Джим, казалось, раздумывал.

— Да не знаю я ничего, — протянул он. — Конечно, я б мог кое-что разузнать, если мне от этого выгода будет. 1

— Пять долларов тебя устроят?

— Еще бы!

— Ну, вот и ладно. Ты тут походи, присмотрись. А я буду тебе ведра засчитывать, так что в убытке не останешься. Смотри, может, что важное и разнюхаешь.

— А вдруг ты меня ребятам продашь? Я тебе расскажу что-нибудь, а они узнают. Живьем меня съедят.

— Об этом, Нолан, не беспокойся. Если управляющий тебя на службу возьмет, в обиду не даст. Соберут урожай, глядишь, тебя на постоянную работу определят, механиком при насосе или куда еще.

Джим призадумался.

— Обещать ничего не берусь. Присматриваться, конечно, буду, узнаю что — расскажу.

— Ну и молодец. Получишь за это пятерку да и место хорошее.

— Пойду поговорю с тем задиристым, — сказал Джим, — по-моему, он что-то знает. — И пошел к указанному дереву. Парень как раз спускался с полным ведром.

— Ага, пришел. Сейчас ведро отнесу и вернусь.

Джим взобрался по лестнице на яблоню, уселся на толстую ветку. Ветер донес грохот сортировочного конвейера и запах свежего сока невдалеке был пресс. Издалека долетело шипенье и пыхтенье маневрового паровоза.

Парень ловко, по-обезьяньи вскарабкался на дерево и сурово бросил:

— Как до дела дойдет, возьму камень побольше да угощу эту сволочь!

Джим попробовал подход Мака.

— Такого славного парня? За что ж это? И когда это — «как до дела дойдет»?

Парень присел рядом.

— А ты не слышал, что ли?

— О чем?

— А не донесешь?

— Не донесу.

Парень выкрикнул:

— Мы забастовку затеваем, вот что!

— Забастовку? У нас же отличная работа! Чего бастовать-то?

— Так нас во всем надувают! В бараках полно вшей, хозяйский бакалейщик дерет пять процентов. И нам же еще плату урезают! Если сейчас им спустить, на хлопке они нас еще крепче прижмут! И там обдерут как липку! А ты будто сам не понимаешь!

— Говоришь складно, — согласился Джим, — ну, а кроме тебя, кто бастовать будет?

Парень недобро прищурился.

— Больно много знать хочешь.

— Не очень. Но кое-что выяснить надо, а ты не говоришь.

— Ничего я тебе и не скажу. Нельзя пока. Придет время — узнаешь. Мы людей хотим объединить. Уже все готово, скоро мы такую заваруху устроим! Сегодня кое кто из нас на совещание соберется, а потом мы и остальных обо всем оповестим.

— А кто главный-то?

— Не скажу. А то все прахом пойти может.

— Ладно, не хочешь — не говори.

— Я бы сказал, да только обещал никому ни слова. Придет время — узнаешь. Ты ведь с нами выйдешь?

— Как сказать! Я ж не знаю ничего, как мне с вами выходить.

— Ну, смотри, кто нас заложит — тех не пощадим. Прямо тебе говорю.

— Мне жизнь дороже. — Джим повесил ведро на сук и не спеша принялся наполнять. — А к вам на совещание нельзя попасть?

— Никак нельзя. Там только верхушка соберется.

— Это ты — верхушка?

— Не последняя спица в колеснице.

— Ну и кто же еще в этой верхушке?

Парень подозрительно уставился на Джима.

— Не много ли знать хочешь. Все. Больше ни слова. Сдается мне, что ты — подсадная утка.

Джим наполнил ведро, опустил на землю.

— А что, ребята все свои дела прямо на деревьях и обсуждают?

— Еще чего! Где ты все утро-то пробыл?

— Здесь. Работал. На хлеб себе зарабатывал. И работа эта мне по душе.

Парень злобно сверкнул глазами.

— Ты мне зубы не заговаривай. Вот спустимся — тог да уж с тобой поговорю.

Джим добродушно подмигнул — он перенял это у Мака.

— Ладно, не кипятись. Конечно ж, я с вами буду, когда подниметесь.

Парень глуповато хихикнул.

— Ну и горазд ты голову морочить!

Джим отнес ведро, аккуратно выложил яблоки.

— Который час?

Учетчик взглянул на часы.

— Половина двенадцатого. Ну как, разузнал что?

— Как бы не так! Парень — трепач отчаянный. Все обо всем знает прямо газета ходячая. После обеда покручусь возле других ребят, посмотрю.

— Побыстрее бы надо! Ты машину водить умеешь?

— Ну, допустим.

— Глядишь, удастся тебя водителем пристроить.

— Вот здорово! — И Джим зашагал к яблоням. Синевшие на деревьях и лестницах люди беседовали. Джим подошел к сгибающемуся под тяжестью яблок дереву, там уже собирали двое.

— Давай к нам.

— Спасибо. — И Джим принялся рвать яблоки. — Что то разговоров сегодня поутру много, — отметил он.

— Еще бы. Да и мы толковали. О забастовке, как и все.

— Раз многие о забастовке толкуют, так тому и быть.

Второй сборщик подал голос сверху, с дерева.

— А я тебе, Джерри, говорю, не к добру все это. Конечно, зарабатываем мы не ахти сколько, а забастуем — и того лишимся.

— Да какие это заработки! Зато потом больше выйдет. На яблоках долго не задержимся, на хлопке работы побольше. Так вот, я так рассуждаю: на хлопке хозяева сейчас очень к нам присматриваются. Дадим мы сейчас слабинку, они нас потом в бараний рог согнут. Я так рассуждаю.

— Что ж, разумно, — улыбнулся Джим.

Второй сборщик не сдавался.

— И все ж не по душе мне это. К чему свару затевать. Сколько людей пострадает. Смыслу в вашей забастовке нет. Если и прибавят сколько так ненадолго.

Джерри спросил;

— Что ж, если все ребята забастуют, ты работы не бросишь?

— Нет, Джерри. Я, конечно, заодно с ребятами буду. Но только все это мне не нравится.

— А организация-то у них какая есть?

— Не слыхал, — ответил Джерри. — Собрания еще не было. В общем, пока отступать от своего нам не след, а поднимутся ребята — и я с ними, я так разумею.

На упаковочном пункте засипел гудок. — Обед! — обрадовался Джерри. — У меня там под ящиками бутерброды припрятаны. Хочешь?

— Нет, спасибо! — отказался Джим, — мне надо с приятелем встретиться. Он оставил ведро у учетчика и пошел на упаковочный пункт высокое беленое строение с платформой для по грузки. Сортировочный конвейер затих. Подойдя ближе, Джим увидел мужчин и женщин. Они сидели на платформе, свесив ноги, и обедали. На другом углу собралась группа человек в тридцать. В середине кто-то горячо говорил. Джим слышал лишь отдельные восклицания, слов разобрать он не мог.

Ветер унялся, солнце стало припекать. Когда Джим подошел к собравшимся, от группы отделился Мак, в руках он держал два свертка.

— Привет, Джим. Вот наш обед: булочки и ломтики ветчины.

— Отлично. Я проголодался.

— Да, от язвы желудка гибнет наших ребят больше, чем от пуль. Ну, а какие у тебя успехи?

— Головокружительные! С ума сойти! Я встретил парня, который все-все знает. Сегодня вечером, оказывается, «верхушка» соберется на совещание.

Мак рассмеялся.

— Что ж, кстати. А я-то уж беспокоиться стал, когда, думаю, «посвященные» начнут по секрету делиться «тайнами». Чем быстрее эти «тайны» станут достоянием всех, тем лучше. А как настроение у ребят, боевое?

— Во всяком случае, разговоров много. Да, чуть не за был. Учетчик предложил мне пять долларов и постоянное место, если я разузнаю, что затевается. Я пообещал.

— Вот и ладно. Глядишь, немножко на стороне подработаешь.

— Так что же мне ему передать?

— Ну… скажем так: пока это стихийная вспышка, пронесет. Скажи, поводов для тревоги нет. — Он резко повернул голову: к ним неслышно подошел грузный человек в грязном комбинезоне, лицо у него было вымазано до черноты. Он подошел чуть не вплотную и воровато огляделся.

— Меня из комитета послали, — прошептал он, — ну, как дела?

Мак с изумлением воззрился на него.

— Не пойму, о чем это вы, мистер?

— Все вы понимаете. В комитете требуют отчет.

Мак недоуменно посмотрел на Джима.

— Псих, наверное, о каком-то комитете толкует.

— Вы знаете, о каком, — и едва слышно человек прибавил, — товарищ.

Мак резко шагнул вперед, лицо у него потемнело от гнева.

— Где это ты таких словечек поднабрался?! «Товарищ»! Если ты из красных, то не по адресу обратился. Катись-ка отсюда, да поживее, пока я ребят не позвал.