мировую из-за того, что какой-то охуевший мудак во главе страны счёл это вполне хорошей идеей. Король, страна, и все это дерьмо. Если я захочу подраться, то мне не нужно год сидеть в траншее, по колено в собственном поносе. Довольствоваться французским борделем, в котором каждая вторая армейская сволочь сбрасывает свою сперму. Не могу себе представить, хоть убей, как эти старики могли дать себя обвести вокруг пальца.Просто я думаю, все дело в том, что времена измелились, должно быть давление нарастало, когда война начала набирать силу и появились женщины, посылающие вам белые перья, чтобы пристыдить разумных парней, желающих остаться дома и заставить их разрушить свои жизни. Многие из них, должно быть, думали, что война это что-то вроде приключения. Но более вероятно, что они просто не хотели оставаться дома и превратить свои жизни в сплошное бедствие. Любой, кто посмотрит на НИХ, подумает, что они торговцы бутылками. Лучше умереть в траншеях, чем остаться дома. Вас будут понемногу жрать и мучить эти крысы. Это можно понять, но только на моих собственных условиях. Выбор есть: сидеть перед телевизором, просматривая фильмы о войне и мелодраматические сериалы, или выйти на улицу и жить своей, а не чужой жизнью, своими чувствами и волнениями. Позволить ежедневной рутине перемолоть в себе сопливого мальчишку, на уме у которого только видеоигры, или открыть дверь и стать на линию огня.С футболом вы делаете выбор, и он нелегкий. Ты не хочешь опозориться перед своими товарищами, и чем крепче становится твой авторитет, тем больше он на тебя давит, чтобы ты делал свое дело. Тем не менее, существует свобода выбора, потому что я делаю это для себя, а не потому, что придурки, имеющие власть, приказывают мне делать это. Именно это им не нравится. Когда что-то по-настоящему уходит из-под их контроля, им это кажется нереальным. Эти жирные подонки, думающие, что они контролируют все, начинают понимать, какой властью мы обладаем. Толпой мы можем делать все, что хотим. Именно поэтому они устраивают столько шума насчет всего этого. Тратят миллионы на камеры и полицию.Посмотрите, вот война, и на ней убивают миллионы. А спросите, сколько погибло из-за футбола. Не под обломками заборов и деревянных трибун, но в драках, которые идут между соперничающими мобами. Все говорят, а как же Эйзель. Но если вы услышите эту историю от наших ребят, парней, которые на самом деле были там, то, что они рассказывают, намного отличается от того, что вам рассказывают дома в Англии. Никто не хочет видеть, как люди Умирают на футбольных матчах, абсолютно никто, но, в конце концов, все знают, что Эйзель – все-таки несчастный случай. Ведь там на самом поле уже начались неприятности, стычки. Никто не может этого отрицать. И как бы то ни было, как нам рисуют все произошедшее, это по большой части хитрая выдумка, У итальянцев свои собственные психи, и любой, кто что-то знает о футболе, знает и то, что они легко пускают в ход ножи, точно так как нигеры, они всегда при аргументах. А когда говоришь с ребятами, которые ездят на выездные матчи, а я временами делаю это па матчах в Англии, вы услышите, что фанов Ливерпуля порезали еще до игры.Прибавьте к этому игру в Риме за год до этого, когда у итальянской толпы просто снесло башку, и они атаковали любого англичанина – мужчин, женщин, детей, любого, кто поддерживал Ливерпуль, о чем газеты и правительство предпочли забыть, им ведь это было очень удобно. И что они могли ожидать в ответ. Конечно, скаузеры закипели, но макаронники, которые действуют смело, когда в большинстве, тоже должны на себя взять часть вины. Если смотришь по телевизору, все выглядит так, как будто там было заграждение между двумя сторонами, но кто погиб, в конце концов? Жертвами стали люди, которые пришли просто посмотреть футбол, люди, у которых и в мыслях не было подраться. Как всегда, жертвами становятся посторонние. Легавые съехали с катушек, пытаясь установить участников побоища. У них были видеозаписи. Так почему они не проверили итальянцев? Потому, что всё диктует общественное мнение. Всё это -большая политика. Но люди слишком толстокожи, чтобы понять это. Поговори с ливерпульским фаном, который был там, и он тебе будет рассказывать об этом весь вечер.Забавно то, что люди смотрят на футбольных болельщиков и считают их отбросами. Но если ты постоянный футбольный болельщик, который болеет всю жизнь, футбольный псих или обычный болельщик, ездящий на все матчи в другие города, ты видел пропагандистскую машину в действии на протяжении многих лет. Знаешь это по собственному опыту. Можно пойти на игру и увидеть небольшую драку, а потом вернувшись домой, прочитав газеты или включив ТВ, подумать, что это произошло где-то в другом месте, не там, где ты видел это собственными глазами. А то количество времени и усилий, которое уделяется небольшим стычкам! Методы, которыми все это раздувают, заставляет тебя серьезно подумать о том, где правда, а где ложь. Но очень хорошо то, что именно мы, отбросы, болельщики особенно крупных команд, понимаем это лучше, чем большинство людей. Мы знаем правду, потому что мы были там.Когда я был моложе, я ходил на игры, на которых, как полагают, происходили крупные драки. Да, мы получали удовольствие от этого, и иногда это выходило за рамки. Но, как правило, все-таки это было скорее шоу, чем что-то другое. Точно так же, как это происходит на самом футбольном поле. Но это расписывалось так, что можно было подумать, произошло нашествие инопланетян. Правда искажалась. Всегда находился кто-нибудь, кто выдумывал истории, смешивая правду и ложь. Но что еще хуже, обычному человеку нравится верить лживым россказням. Спасает народ от необходимости прилагать умственные усилия. Люди не думают самостоятельно. Именно поэтому Политика – такая куча дерьма. Это все про то же – про безмозглых сопляков, выстраивающихся в линию, подчиняющихся своим хозяевам.Есть такой парень Большой Боб Вест. Он ходит на матчи Юнайтед как оловяннный солдатик, каждую пятницу. И каждую пятницу вечером, тоже как солдатик, он начинает сатанеть. И дело тут не в алкоголе.Сатанеет он так, как если бы с цепи сорвался. Нажирается пива, но столько, чтобы не вырвало, затем полирует это Дело двойным виски. После этого он не становится беспокойным или печальным, ничего драматичного, просто сидит молчаливо до десяти часов, и вы не знаете, о чем он, блядь, думает. Все к этому времени, как правило, уже тоже напиваются, поэтому увидеть его ведущим себя не совсем обычно кое-что значит.Большой Боб служил в армии во время войны с Ираком и, думаю, там он насмотрелся такого, от чего любого бы из нас стошнило. Говорил нам, что здесь, дома, ничего не знают о том, что там делалось, что тысячи, десятки тысяч иракских детей выкосило оружием, к которому, нам говорили, мы должны относиться с уважением. Это война высоких технологий, и армия Ирака была беспомощна. Ее призывники – деревенские парни и несколько солдат контрактников, пытавшихся удержать их на линии огня. Говорил, что союзники тысячами зарывали трупы бульдозерами после того, как иракцы оставили Кувейт, что мы убивали их, когда они отступали, стреляли этим бедным педрилам в спины. Говорил, что янки называли это охотой на индюшек. Выстраивались в большие очереди, чтобы атаковать с неба. Каждый хотел поучаствовать в убийстве. Говорил, что мы никогда не будем знать правду.Первый раз, когда он начал доставать этим одного парня в пабе, ребята стали немного раздражаться. Они знали, что он сам делал те же дела и не был одним из этих пацифистов. Но, тем не менее, они не хотели слушать новости такого рода. То же самое касается и меня. Я имею в виду, Хуссейн был настоящим долбоёбом – сделать все то, что он сделал – даже если он и начинал при британской поддержке, но глубоко в душе ты хотел верить во всю эту хуйню про стратегическое оружие и умные бомбы и черт знает, что там ещё. Это значит, что ты можешь взять пару банок пива, сесть перед ящиком и наслаждаться специальными сообщениями и съемками с места событий, которые они показывают вам по ТВ. Это больше похоже на фильм, чем на что-либо другое, и хотя ты далеко оттуда и живёшь своей гребанной собственной жизнью, ты чувствуешь себя как бы причастным, потому что они убедили тебя, что ты и твоя жизнь как-то связаны с этим.Но Боб никогда не был истеричен. Я всматривался в его глаза, когда он начинал свои расбказы, и они не бегали, как это бывает у людей, которые пытаются произвести впечатление. Он не был одним из тех пиздюков, которые хотят, чтобы все думали, что в них есть что-то особенное или что они заботятся о своих товарищах или что они отличаются чем-то, как этот парень,,которого я сделал в Манчестере. Он говорит больше для себя, чем для нас, не пытается ныглядеть более крутым, чем есть на самом деле. Ничего эмоционального, он просто осознал несколько простых истин. Некоторые парни из Юнайтед слегка наехали на него в первый раз. И я задумался, не получится ли так, что Боб проделал весь путь до Кувейта и назад целым и невредимым, а затем закончит тем, что его порежут в Восточном Лондоне. Им приходила в голову мысль, что он был предателем или что-то вроде этого, но я понял кое-что из того, о чем он говорил, когда справился с первой реакцией от испытанного мною ужаса. Может быть, это было связано с тем, что дедушка рассказывал мне, что значит быть солдатом, но скорее всего, в большей степени это было связано с футболом.Я знаю, что СМИ всё искажают. Мне случалось видеть, как власти делают из мухи слона, но сейчас считается, что времена изменились, словно вы изменили все в этом мире и это последнее и окончательное воздаяние. Они забрали весь этот блеск, но сейчас, когда мы ушли глубоко в подполье, у них нет ни единого шанса. Говорят, что опасные хулиганы восьмидесятых повзрослели и начали новую жизнь – продают наркотики и занимаются мелким мошенничеством. Но всегда появляются новые таланты, и много повзрослевших ребят все еще на своих местах. Во время больших матчей знакомые лица выходят из леса, укрывшись в тени, используя свой опыт, обманывая или переигрывая камеры. Большой черный крест отметил это место. Время идет, и кто знает, через пять лет может и я подохну, удовлетворюсь тем, что просто буду сидеть где-то сзади и предоставлю более молодым париям возможность сказать свое слово. Но я по-прежнему буду там на Стамфорд Бридж. Это не может измениться.Игрок Норвича выдал прекрасный длинный пас, разрезавший защиту Челси, и эти фермеры загнали мяч в сетку. Мы матерились и кричали этим подонкам ебашить назад на свои капустные грядки, словно они могли услышать нас. Харрис сидел с Чёрным Полом, Мартин Хоф качал головой, Род выкрикивал оскорбления, крича о резиновых сапогах и искусстве ебли свиней. Легавый посмотрел в нашу сторону, но оставил нас в покое. Нам всем понравился этот гол. Точный пас на сорок ярдов, обработка форвардом мяча в одно касание и удар с ходу под перекладину. Но ты не встаёшь и не аплодируешь вражеской команде. В нашей среде нет места такого рода поведению. Никаких щелей в нашей кольчуге – ты должен стоять крепко и быть верным всегда, и самое главное – преданность своей команде. Представить миру объединенный нерушимый фронт.Иногда это может означать сокрытие своих чувств, но не так чтобы часто и никогда до какой-то серьезной степени. Верно, это хороший гол. Стоит увидеть. Но ни один из нас не имеет желания быть справедливым. Нам этот гол не доставил удовольствия, хотя мы и признаем мастерство его авторов. Мы – Челси, и этим все сказано. Здесь нет места нерешительности или расколу. Они не являются частью уравнения, и пока игроки Норвича празднуют забитый гол, мы кричим им: «Начинайте играть, дети тупых свиных зоофилов. Они не умеют читать и писать, но, по крайней мере, они могут водить трактор». Мы все ржём.Первый тайм закончился, и я иду отлить. Там целая очередь парней, проталкивающихся вперед. Пиво дает о себе знать. Никто не хочет бегать в туалет во время игры, рискуя пропустить что-то интересное. С каждым случалось, конечно, выбрать момент, когда вы думаете, что сможете спокойно отлучиться, и на поле ничего не произойдет. Вы выходите, пробиваетесь к писсуару и чувствуете оргазм облегчения, и внезапно громовой шум толкает твои яйца прямо к гландам, как тогда нога этого подонка из Щиллоулла – фатальное прикосновение. Челси забивает, и ты настоящий козёл – пропустить такой момент. И все «довольствие, которое ты получил оттого, что удалось наконец-то отлить – разрушено, и ты бежишь назад в своих обмоченных джинсах – вот чего стоит потеря концентрации. Возвращаешься на свое место. Твои друзья уже успокаиваются и ржут над тобой, потому что ты пропустил самый яркий момент. Такое рано или поздно случается с каждым. И потом весь следующий год ты держишься до перерыва перед тем, как осмелишься рискнуть в следующий раз. И тогда это случается снова. Такова печальная закономерность.Я взял чашку чая и вернулся на свое место. Марк и Род о чем-то толкуют с Харрисом. Он говорит им о Ливерпуле. Что окна их автобуса выбиты фэнами-новобранцамн. Автобус был на пути из Ливерпуля, и пять или шесть пацанов выскочили бог знает откуда и бросили топор в окно. Стекло задержало его полет, но, тем не менее, он врезался в бок Билли Брайту. Мы расхохотались, потому что Билли только что потерял работу, а Бог любит Троицу. Так что тогда следующее? Этому парню лучше не высовываться какое-то время.Он потерял правую руку на уроке труда еще пацаном, но рассказывал ребятам, что засунул кулак одной черной тёлке, и она начала корчиться, говоря ему, какой он охуеиный жеребец. Говорит, что он начал вытаскивать кулак потому, что она кончала, и он должен был вспомнить свои фашистские принципы. Не хотел доставлять удовольствия черной низшей расе. Но он вытаскивал слишком быстро и оказался на запястье короче. Эта история всегда вызывает смех. Билли никогда не рассказывает про это, когда Черный Пол или Джон рядом.Марк решил немного позабавиться и втереть соль в старые раны. Спрашивает меня, помню ли я тот случай в Нор-виче, когда мне и Роду досталось. Я кивнул, и он рассказывает Харрису эту историю о том, как Норвич сделал нас у Рода немного покраснело лицо, выдавая его смущение, и я надеюсь, что кровь не прилила к моему. Марк знает, что он достал нас. Харрис громко смеется, то же делает и Мартин Хоу, стоящий за ним. Они смеются, потому что Норвич – пустое место. Это не то место, где тебе выдают по полной программе. Это оскорбительнее всего, что только может быть. Получить по морде от кучки фермеров. Такие истории расходятся быстро. Я чувствую себя немного униженным, говорю Марку, что он пиздобол и пытаюсь отшутиться. Говорю ему, что по крайней мере я был там, в отличие от некоторых.